Кремлевское кино - Сегень Александр Юрьевич

Сталин почувствовал злость интонаций режиссера.

— Мне как зрителю лучше знать, сколько я хочу смотреть серий и сколько это займет у меня времени. Если в Краснодоне молодогвардейцы подожгли биржу труда и она горела почти сутки, то в романе она должна сгореть за десять минут. Не могу же я читать целые сутки, как она горит. А в фильме она должна сгорать за полминуты, и я не собираюсь смотреть, как она горит десять минут, как в книге. В литературе свои законы построения сюжетов, а в драматургии свои, более сжатые, чем в литературе.

В. М. Молотов. 1945. [РГАСПИ. Ф. 82.Оп 2. Д. 1599. Л. 1]

Герасимов понял, что настал решающий момент и надо совершить подвиг во имя искусства, нельзя идти на поводу у этого назидателя. Он встал и гордо выпрямился:

— Иосиф Виссарионович, понимая всю ответственность своего заявления, я прошу вас отстранить меня от создания фильма «Молодая гвардия». Поручите эту работу другому кинорежиссеру. И пусть он режет созданный мной материал до одной серии, рубит фильму руки и ноги. Роман Фадеева получил широкую известность. Я не смогу в одной серии отобразить на экране события и яркие индивидуальности хотя бы основных героев книги, которых читатель успел полюбить. Заявляю твердо и убежденно: в одной серии это сделать невозможно.

Сталин вновь поднялся со своего кресла и пошел по ковровой дорожке, показавшейся Герасимову в тот миг обагренной кровью мучеников Краснодона. То там, то сям вверх взлетали клубы дыма, словно маленькие взрывы. Герасимов с чувством собственного достоинства сел, а Берия шикнул на него:

— Что ты делаешь, дурак? Соглашайся!

Наступила зловещая тишина, в которой Сергей Аполлинарьевич услышал, как Ворошилов прошептал Молотову:

— Помнишь, как в том анекдоте заяц ответил льву?

И тихо захихикал. Но Молотов не поддержал его юморка, а встал и тоже решительно заявил:

— Лично мне фильм понравился. Я с удовольствием смотрел две серии, не отрываясь. И хочу вам даже похлопать.

Он захлопал в ладоши, и Герасимов с недоумением увидел, что следом за Молотовым стали хлопать Ворошилов и Андреев, Микоян и Каганович. А Хрущев, Маленков, Берия и недавно введенный в состав Политбюро Булганин не аплодировали, с негодованием глядя на своих товарищей по Политбюро, Хрущев даже прошипел:

— Что за ярмарка тщеславия!

Сталин замер, глядя на пятерых аплодирующих, те перестали хлопать, и он с усмешкой произнес:

— Ну что вы аплодируете? Садитесь. Сталин же не сказал, что фильма плохая. Или, как говорит товарищ Герасимов, фильм. Надо подумать, как сделать картину еще лучше.

Он медленно подошел к севшему Герасимову и вдруг ласково положил ему на плечо левую больную руку:

— Я смотрю, вы очень упрямый человек. Как и ваш друг Фадеев. Ну, раз вы решительно настаиваете, черт с вами, делайте две серии. Только усильте роль партии. Когда ваш фильм… Я правильно говорю? Фильм? Так вот, когда ваш фильм будет готов, мы посмотрим еще раз. Товарища Большакова прошу создать для Герасимова все условия для работы. Это очень важная тема, средств жалеть не надо.

На другое плечо Герасимову он положил правую руку. А тот сразу почувствовал, как мгновенно испарилась его ненависть к назидателю.

— Спасибо, товарищ Сталин, — произнес он покоренно.

— За что же мерси? — засмеялся Сталин.

«Откуда это? Из какого-то чеховского рассказа», — мелькнуло в голове у режиссера, а Сталин сел в свое кресло и, повернувшись к нему, с минуту докуривал трубку, потом выстучал ее в пепельницу и произнес с явным уважением в голосе:

— И все-таки вы, Герасимов, очень упрямый человек! Очень упрямый! — Он повернулся ко всем: — Ну, или так… Товарищи Герасимов и Большаков могут быть свободны. Членов Политбюро прошу остаться.

Глава двадцать четвертая. Русский вопрос

Среди самых пленительных ощущений года — запах осенних листьев после теплого солнечного дня, когда эта желто-красная листва, подвялившись, источает неповторимый аромат. Откроешь вечером окно и не можешь надышаться!

В один из таких вечеров председатель Совета министров СССР в своем кабинете на Старой площади подошел к окну и не спешил раскуривать трубку, очарованный ароматом листвы. Видя это, министр кино Большаков замолчал.

— Вот природа, — произнес Сталин и принялся наконец поджигать табак. — Не ведает национальных распрей. Среди деревьев нет ни русских, ни армян, ни евреев, ни англичан. И цыган тоже нет. — Он помолчал, затем спросил: — Так что, вы говорите, Ромм?

— Я говорю, что Ромм, к примеру, не снял картину «Еврейский вопрос», он снял «Русский вопрос», — продолжил Большаков. — И великолепное кино получилось.

— Да, — согласился Сталин. — Ромм крупный художник, даже усатому его фильмы нравятся.

Усатым Иосиф Виссарионович стал нередко называть себя после того, как еще в первых числах сего года обсуждался проект памятника в берлинском Трептов-парке и скульптор Вучетич предложил в качестве эскиза трехметровую статую Сталина с картой полушарий в руках. Одно дело, если бы такое поставили у нас в СССР, другое — в Берлине. И он тогда сказал:

— Послушайте, Вучетич, вам еще не надоел этот усатый? А это что там? — спросил, указав на другой пробный макет под тканью.

— Тоже эскиз, — ответил скульптор, пока еще известный лишь бюстами Суворова, Кутузова, Багратиона и Дениса Давыдова, но они очень понравились Хозяину, и Евгений Викторович выдвинулся в лидеры среди ваятелей.

— Покажите.

Вучетич показал.

Афиша. Фильм «Русский вопрос». Реж. М. И. Ромм. 1947. [Из открытых источников]

— Тоже, да не то же, — оценил Сталин. — Совсем другое дело. Вот этого усталого солдата со спасенной им девочкой на руках мы и воздвигнем в Трептов-парке. Девочка — как символ возрожденной Германии. Только вместо автомата ППШ нужно символическое оружие. Как там Александр Невский? «Кто с мечом, тот от меча…» Меч! Вложите в руку меч! И впредь пусть знают все: плохо придется тому, кто вынудит его этот меч поднять вновь!

Докладная записка министра кинематографии СССР И. Г. Большакова К. Е. Ворошилову о награждении С. М. Эйзенштейна орденом Ленина. 21 января 1948

Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф И. Г. Большакова. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 125. Д. 589. Л. 16]

Сегодня Большаков докладывал главному зрителю о настроениях в среде кинематографистов, имеющих еврейские корни, а Сталин выслушивал его отнюдь не из праздного любопытства. В мае этого года по его инициативе и при его же постоянном давлении на другие страны родилось еврейское государство, Израиль. Это свое детище Иосиф Виссарионович рассчитывал видеть не просто союзником, а негласной заморской республикой Советского Союза. Но он ошибся. СССР первым признал новоиспеченное государство и организовал крупные поставки оружия, чтобы израильтяне могли бороться с накинувшимися на них со всех сторон арабскими соседями. Однако премьер-министр Давид Бен-Гурион, не желая подчиняться советскому лидеру, сразу взял курс на западные страны, ориентируясь прежде всего на США. Но и этого мало, прибывшая в Москву в сентябре посол Израиля в СССР Голда Меир тут же принялась агитировать советских евреев переселяться в Землю обетованную. Она организовала две демонстрации возле главной московской синагоги, куда оба раза съезжалось до пятидесяти тысяч евреев со всей страны, даже с Дальнего Востока и Камчатки. Они кричали о притеснениях их народа под игом Сталина и разжигали в своих единоплеменниках желание скорее покинуть Страну Советов. К такому повороту событий Министерство внутренних дел, возглавляемое генерал-полковником Кругловым, оказалось не готово, все приходилось решать на ходу, каждый министр получил задание выявить в своей отрасли евреев, проникшихся идеями сионизма.