Ангел - Сергей Демченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И лишь тогда, как помнили и рассказали древнейшие предки тонхов, выжившие в тех страшных боях, — лишь только тогда дрогнули, как один, и шагнули, — подымая коленопреклонённых и обезумевших от увиденного тонхов, загоняя их в почерневшие от огневой копоти звездолёты, — немногие оставшиеся на полях ряды этих идеальных воинов. И побежали в страхе и ужасе тонхи… Не помня себя, набивались они в корабли, и те тяжело, словно раскормленные птицы, взмывали в чуждые им небеса, чтобы позволить очнуться далеко от их пределов… И прошли Труаргхи за ними, покорно отступающими, по пятам, — до самого конца Озера, запретив тонхам появляться здесь от того дня и навсегда, навечно. Проводив их на прощание так ничего и не выразившими глазами своими. И было непонятно, — рады ли они своей кровавой победе, или побеждать везде и всюду для них такая же данность, как для живых существ дышать…
Разбитые и униженные, лишённые покровительства и надежды, оскудевшие духом и числом, тонхи начали всё заново. Научились жить без Бога, поклоняясь лишь Пространству, самой Основе Жизни в нём. Помнили ещё какое-то время о пережитом, стыдились этого эпизода своего громкого прошлого. Пытались задавить эту жгучую, болезненную память. И пытались копить силы, с тоскою глядя в недоступные им отныне Просторы. Вновь развивались и наново покоряли свой последний Дом, воевали с соседями, переживали угасание расы, возрождались…пока из неизвестности к ним не пришло Это. Их ужас и смерть, позор и кара за неизвестные проступки. Непоколебимый, как неизбежность, Маакуа.
И тогда отчаявшиеся выжить и без того уже немногочисленные тонхи вспомнили свою древнюю Веру. Древнюю настолько, что основана была она ещё на почти затёртых временем словах Ииегуро. Который однажды вроде бы сказал, что грядёт Час, когда Он пошлёт к их порогу существо грозное и бессердечное, и будет оно спрашивать с тонхов за грехи и дела прошлого. Маакуа молчаливым камнем действительно упал на их Дом, и начался кошмар…
Теперь они на этой планете. И они всё ещё сильны. Сейчас они — самые сильные и могучие воины в этой части Системы. Другие пока не обнаружились. И Наагрэр втайне надеялся, что не найдутся таковые ещё тысяч десять лет. Пока они не будут в состоянии вновь воевать так, как умеют. Они либо столкнут эту Землю в пучину гибели, либо выживут сами, создадут здесь Дом, и рядом с ними будет их Бог. Тот, кто всё же вернулся, как и обещал. Пришёл из Небытия и нашёл, призвал своих детей к верности и новому, настоящему могуществу…
…Доленграна отвлекли от его невесёлых мыслей слова пилота:
— Мой Ведущий, мы почти на месте. Через несколько лоркерр мы будем садиться.
Он сжал кулаки и решительно посмотрел на люк выхода. Пусть история тонхов, как выяснилось, не так уж и безоблачна. Но он выйдет в эту ночь, встретит того, кто был так нужен его расе столько бесконечных времён, и они "напишут всё с белого листа".
Наагрэр едва заметно ухмыльнулся, — как же прав был отец! У этих презренных низших так легко подцепить, как заразу, действительно немало таких вот "забавных выражений"…
Глава VIII
…Происходящее напоминало кошмарный сон. Сержанту никак не верилось в то, что он не спит. От судорожно мечущихся мыслей, отвращения, омерзения и страха притихла, убралась в свои очаги и затаилась там даже нахальная боль, что недавно ещё смачно распиливала, деля на части, его почти неживое тело. Упорно тащившее его на плече по лабиринтам коридоров неутомимое и смрадное исчадие ада храпело, булькало, давилось, харкало, журчало и клокотало в порченных тленом глубинах своих на ходу так, будто из него выдернули блок, регулирующий очередность перепускания жидкостей и воздуха. И теперь вся его конструкция натужно захлёбывалась смесью разом хлынувших в одно место обильных мокрот, густой грязной слизи, дурно пахнущих пузырей застоявшегося в пазухах тела отработанных и гнилостных газов, и ещё каких-то сверхтекучих ядовитых субстанций. Казалось, что Долан вот-вот развалится на ходу. Упадёт, ломая себе в движении кости и теряя по пути куски плоти, словно они быстро сыпались бы с проезжающего грузовика наподобие валящихся из кузова кирпичей… Уронит на себя, даже почти внутрь самого себя, в гнилую и влажную кучу осклизлых прелых внутренностей и выливающихся из них экскрементов, Дика…
Последней должна бы отвалиться размолоченная в драные башмаки голова, что хлюпая и подпрыгивая по полу, покатится куда-нибудь в самый дальний и тёмный угол. Где и застынет, пялясь на белый свет ещё дрожащими краями мутно-белых разрывов лопнувших глазных яблок. И задорно оскалится остатками расшатанных в белых дёснах коричнево-серых зубов, криво скалящихся через почти отвалившиеся протухшие отбивные разорванных щёк…
Связист откровенно мучился. И одновременно был разъярён. Насколько может быть разъярённым человек, страдающий от боли и волочимый куда-то дохлым страшилищем. И тем, что он начисто лишён любой возможности сопротивляться, — тварь оказалось нереально сильна, а он не в той форме, чтобы хоть пнуть её от души. И ещё тем, что прямо перед его лицом находилась огромная дыра, из которой и воняли сейчас невыносимо те самые дошедшие до жуткой кондиции внутренности, свисающие почти под носом Дика из разорванной брюшины зомби. Робинсон, вихляясь и переваливаясь теряющим крепость мышц и связок телом, пёр его вперёд, держа на левом плече таким образом, что согнутый пополам Брэндон телепался головою в районе передней части его торса, почти у самого пояса. А потому ему в голову и приходили такие омерзительные мысли. Вдобавок тварь не умолкала в его голове ни на секунду!
— Долан успеет… Долан должен успеть до того, как он умрёт в свой второй раз… Хаара не простит бедняге Долану, если тот не справится! Не примет Долана в свой замечательный край…, - жалобно стенала она.
И нажимала на педали, как одержимая. Если судить по напряжённой вибрации и размашистой амплитуде телепаний мёртвого тела, они должны были выходить уже на орбиту, разогнавшись до второй космической скорости. Однако на деле выходило, что весь трясущийся и содрогающийся от напряжения, всё быстрее теряющий над собою контроль труп, тащился едва быстрее шагающего игрушечного робота. Именно это раздражало Брэндона более всего. Скачи тот бодрой лошадью, некоторое время можно было б и потерпеть эти пытки. И эту боль, вспыхивающую всё-таки время от времени, когда Дик от неё на неопределённый период терял сознание. И эти отвратительные, непереносимые запахи двухмесячного трупа, вспухшего и лопнувшего, как протёртая шина, на жарком солнце у выбросившего его водоёма. Запахи, — первое, что ощущал связист, выныривая вновь из забытья. Очевидно, в последний раз он провалился надолго. Потому, как только он пришёл в себя, то обнаружил следующее, — они почти подползали к крутой, чуть ли не отвесной лестнице, ведущей вниз. На второй и самый ответственный ярус убежища. Туда, где был первичный пульт управления самим бункером и пусковыми установками "Щита Возмездия". Восемнадцать мощнейших ракет. Наследие атомного безумия прошлого.
Перебивая все остальные запахи, из едва освещённого отверстия силами естественной тяги и усилиями вентиляции мощно тянуло сладковато-горьким амбре свежепролитой крови и выпотрошенных внутренностей. Смерть царила повсюду. Даже отсюда, из своего неудобного положения, несмотря на мучения, причиняемые усиленным притоком крови к голове, Дик умудрился рассмотреть, что внизу, где кончалась эта короткая и узкая лестница, ногами к ней лежит на животе труп солдата с явно свёрнутой шеей. Тем временем Джимми услужливо прокомментировал:
— Ага, Долан убил здесь человека. Того, что лежит внизу. Он не хотел пускать Долана туда, и Долану пришлось столкнуть его. И потом убил ещё много тех, кто там, внизу, напал на Долана… Видишь, человек, что бывает, когда кто-то мешает Долану выполнить приказ… У Долана приказ, человек. Очень важный приказ. И мы его с тобою сейчас выполним…
Уже совершенно машинально слушая эту и подобную ей болтовню царящего в голове мертвеца, Дик вдруг увидел то, что, казалось, могло подарить ему слабую надежду. Стараясь думать мимолётными фразами, он просто молча оценивал место, к которому они, теперь уже к счастью для Брэндона, так медленно тащились. У него будет время собраться. А потом у сержанта будет один шанс на всё про всё. Потому как если этому чёртовому Долану не понравится фокус, задуманный связистом, тот может сдуру убить своего пленника. "Пленник трупа, чтоб тебя разорвало!" — эта мысль подстегнула сознание, заставляя сердце забиться быстрее.
Потом Дик опомнился и даже перестал дышать. А ну как Робби прочтёт его голову, как книгу? И, присовокупив ко всему учащённое сердцебиение пленника, смекнёт, что дело нечисто?
…Над лестницей, на пару ступеней ниже уровня верхней площадки, нависал низкий свод толстенного перекрытия, окрашенный в косую, чередующуюся ярко жёлтую и чёрную полоску. Негабаритное место, как значится во всех правилах. И чтобы протиснуться вниз, на ступени, персоналу и солдатам приходилось сгибаться чуть не вдвое. Дабы не размозжить себе голову о бетон, окаймлённый по периметру стальным уголком. Дурацкое инженерное решение, но как раз таки оно может спасти Дику жизнь. По непонятной прихоти конструктора или по дебилизму строящего убежища инженера, мощные перила лестницы из стальной трубы, приваренной наглухо к торчащим из стен закладных, тоже чудили. Они выходили за пределы лестницы и торчали до самого левого угла стены! Поднимаясь при этом изгибающейся толстой змеёю параллельно углу вверх, чуть не на высоту груди Дика. Это строительное безумие было именно тем, что нужно!!! Расположение перил, самой лестницы, её крутизна, низкий проём, несколько ослабивший хватку щебечущий всякую ахинею, забывшийся в спокойствии обвисшего связиста зомби…, - всё это говорило о том, что может выйти крайне удачный трюк. Возблагодарив небеса и болванов строителей, Дик мгновенно просчитал весь нехитрый план. Когда-то в колледже Брэндон вполне серьёзно занимался спортивной гимнастикой, и сохранил гибкость тела и его атлетизм. Что и позволяло рассчитывать на успех. О том, хватит ли ему сил на этот финт именно сейчас, сержант старался не думать. Если ему суждено погибнуть, лучше попытаться сделать хоть что-то, чем быть тащимым, как баран, на заклание. И Дик решился. Собрав волю в кулак, он ждал. Не напрягая пока тела, дабы не насторожить ходячее пугало, он старался «договориться» на несколько самых важных для него секунд с болью. Та немного повыделывалась, надув губы — и, о чудо! — покладисто решила ненадолго исчезнуть.