Невозвращенцы - Михаил Черных

И ярлы, и простые хирдманы его не понимали. Они уже захватили половину замка, что раньше практически никогда не удавалось. Добыча была богатой, и ее во всю носили и грузили на драккары. Один только Александр ходил мрачный. Причем его расстройство было не из-за того, что не получили добычи, что могли понять хирдманы, а из-за того, что сорвался такой красивый план. Вообще, эту цитадель он воспринял как личный вызов.

Скинув давно надоевшие ему тряпки и облачившись в привычную одежду, Александр подобно неупокоенному духу бродил по крепости и искал что-нибудь, что поможет ему в деле. Вскоре его поиски были вознаграждены.

В угловом сарае он нашел катапульту в исправном состоянии. Похоже ее не успели вытащить на стену, так быстро они захватили внутренний двор. К сожалению он не нашел ни одного к ней снаряда, похоже все они хранились в самом донжоне, хотя зачем ограненные камни так охранять, он не понимал. Теперь Александр рыскал по крепости в поисках одинаковых камней, которые можно было бы использовать как метательные снаряды. Но ничего не находил. В приступе ярости он уже был готов отдать приказ своей дружине, чтобы они начали разбирать часть крепостных зубцов по камешку, когда в своих поисках он добрел до старой конюшни, в углу которой стояли две телеги чугунных горшков — груз другого купца.

Это было то что надо. Все горшки были приблизительно одного веса, небольшого размера и большой массы — в качестве зарядов для катапульты просто прелесть. Александр стал перебирать их руками, взвешивая, а сам погрузился в мысли.

«Ну уж теперь держись, Аларейкс. Теперь я разнесу твою башню по кусочку, а мои воины повеселятся обыскивая развалины. Вот уж и ярлы тогда зауважают меня гораздо больше. Я для них стану не тупым берсерком, а ярлом. Ровней!». На этом моменте плавное и радостное течение мыслей прервалось некой неправильностью. Руки, которые продолжали исполнять последний отданный приказ, при перебирании горшков наткнулись на какой-то слишком тяжелый, настолько тяжелый, что его не то, что легко подбросить заметно прибавившими сил рукой нельзя было, но даже и с места сдвинуть. Александр вернулся на грешную землю и с удивлением осмотрел этот странный горшок.

Горшок был совершенно обычным на вид, разве что только чуть грязнее остальных. Но какой тяжелый! Александр еще раз попробовал его сдвинуть одной рукой, потом двумя, и только с напряжением всех своих сил ему удалось приподнять его и сбросить из телеги на пол. Горшок упал с каким-то мягким стуком. Перевернув его ногой Аскель убедился в своих предположениях: бок горшка помялся.

— Из свинца он что ли? — подумал вслух ярл и решил разобраться.

Он вышел из конюшни на улицу, остановил первого попавшегося на его пути хирдмана, взял у него топор и вернулся к загадочному горшку. Для начала он легонько ударил его обухом. На горшке появилась вмятина. Потом ударил посильнее — вмятина получилась более глубокой. После этого он решился: развернув топор лезвием он ударил со всей силы, и чуть не провалился вперед. Топор легко рассек этот псевдочугунный горшок пополам. Подняв с заметным усилием с пола половинку Александр тупо уставился на желтый срез стенки. Аккуратно поскреб пальцем, полюбовался на царапины, окинул неверящим взглядом гору горшков и дико захохотал.

Все еще хохоча он вышел во двор, отдал воину его топор и приказал найти и прислать ему сюда обоих ярлов. Немедленно.

— Чем бы они там не занимались, хоть девок мяли, хоть землю удобряли, пусть все бросают и бегут сюда, — подчеркнул Аскель.

Воин кивнул и бросился исполнять приказ, про себя думая, что третий ярл спятил. Удивленные таким запросом и Эгиль, и Соти вскоре зашли в сарай. Вскоре все находящиеся во дворе могли слышать дружный дикий радостный смех, с поминанием всех богов, уже трех ярлов.

Именно в этот момент они оказались как нельзя ближе к поражению. Поняв, что инкогнито их груза раскрыто, охранники бросились в атаку. Пока ярлы наслаждались видом золота, по задней стене донжона, скрытой от взглядов со двора, с ловкостью пауков, десяток охраны по веревке спустился на землю. После этого во дворе началась резня.

Неизвестно, кем были эти воины, но сражались они так, как не сражался никто. Умело чередуя, когда надо сомкнутый строй, а когда рассыпной, десяток кровавой косой прошелся по двору, оставляя после себя стонущих раненных и окровавленные трупы викингов. Их оружие, вроде бы совершенно обычное на вид, оказалось сделано великолепного булата, а доспехи из лучшей стали. Выбежавшим ярлам хватило одного взгляда, чтобы понять всю серьезность ситуации. Во все стороны посыпались крики-приказы. Очнувшиеся лучники со стен стали метать в наступающих стрелы, а пока те закрывались щитами, оставшаяся дружина опомнилась и быстро сбила щитовой строй. Из задних рядов передним передавали копья. Вскоре сражение стало «правильным» и высокое мастерство уже не могло спасти сопротивлявшихся до последнего охранников.

Внес свою лепту в битву и Аскель. Вспомнив рассказы Гудреда он аккуратно прикусил с внутренне стороны губу, и, морщась от боли, выдавил на язык капельку крови. Эффект не замедлил сказаться. В этот раз Александру, может из-за малой дозы крови, может из-за того, что он постепенно привыкал к обороту, удалось запомнить почти все. До этого быстрые и незаметные удары врагов стали медленными и неторопливыми, под которые можно было с легкостью и поднырнуть, и перехватить, и отбить. Александр находился слева от основного строя викингов, поэтому он бросился на правый край строя противника. Вырвав и отшвырнув в сторону крайнего, не забыв быстрым движением свернуть ему шею, Александр с ревом быстро бросился на второго. По стечению обстоятельств им оказался командир отряда. Услышав рев он среагировал с такой скоростью, что даже смог отбить удар топора берсерка! Некоторое время они сражались почти на равных, пока до ярла не дошло, что ему то не страшны раны. С неким трепетом он пропустил один рубящий удар по ребрам.

Обычное оружие в руках обычного человека не способно причинить вреда берсерку, но этом случае что-то одно, или оба, из списка оказалось далеко от обычности. Боль была страшная. Удар срезал с ребер широкий пласт кожи вместе с мясом и с противным звуком проехался по кости. Опомнившись и терпя боль Александр, пока меч противника все еще находился на излете удара вниз, сделал длинный шаг вперед и со всей яростью ударил противника головой. Хруст шеи врага подтвердил, что с ним покончено, но и Александру пришлось выйти из боя, оставив своим дружинникам остальных охранников.

Они полегли все, на с собой забрали почти четыре десятка хирдманов. Четыре десятка!!!

— Хорошо, что барон просидел в своей башне тихо, не вылез, — сказал Соти, вытрая с лица пот и брызги крови.

— Арр-ррр-аа! — это хотел подтвердить его слова Александр, но из его рта все еще вырывалось только рычание.

— Я думаю, теперь нам не взять башню. Слишком много потеряли…

— Да, — хмуро ответил Соти.

— Но и добыча просто сказочная.

— Это да, — уже с улыбкой ответил Соти.

— Надо справить тризну по своим воинам и отправляться отсюда.

— Что ж, так и сделаем, — согласился Соти, а все еще не умеющий говорить Аскель согласно мотнул головой.

На тризну собрали всех воинов, оставшихся в живых, а так же всех местных крестьян. Но последние этому не были рады. По поверью северян, каждый убитый им, после смерти навсегда оставался его рабом и служил ему в посмертии. Такие огромные потери, а всего погибло за время штурма около пятидесяти человек, требовали больших проводов. Прямо во дворе замка, из всех собранных с деревни и замка дров, которые притащили новые трелли, был сооружен огромный погребальный костер. На этот костер уложили всех погибших, при этом в руки им дали их собственное оружие — чтобы в небесных битвах им было чем сражаться, одели в доспехи — чтобы в дружине Одина их не считали за младших. Каждый викинг взял у своего мертвого друга что-то для себя лично, на память. После этого к костру подводили пленников и перерезали им глотки, чтобы боги точно пропустили храбрых воинов со стадом рабов в посмертие. Маленьких детей привязали к костру живыми. Александра, пытавшегося прекратить это, опять не поняли. Единственное, что ему удалось сделать, это в строгом порядке приказать своей дружине их долю крестьянских детей отпустить. (Уже много после, Соти мягко укорил Александра за излишнюю жестокость. И видя непонимание последнего разъяснил ему, что этим детям все равно не выжить — ведь семьи их мертвы, местный барон не будет заботиться о них, возни слишком много. Вместо этого он либо даст им просто помереть от голода, либо предпочтет продать их римлянам или Ганзе, которая распродаст маленьких детей по гаремам в Орду, там таких очень любят. «Уж лучше им быстро умереть, чем всю жизнь влачить такое позорное существование» — закончил промывку мозгов Соти.)