Шторм - Старлинг Борис

Чуть более двух дюймов.

Кейт перелистывает перекидной блокнот и набирает номер Томаса Хеммингса.

– Доктор Хеммингс, это старший детектив-инспектор Бошам.

– Доброе утро, офицер...

– Доктор Хеммингс, вы помните следы дуба, обнаруженные сзади на головах жертв? Тех, которых убил человек, оставлявший змей.

– Конечно.

– Мог их оставить молоток? Вы знаете, такой, которым пользуются судьи и аукционисты?

– Ну, я... Это были ушибы, следы тупых ударов. Я полагаю, мы все пришли к выводу о том, что жертвы упали или их толкнули о деревья, но – да, их могли ударить молотком, я уверен.

– Характер повреждений согласуется с этим?

– Да. Правда, это не значит, что они были определенно нанесены именно названным предметом, однако данная версия вполне имеет право на существование. Вы поняли, что я имею в виду?

– Я поняла. Но вы уже сказали то, что мне нужно знать. Спасибо, доктор.

Она кладет телефонную трубку и несколько секунд смотрит в пространство.

Молоток, которым пользуются на аукционах распорядители торгов.

Молоток, используемый Джейсоном Дюшеном, который погрузил в фургон детей, предназначенных для аукциона.

Молоток, которым пользовался Черный Аспид, чтобы оглушить свои жертвы.

Круг сужается.

Кейт снова снимает трубку и набирает номер Фергюсона.

– Питер, это Кейт. Если какие-нибудь новости со свиного фронта?

– Я как раз собирался тебе позвонить. Есть одно заявление. Свинья зарезана ножом прямо в фермерском загоне. Дело было во вторник, рано утром. По словам фермера, он, должно быть, разминулся с нападавшим на секунды. Услышал визг, и, когда поспел на место, свинья еще не сдохла.

– А утром в четверг?

– Никаких сообщений.

– Как зовут фермера?

– Майкл Гилкрайст. Живет рядом с Инверьюри-роуд.

– Майкл Гилкрайст? Это же...

Она точно знает, кто это. Муж Джин.

Фергюсон называет ей телефонный номер. Она записывает его, кладет трубку и тут же набирает номер Гилкрайстов.

– Джин Гилкрайст.

– Джин, это Кейт Бошам.

– Привет, Кейт, как дела?

– Послушай, можно я задам тебе странный вопрос?

– Валяй.

– Заглядывал ли в ваш дом Джейсон?

– Джейсон Дюшен?

– Да.

– Да. Довольно часто. Я думала, ты бывала одновременно с ним.

– А когда он был в последний раз?

– О, несколько месяцев тому назад. Он приезжал на выходные. Когда переживал из-за развода и все такое. Майкл подумал, что было бы неплохо слегка его приободрить. Ты ведь знаешь, каков Майкл. Кончилось тем, что он уморил беднягу до полусмерти на ферме.

"На ферме. О господи".

– Здорово! Ты мне здорово помогла, Джин. Большое тебе спасибо.

– А к чему все это?

– Расскажу тебе потом. Мне пора идти.

Круг сужается.

Черный Аспид убил свою мать. Должно быть, у него было несчастливое детство.

Что, если Джейсон участвовал в незаконной транспортировке детей не просто ради денег? Что, если он, в неком извращенном смысле, идентифицировал себя с ними? С бесправными детьми, над которыми измываются как хотят и никому нет до этого дела? А вдруг он захотел отомстить за то, что было сделано в детстве с ним? Или захотел избавить этих детей от повторения его судьбы? Решил, что таким способом оказывает им благодеяние?

Ред говорил о событиях, которые могут послужить толчком к проявлению мании. Как правило, это стрессы, такие как потеря работы или близкого человека.

Развод.

Развод, а потом паром. Достаточно, чтобы подтолкнуть любого.

Круг продолжает сужаться.

Может быть, контрабандист и убийца – это один и тот же человек?

У Черного Аспида есть имя и лицо. Может быть, это имя и лицо Джейсона Дюшена?

Он пытается ускользнуть от фурий – увертывается, петляет, старается постоянно быть хотя бы на шаг впереди них. Три раза переезжает с квартиры на квартиру, дважды меняет работу – во второй раз устраивается в "Укьюхарт". Культурный, начитанный, знающий – именно такой сотрудник им и нужен.

Однажды, пролистывая местную газету, он видит объявление: любительская драматическая труппа приглашает всех, чувствующих в себе способности к творческой самореализации, попробовать свои силы. Это кажется ему логически оправданным шагом, расширяющим пространство его жизни. Правда, попав в эту компанию первый раз, он видит, что слово "любитель" подходит им всем как нельзя лучше. Энтузиазма у членов труппы хоть отбавляй, но они поражают своей дремучей некомпетентностью, которой – вот уж стыд и позор – бравируют. Чуть ли не гордятся. Забывают строки из роли, встают на сцене не туда, но нет чтобы смутиться, знай покатываются со смеху.

Он принимается менять этих людей и с этой целью предлагает им взяться за дерзкий проект, затрагивающий серьезные вопросы жизни, смерти и состояния человеческой души. Пора отучать их от пустоты и легкомыслия. Они сомневаются и робеют.

– Чего вы боитесь? – спрашивает он. – Только того, что можете потерпеть неудачу?

– Но ведь мы недостаточно хороши для раскрытия такой темы, – возражают они. – Мы не профессионалы и занимаемся этим только ради удовольствия.

– А что может доставить большее удовольствие, чем успех, достигнутый при решении по-настоящему трудной, серьезной задачи? – парирует он. И делает им предложение: он найдет для них подходящую пьесу, а уж там, ознакомившись со сценическим материалом, они сами решат, играть или не играть.

Он дает им "Орестею". Поначалу они не собираются ставить всю трилогию и согласны взяться только за "Агамемнона", однако он утверждает, что в этом не будет смысла. "Орестея" едина в своей троичности, это тезис, антитезис и синтез – непослушание, горе и воздаяние. Нужно играть всю историю.

Его энтузиазм и убежденность таковы, что они соглашаются. Это его победа. В Древней Греции при постановках "Орестеи" у некоторых женщин случались выкидыши. Именно такого эффекта он и хочет добиться.

Он в центре всего, главный герой, человек, на которого все они смотрят и которого слушают. Он ведет с ними свою игру, но она позволяет им добиться того, о чем они даже не мечтали. Неделю "Орестея" идет при переполненных залах, а рецензенты утверждают, что любительская труппа в данном спектакле превзошла многие профессиональные коллективы. Каждый вечер он оживляет на сцене собственную жизнь, возвышенную до пантеона. Воспоминания о забытой жизни.