Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Французский император ответил очень любезным посланием. Он соглашался на переговоры и очень хвалил молодого царя: «Я желаю мира и буду рассматривать как счастливое событие тот момент, когда Ваше Величество обратит внимание на интересы своей страны и на благо своего народа… Я никоим образом не сомневаюсь в личных качествах императора Александра, но я хорошо знаю всю силу того влияния, которое уже в течение трех лет на него оказывают. И его добрые и благородные желания дают совсем другой результат. Он хотел быть миротворцем и благодетелем Европы, но благодаря своему окружению стал главным двигателем раздора, происходящего на континенте. Я много переписывался с императором Александром, и моя связь с ним оставила в моем сердце память о его доброте и о его высоких достоинствах. Сейчас он молод, он приобретет потом больше опыта и, конечно же, сделает все то добро, которое он желает Европе и человечеству. Я надеюсь, что тогда он воздаст больше справедливости моим чувствам, моей откровенности и дружбе, которую я пытался засвидетельствовать ему во всех наших связях»[490]. Не жалея любезных фраз, Наполеон тем не менее на перемирие не соглашался.
Хотя переговоры и не нашли своего материального воплощения, любезности сыпались со всех сторон. В штаб-квартиру императора прибыл баварский курфюрст, который не смог встретить императора в Мюнхене и помчался в Линц, чтоб засвидетельствовать свое почтение, а кроме того, завершить переговоры о бракосочетании его дочери, юной принцессы Августы Баварской, и Евгения Богарне, приемного сына Наполеона. Узнав об этих переговорах, генерал Гиулай как бы невзначай заговорил о том, что и императору пора бы заключить приличный брак – развестись со старой бесплодной Жозефиной и жениться на молодой принцессе… например, австрийской.
Все эти переговоры, постоянные появления парламентеров на аванпостах, наконец, даже хотя и очень неопределенные, но все же разговоры о возможном браке Наполеона и дочери австрийского императора, конечно же, не остались секретом для офицеров как французских, так и австрийских. «Не проходило дня, чтоб к нам не приезжали парламентеры или переговорщики, без того, чтобы не было какого-нибудь частного перемирия… – рассказывает офицер из императорской свиты. – Никогда еще не было похода, где дипломатия играла бы такую большую роль»[491].
В результате сложилась весьма странная ситуация. Передовые отряды, как французские, так и австрийские, толком не знали, что им нужно делать: то ли воевать, то ли мириться. «На аванпосты прибыл парламентер, который заявил от имени австрийцев, что у них есть приказ командования прекратить сражаться»[492], – доложил Мюрат императору 9 ноября.
С другой стороны, отношения между русскими и австрийцами весьма накалились. Действительно, если встать на позицию простого австрийского офицера, то роль русской армии должна была представляться ему весьма странной. Сначала всем говорили, что война будет победоносной, так как несметные силы русских придут на помощь австрийской монархии. Вместо несчетного войска пришла маленькая армия, она быстро прошагала в сторону Баварии, а потом столь же быстро принялась шагать в обратном направлении. И, как оказалось, даже и не думала защищать Вену. Как следствие, между генералами возникли острые споры, а младшие офицеры смотрели на своих союзников чуть ли не как на врагов. Мюрат докладывал императору сведения, полученные от пленных. «Большой разлад царит между русскими и австрийцами. И те и другие осуждают друг друга в трусости. Австрийские офицеры, которые обедали здесь сегодня [в аббатстве Мельк. – Примеч. авт.], попросили у монахов, чтобы те не давали еды русским: “Это трусы. Они бросают нас, даже не вступив в бой”. Русские отвечали, что они отступают потому, что они малочисленны»[493].
Эта необычная военно-политическая ситуация поставила на пути русского главнокомандующего гигантские трудности. Его армия оказалась как бы в вакууме и надежду на спасение могла черпать только в собственной решительности и отваге. Но, с другой стороны, она и создала неопределенность, которая вконец сбила с толку и без того не слишком далекого политика, каким был лихой командир французской конницы Иоахим Мюрат. И Кутузов не преминул воспользоваться своими блестящими талантами психолога и стратега…
Глава 10. Два сюрприза
С самого начала мы видим, что абсолютное, так называемое математическое, нигде в расчетах военного искусства не находит для себя твердой почвы. С первых же шагов в эти расчеты вторгается игра разнообразных возможностей, вероятность счастья и несчастья. Эти элементы проникают во все детали ведения войны и делают руководство военными действиями по сравнению с другими видами человеческой деятельности более остальных похожим на карточную игру.
К. фон Клаузевиц. О войнеПока Наполеон находился в Линце и вел дипломатические переговоры, ситуация на «шахматной доске» так запуталась, что одно за другим последовали события, поистине невероятные и удивительные, достойные авантюрного романа.
Седьмого ноября авангарды Мюрата приближались к Санкт-Пельтенскому плато. Расстояние между этими войсками и главным штабом императора в Линце достигло почти 100 км. С учетом того, что погода оставалась из ряда вон плохой и дороги представляли собой грязное месиво, нормальная связь между главнокомандующим и его ближайшим подчиненным нарушилась. Требовалось более двух суток для того, чтобы адъютанты могли совершить поездку туда и обратно, передать рапорт и получить инструкции. А ситуация менялась буквально каждый час. В результате отважный командир французской конницы оказался предоставлен сам себе, и ему отныне нужно было самому принимать важнейшие стратегические решения. О том, что из этого получилось, будет рассказано в этой главе.
Уже в этот день (7 ноября) Мюрат и следовавший за ним по пятам Ланн стали догадываться, что союзники вряд ли примут сражение на Санкт-Пельтенском плато. Ланн написал императору: «Русские генералы говорят, что они хотят дать бой под Санкт-Пельтеном. Я в это совершенно не верю. Они оставляют без выстрела самые лучшие позиции… Впрочем, завтра мы узнаем, действительно ли они хотят принять битву у Санкт-Пельтена»[494]. А Мюрат доносил в это же время: «Слуга графа Гиулая, которого мы на некоторое время задержали здесь, рассказал этим вечером, когда он отужинал с моими [слугами или адъютантами? – Примеч. авт.] и хорошенько выпил, что германский император желает покинуть Вену. Он добавил, что не видел на дороге из Вены никаких войск, кроме тех, что бегут перед армией Вашего Величества, и что багажи русской армии направились по дороге к Кремсу, и что они, очевидно, будут отступать в Богемию»[495]. Буквально через несколько часов Мюрат
