Пловец Снов - Лев А. Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате тот, кого называли «сорок чётвёртым калибром», превратился в «сына Сэма». Судя по всему, Берковиц действительно ощущал себя ведо́мым. Это потом, уже после того, как из-за нелепой случайности – парковки в неположенном месте – полиция, наконец, сможет выследить и арестовать его, станет известно, что Сэм – лишь сосед Дэвида, с которым они практически не общались. Тем не менее Берковиц будет изо всех сил настаивать, будто именно этот человек с помощью телепатии внушал ему, как и кого убивать.
Многое в этой истории Горенову казалось знакомым и важным. Чему он мог научиться из неё? Во-первых, не стоит ездить на машине. Автотранспорт подвёл многих. Теда Банди удалось арестовать тоже из-за парковки. Во-вторых, сам Дэвид, сидя в тюрьме, написал так много, что у него даже появился собственный литературный агент. А в-третьих, письмо! Сочинить можно едва ли не по лекалу Берковица. «Привет вам из центра Санкт-Петербурга…» Выходит, все города пахнут одинаково? «… Привет от книжных вшей, бумажных клещей, моли и тараканов, что бегают по нескончаемым полкам библиотек… Даже если вы давненько не слышали обо мне, не стоит думать, будто я отправился на покой…» А они вообще догадываются о его существовании? От одного упоминания «сорок четвёртого» в те времена у ньюйоркцев дрожали коленки… «Нет, я всё ещё здесь. Как ночной призрак, алчущий, голодный, не знающий устали и движимый желанием угодить Честертону и По. Я обожаю свою работу!..» Что-то в этом духе. Следует продумать текст получше, но идея ценная: коль скоро люди не понимают намёков и иносказаний, нужно написать прямо, объединив в послании всё то, что у них не связывается воедино по скудоумию и невнимательности. Скажем, в городе есть Мариинский дворец, Мариинский театр, Мариинская больница… Все они названы в честь совершенно разных Марий. Но имя каждой из них было выбрано в честь одной и той же.
Горенов решил снова взглянуть на своё отражение в воде, но канала рядом уже не оказалось. Постепенно он углублялся в город. Создавалось впечатление, будто прежде Георгий здесь никогда не хаживал, хотя это практически исключено, принимая во внимание долгие годы прогулок.
Нахлынувшие мысли растеклись приятным спокойствием. Трудно жить, не зная, что делать. Вода же всё щедро наполняет смыслом, в ней праздно прозябать невозможно. В море сразу возникает цель. Одни, чтобы занять себя смешной задачей, играют в мяч на безопасной границе величественной стихии. Другие ныряют ко дну, собирая камни и ракушки. Третьи просто бултыхаются на одном месте… Впрочем, совсем не «просто». Подобное времяпрепровождение позволяет соли проникнуть в тело и укрепить здоровье. В воде смысл есть всегда! Он появляется сам по себе, рождается из пены, прекрасный, будто Афродита. В жизни тоже должна быть цель… Но многие лишь барахтаются…
Само море заставить работать не так легко. Это вам не реки, которые элементарно удаётся запрячь с помощью турбин. Так что жить лучше именно в солёной стихии. Недавно данное обстоятельство Горенову подтвердил его врач, настойчиво советовавший обязательно, минимум раз в год посещать курорты. Это имело значение и для костей, и для почек… Интересно, если бы Георгий остался в Таганроге, он стал бы бессмертным?
Но самый главный смысл в море доступен лишь пловцам. Они выбирают направление, ищут конечную точку, и та становится их целью. Многих выручают буйки – заметные пластиковые ёмкости, поросшие водорослями и ракушками. Иногда эти хранящие воздух сосуды противно трогать руками, но яркие пятна на водной глади удобно назначать финишем заплывов. Хотя на деле это лишь середина, ведь ещё нужно вернуться назад.
Бакены якобы маркируют пределы безопасной зоны моря. Но кто посмел её определять? Кто их расставил? Наверняка это сделал не Бог, а человек, и, значит, сами по себе они болтаются бессмысленно, хаотично, подчиняясь лишь людской безалаберности, а не высшему замыслу. Один – ближе, другой – дальше от берега. Нет никакой возможности отделить более опасное море от менее опасного, потому что оно едино, как ничто другое на свете. Буйки нужны только как суррогат цели. Временный, актуальный не дольше получаса, а затем меняющий своего Одиссея. Гораздо лучше дело обстоит на тех пляжах, с которых виднеется далёкий остров. Стремиться к нему куда приятнее.
Сначала вода кажется совсем светлой, солнечные лучи отражаются от дна и сразу выныривают обратно. Но чем дальше, тем темнее она становится, оставаясь той же самой. Если маршрут пролегает над густыми водорослями или рифом, то пловец попадает в полный мрак. Сердце бьётся чаще, волнение охватывает… А ведь это лишь свет и ничего больше. Его нельзя осязать, но когда он вокруг, тревоги почти нет. Такая морская боязнь темноты.
Потом появляются волны, принося дополнительные сомнения. Здесь они уже не те, что возле берега, более уверенные, наглые, злые. До поры удаётся владеть собой, но рано или поздно беспокойство берёт верх. Скорее всего, к этому времени пловец находится уже довольно далеко, а потому непонятно, в какую сторону путь короче – к острову или обратно. Однако, даже если половина расстояния осталась позади, всё равно плыть дальше – значит откладывать возвращение на сушу. Так куда? Принять не самое простое решение, качаясь на волнах, нелегко. Кажется, в любом случае утонуть существенно легче, чем вернуться или достичь пункта назначения. Тревога удесятеряется, но, как всегда, главное – не паниковать. Хотя одиночество, доступное в море, – сомнительный советчик.
Начинать заплыв лучше, загребая руками синхронно. Кто умеет – спортивным брассом. Другие – любительски, как придётся, не погружая головы. Можно по-собачьи. Такая техника совершенно не утомительна и в отсутствие волн позволяет плыть почти бесконечно. Впрочем, это «почти» так мало в тесны рамках бытия. А вот недалеко от цели рекомендуется переключиться на стремительный кроль. Этот царственный размашистый стиль очень подходит
