Следователь и Колдун - Александр Н. Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пустил деньги в оборот и утроил свое состояние. Я избавил провинцию от разбойников, изматывающих ее, полностью вычистив торговые пути от моих вчерашних знакомцев. Я построил дом в Аграбе, пил вино с самим падишахом, был осыпан его милостями, познал сладость власти и мерзость дворцовых интриг. Но все это не принесло моей душе успокоения.
Я построил дом для бедняков, лечебницу, в которую пригласил лучших знахарей и врачей государства. Я щедро платил им из своего кармана, и сподобился народного обожания. Я проложил новые торговые пути, сделал их безопасными, и стал главой торговой гильдии, сподобившись также и обожания тех, кто силен не властью трона, но властью золота. Я стал богатейшим человеком Халифата. Но и это не сделало меня счастливым.
И вот я встретил ее — прекрасную Жасмин, дочь падишаха. Она так поразила меня, что я уже был готов потратить свое последнее желание, дабы добиться ее благосклонности. Но этого не понадобилось. Мы полюбили друг друга, но счастье наше было недолгим: падишах, чувствуя во мне угрозу своей власти (а угроза сия более чем реальна: все мои друзья в торговой гильдии в лицо говорят мне о необходимости дворцового переворота, слишком многие хотят видеть меня на троне), и запер Жасмин в ее дворцовых покоях.
Ко мне подослали убийц, но я, к счастью, не разучился махать саблей. Приказать страже просто связать меня и бросить в темницу нельзя — это точно окончится дворцовым переворотом. Но падишах хитер: он сказал, что отравит Жасмин, если я публично не покаюсь в ужасающих вещах, вроде чернокнижества, растления малолетних и прочей дряни, дабы отвратить от меня друзей и толпу.
В воздухе пахнет кровью — моей, моей возлюбленной, или, что еще ужасней, кровью всех подряд. И, кажется, что выхода нет, однако же у меня еще есть один трюк в запасе.
Сейчас я загадаю свою последнее желание, спрячу печать с джинном в этом дневнике, дневник — в старой книге, книгу, в числе прочих моих книг, отправлю в библиотеку моего лучшего друга визиря Аль Хафи в качестве дара, и на этом закончится история Аллауд-Дина, разбойника, богача и несостоявшегося падишаха. Меня, конечно, оболгут в летописях, но я не скорблю; мне весело и легко на душе, потому что теперь я точно знаю, чего хочу пожелать.
И засим точка».
Остальные страницы в тетради были пусты.
Кроме последней, намертво склеенной с обложкой. На ней кто-то вывел алыми чернилами нечто вроде монограммы из двух сплетающихся букв — «А» и «Р». Сама же обложка была увесистой, слишком уж увесистой.
И теплой, почти горячей.
Двигаясь словно во сне, мальчик достал из-за пояса кинжал и аккуратно вскрыл нехитрый бумажный тайник.
Это даже трудно было назвать тайником: просто вмятина в плотной коже обложки, заклеенная несколькими слоями бумаги. Во вмятине лежало нечто маленькое, не больше пуговицы, завернутое в тонкий платок. А когда Асад развернул и его…
Печать оказалась меньше, чем описывал Аллауд-Дин — даже в маленькую ладонь Асада она поместилась целиком, неброская вещица из тяжелого темно-серого металла. На печати была гравировка: широко открытый глаз и несколько символов, которые показались мальчику чем-то похожими на римские цифры.
«Судьба, — подумал Асад, — если ты в очередной раз хочешь подложить мне свинью, то улыбаться ты будешь недолго. Я просто выброшусь из окна своей комнаты, и пусть все закончится. Слишком много обмана, и слишком мало хорошего вокруг. Слишком, слишком…»
А печать под его пальцами становилась все горячее и горячее.
— …эй, ты! Асад! Да, подойди-ка сюда! — Рахим подождал, пока мальчик не слезет с бруса, на вершине которого он уже полчаса балансировал с куриным яйцом на голове, аккуратно взял Асада за подбородок своими крепкими, но чрезвычайно ловкими пальцами и поцокал языком. — Ай-ай-ай, да у тебя, похоже, нервная горячка! Окунись в бассейн, разотрись как следует, потом на массаж и в кровать. Хватит с тебя на сегодня. Хреновы алхимики…
Асад кивнул и бросился прочь. Бассейн, массаж — все что угодно, лишь бы подальше от всех, лишь бы побыстрее оказаться в своей комнате, наедине со своими мыслями…
Молодой алхимик в «подвале» посветил Асаду в глаза маленькой колдовской лампочкой и равнодушно бросил через плечо:
— Надпочечники. Пока срежем стимуляторы роста и добавим закрепителей… Вот тебе чай и марш в постель.
…В комнате было тепло: печка еще не успела остыть. Асад открыл решетчатую дверцу, подкинул в чугунный цилиндр пару лопаток угля и нырнул в кровать, даже не раздеваясь. Мальчик достал из-под подушки дневник Аллауд-Дина, зажег волшебный огонек и открыл записки разбойника примерно на середине.
Свнцовая печать на его груди (он обвязал ее хитрым узлом и носил на шее не снимая) нагрелась и рядом с кроватью сгустилась тень. Тень трепетала, переливаясь едва заметными искрами, словно паривший в воздухе лоскут черного бархата.
«Почему ты снова перечитываешь эту книгу? Ты же запоминаешь все с одного раза?»
Слова джинна были просто мыслями, проникающими в голову мальчика откуда-то извне — забавное ощущение. Асад пожал плечами.
— Мне так лучше думается.
«А… И что же ты надумал?»
— Я думаю, что… А скажи, мне обязательно загадывать первое желание прямо сейчас?
«Ну что ты. Ты не связан никакими временными рамками. Просто забавно: редко кто думает две недели»
— Я вот что понял, — Асад закусил губу, — нужно сразу загадывать правильно. Чтобы прямо с первого раза. А второе желание — просто на всякий случай. Главное — не ошибиться в первый раз.
Тень ничего не ответила, но мальчик почувствовал, как по его сознанию скользнул тонкий лучик веселой иронии.
— Да, да! — горячо зашептал Асад, — именно так! Нужно один раз загадать правильно — и все!
«Ага. А что такое «загадать правильно?»
— Это… Ну, это понять, чего ты на самом деле хочешь, и пожелать именно этого.
«Звучит логично. И ты уже две недели думаешь, чего ты хочешь?»
— Я хочу стать бессмертным. — Асад вздохнул. — И я хочу стать колдуном.
«Я могу помочь тебе и с первым и со вторым. Пусть и с некоторыми оговорками»
— Да! Но я еще маленький. — Мальчик насупился. — А что если я вырасту, и захочу чего-то другого?
«Исходя из моего личного опыта, — ответила темнота, — могу сказать, что самые удачные желания — я имею в виду, такие, о которых потом не жалеют — загадывают в детстве. Дети еще умеют быть честными сами с собой. Беда в том, что ты уже
