Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся эта диспозиция по ее какому-то извращенному построению очень напоминает распоряжение Макка под Ульмом, а затем Вейройтера под Аустерлицем: «Die erste Kolonne marschiert… die zweite Kolonne marschiert… die dritte Kolonne marschiert…» Войска разделялись на многочисленные колонны, которые шли по разным маршрутам и должны были соединиться в назначенное время в назначенных точках. При этом брались в расчет только пространственные соотношения, предполагалось к тому же, что все пройдет гладко и не возникнет никаких помех и осложнений.
Разумеется, труды великого Клаузевица появятся только после Наполеоновских войн. Через несколько лет после их завершения выдающийся немецкий теоретик с предельной ясностью сформулирует законы, которые правят в хаосе боевых действий. «Война – область недостоверного; три четверти того, на чем строится действие на войне, лежит в тумане неизвестности… Война – область случайности; только в ней этой незнакомке отводится такой широкий простор, потому что нигде человеческая деятельность не соприкасается так с ней всеми своими сторонами, как на войне; она увеличивает неопределенность обстановки и нарушает ход событий… Война – область физических усилий и страданий; чтобы не изнемочь под их бременем, нужны духовные и физические силы… делающие человека способным переносить испытания»[514].
Великие полководцы, такие как Цезарь, Тюренн, Суворов, Наполеон, действовали именно так, и не читая Клаузевица. Эти принципы для них были врожденными подсознательными истинами. Подобно персонажу из комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» господину Журдену, который «говорил прозой, сам того не зная», они действовали именно так, хотя и не сформулировали эти принципы теоретически. Действительно, на войне лучшими планами являются самые простые, а великим тактиком можно назвать не того, кто сочиняет хитроумные диспозиции, а того, кто, понимая специфику войны, принимает решения простые и ясные, умело оперируя моральными категориями, которые пронизывают всю ткань военных действий.
Диспозиция Шмидта полностью игнорировала моральные категории, была чрезмерно сложной и совершенно не брала в расчет такие элементарные соображения, как возможные сбои в выступлении колонн, плохое качество дорог, трудность в отсутствии средств связи, подобных современным, управление разбросанными отрядами. Что касается Кутузова, можно не сомневаться, что не он составил этот странный, не учитывающий реалий план. Однако он был главнокомандующим, за ним оставалось окончательное решение. Он мог отбросить этот план и принять другой. Но Михаил Илларионович, будучи блистательным политиком и великолепным стратегом, был, судя по всему, неважным тактиком. То ли полагаясь на таланты Шмидта, то ли из желания дипломатично отдать первенство в исполнении удачного боя австрийскому генералу, он принял к исполнению несуразную диспозицию…
Ночь с 10 на 11 ноября для русских и французских солдат была тяжелой. «Мы расположились в долине уже впотьмах, – рассказывает в своем дневнике полковник Таландье, тогда унтер-офицер 4-го легкого полка. – Снег покрывал землю, холод пронизывал нас насквозь. Мы использовали жерди, которыми подпирают виноградные лозы, для того чтобы развести бивачные огни. Эта ночь… была столь же длинной, как и тяжелой. Мы с нетерпением ждали рассвета. Неприятель располагался недалеко от нас. Он оставался на своих позициях, не производя против нас никаких наступательных действий. Мы видели только малое количество бивачных огней среди гор и холмов»[515].
Как уже отмечалось, около семи часов утра, с рассветом отряд Милорадовича двинулся вперед. Очень скоро русские и французские передовые части столкнулись. Французские аванпосты были выбиты из деревни Ротенхоф, а затем батальоны Милорадовича двинулись на французов, стоявших перед Унтер-Лойбеном.
О том насколько участникам боя сложно объективно оценивать соотношение сил, говорит фраза из мемуаров Федора Глинки, который находился в рядах отряда Милорадовича: «Чем более продвигались мы вперед, тем явственнее открывались великие силы (!) неприятеля. Длинные гряды скал и гребни гор унизаны были его пехотой и спешившеюся конницей, лучи восходящего солнца играли на светлом оружии гордо на высотах стоящих строев»[516]. Этими «великими силами» была первая бригада дивизии Газана: 4-й легкий и 100-й линейный (см. приложение).
Пять русских батальонов, несмотря на потери от огня французских стрелков, дружно ударили в штыки на стоявший перед деревней 4-й легкий полк. Два французских батальона были опрокинуты, а третий батальон 4-го легкого не только был отброшен, но его вдобавок прижали к реке и чуть весь не перебили. Причем командир батальона Шевилле, дабы не дать в руки неприятеля батального «орла», утопил его в реке.
Однако успех русских пехотинцев был недолгим. Маршал двинул на помощь 4-му легкому 100-й и 103-й линейные полки. К тому же в бою в деревне русские понесли большие потери. В частности, по указанию маршала Мортье ферма на северной оконечности деревни была превращена в редут, который отчаянно обороняли роты карабинеров 4-го легкого полка и который русским солдатам так и не удалось захватить.
Когда же батальоны Милорадовича попытались выйти из деревни и развернуться, бригада генерала Кампана (100-й и 103-й линейные полки) и батальоны 4-го легкого ринулись на них в штыки. На этот раз в отличие от предыдущих арьергардных столкновений бой был отчаянным. Русские дрались с подъемом, потому что впервые в ходе этой войны перешли в наступление, французы – потому что их одушевляли одержанные успехи. В яростном бою французам удалось выбить русских пехотинцев из Унтер-Лойбена.
Таландье так объясняет успех французской контратаки: «Русских стесняли их длинные шинели, и их медленные движения давали нам большое преимущество. В результате мы одержали успех благодаря их неуклюжести и нашей стремительной атаке»[517].
Конечно, куда более сказались слаженные действия превосходящих сил французов, а не длина русских шинелей. Но так или иначе торжество французских батальонов было недолгим. Милорадович бросил в контратаку апшеронцев, поддержанных егерями. «Гренадерского Апшеронского баталиону капитан Морозов, пошед от деревни с двумя ротами вправо, а штабс-капитан Манько с двумя ротами влево, взяли деревню с редкой решительностью и тем более опасностью, что неприятель был в домах на крышах и дворах, который однако ж весь тут истреблен холодным оружием и прикладами»[518].
На этот раз Таландье пишет: «Бой пришлось вести со столь многочисленным неприятелем, что нам потребовалась еще больше отваги, чтобы удержаться на месте нашего успеха»[519]. Эту изысканную фразу нужно понимать, видимо, следующим образом: мы сделали все, что можно, но нас все-таки из деревни выбили. В любом случае, ни той ни другой стороне не приходилось стыдиться за своих солдат. Бой между первой бригадой дивизии Газана и передовыми батальонами Милорадовича был отчаянный, и потери с обеих сторон огромные.
Укрепившись в деревне, Милорадович попытался продолжить наступление. Однако все попытки выйти из деревни и развернуться окончились неудачей. В это
