Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Как дела на форту, земляки? - спросил их прапорщик.
Один из них степенно начал рассказывать:
- Поперва совсем табак было дело. Влез японец во внутренний дворик и уже добирался до казармы, да подошли матросики, дай бог им здоровья, и подсыпали японцу перцу. Сидит он сейчас там во рву и только бонбочки в нас швыряет, заслабела, видать, у него кишка. Дайкось прикурить, землячок. Со штаба, штоль, за вестями бредешь? Коло моста ховайся хорошенько, бьет он по нему из пулемета с обеих сторон, а откуда - не поймешь.
Поблагодарив солдат, Звонарев пошел дальше. Уже около самого моста рядом с ним упала бомбочка и, шипя, завертелась.
"Вот она, смерть-то, где" - мелькнула мысль, и в то же мгновение, инстинктивно схватив бомбочку, прапорщик швырнул ее далеко в сторону. Еще не успев упасть, она с грохотом взорвалась в воздухе, оглушив Звонарева. Он стремительно побежал по мосту.
Коменданта форта поручика Фролова Звонарев нашел у входа в потерну, ведущую в контрэскарпную галерею. Здесь же находились прибывший с матросами мичман Вася Витгефт и артиллерийский поручик Юницкий, страшно бледный и что-то бессвязно доказывавший Фролову, который только отмахивался от него.
- Идите в наш каземат, выпейте водки и не смейте наводить панику на людей, - решительно отчеканил Фролов. - Привет вам, - пожал он рук Звонареву. - С помощью молодцов господина Витгефта мы уже отогнали самураев на прежнее место и даже потеснили в капонире. Теперь они со злости забрасывают нас бомбочками.
Звонарев объяснил цель своего прихода.
- Не стоило Роману Исидоровичу так беспокоиться.
Пока жив поручик Фролов и хоть один из его трехсот молодцов - японцам не видеть этого форта, как своих ушей! Пойдем в каземат и выпьем с мороза стаканчик водочки, - пригласил он прапорщика.
- Я не пью, - отказался Звонарев.
- Я тоже вкушаю водку во благовремении и в умеренном количестве, но ради сегодняшней виктории выпью и стрелкам поднесу! Жаль, десятка-другого недосчитаюсь, - вздохнул он, - а ребята как на подбор - молодец к молодцу!
Когда я сюда прибыл, то меня предупредили, что здесь не солдаты, а сброд.
Ротный бил их по мордам и оптом и в розницу, фельдфебель с унтером вышибали зубы, сворачивали носы и скулы. На вылазку в секреты солдат загоняли побоями. Я все это отменил. Теперь во все опасные места идут только охотники. И представьте, никогда в них не бывает недостатка.
Звонарев с интересом слушал этого веселого и энергичного человека, сжившегося со смертельной опасностью, ежеминутно угрожавшей ему. Витгефт, легко раненный в кисть левой руки, кивками головы как бы подтверждал правдивость рассказа поручика. Зато Юницкий мрачно слушал коменданта форта.
- Вы бы, Георгий Петрович, полюбопытствовали, как ваши артиллеристы установили свои пушки, - обернулся к нему Фролов.
Поручик нехотя отошел от них и скрылся в проходе, ведущем на внутренний дворик форта.
- Вот уж золотце навязалось на мою голову! - кивнул вслед ему Фролов. Трус, хвастун и вдобавок ненавидит и презирает своих солдат, буквально за людей их не считает. А гонору-то сколько! "Мы, Юницкие, - старинный дворянский род, если бы не бедность, я бы мог служить хоть в кавалергардах", передразнил Фролов пошловатый презрительный тон Юницкого.
Офицеры прошли в каземат. Звонарев из приличия выпил с четверть стакана водки и закусил тягучей, как резина, старой кониной.
- С завтрашнего дня я перебираюсь к вам с командой артиллеристов и матросов-минеров, - объявил он.
- Превосходно! Мы втроем с вами и мичманом покажем японцам, где раки зимуют. Я дам вам письмецо прямо к вашему генералу, пусть поскорее забирает Юницкого.
Осмотрев затем весь форт, Звонарев уже при относительно спокойной обстановке вернулся в штаб, где ею ожидали с большим нетерпением. Выслушав доклад, Кондратенко поблагодарил прапорщика, затем Белый, Кондратенко и Звонарев в экипаже отправились с докладом к Стесселю, куда уже раньше уехал Никитин.
Вера Алексеевна встретила гостей в прихожей и тотчас же пригласила их в столовую, где уже был накрыт стол для ужина. После мороза и ветра накрытый стол выглядел особенно соблазнительно. Даже Кондратенко позабыл о своей болезни и оживился.
Освободившись от верхней одежды, все направились к Никитину, который священнодействовал у буфета с выпивками и закусками.
- Милости прошу по рюмашке коньячку, - угощал он, входя в роль любезного хозяина, - а затем попробуйте вот эти рыжики в маринаде изготовления самой Веры Алексеевны. Так и тают во рту. Вот балычок от Чурина, швейцарский сыр со слезой, не угодно ли отведать?
Генералы дружно чокались, выпивали, крякая от удовольствия, и с наслаждением закусывали. Звонарев скромно стоял в стороне. Стессель и его жена, казалось, не замечали прапорщика, все свое внимание отдав превосходительным гостям.
Заметив неловкое положение Звонарева, Кондратенко с подчеркнутой теплотой поднял свою рюмку за здоровье "храброго юноши, только что смело рискнувшего своей жизнью для установления связи с атакованным фортом". Белый тотчас присоединился к нему. Расчувствовавшийся Никитин не замедлил со слезами облобызать прапорщика... Супругам Стессель ничего не оставалось, как, в свою очередь, поздравить Звонарева с боевым успехом. Вера Алексеевна все же не преминула заметить, что почтительность к старшим является неотъемлемой частью хорошего воспитания молодых людей, За закусками последовал сытный и обильный ужин. Проголодавшийся Звонарев отдал должное кулинарному искусству Веры Алексеевны. Слегка отяжелев и опьянев от вина и сытной еды, он стал наблюдать за происходящим.
Шел оживленный разговор. Ничто не напоминало ни об осаде, ни о войне, голоде, цинге, тифе и десятках тысяч раненых, страдающих в госпиталях.
Сквозь плотно закрытые двери едва доносились глухие удары орудийных выстрелов.
- Слыхал, Василий Федорович, как сегодня отличились твои друзья самотопы?
- проговорил Стессель. - Оказывается, еще месяц тому назад Григорович получил сведения о предполагаемом на сегодня прибытии одного из пароходов с боевыми припасами и продовольствием, который должен был прорвать морскую блокаду. Он и появился у Голубиной бухты около полудня. Твои артиллеристы об этом ничего не знали и, когда пароход стал подавать сигналы, обстреляли его, решив, что он дает знаки японцам. Он отошел от берега, а тут к нему подлетел японский миноносец и увел с собой на виду у нас! Самотопы же появились лишь значительно позже. Так и пропали наши снаряды, а их там было несколько тысяч и сто тысяч пудов продовольствия.
- Арестуй немедленно, Анатолий Михайлович, всех адмиралов и перевешай как изменников, - вскочил с места Никитин. - Иначе я собственноручно их перестреляю.
- История столь невероятна, что заставляет меня сомневаться в ее правдивости, - отозвался Белый. - Моряки мне не рассказывали ничего подобного.
- Мы получили об этом подробное донесение от Романовского, - подтвердил Рейс.
- Я запросил адмиралов, - продолжал Стессель. - Представьте - они имели наглость обвинить во всем артиллеристов! Пароход, мол, должен был прийти вечером, а днем его никто не ждал, и крепости давно пора усвоить морскую сигнализацию.
- Во всяком случае, они должны были заблаговременно предупредить хотя бы Василия Федоровича, если это уж так секретно, - вмешалась Вера Алексеевна. Теперь ты, Анатоль, можешь потребовать, чтобы они поделились с крепостью своими запасами.
- Добром они этого не сделают, а применить силу - значит, начать в Артуре междоусобную войну, - ответил Стессель.
- Да, так или иначе, прозевали снаряды и продовольствие, которые помогли бы нам продержаться, по крайней мере, лишний месяц, если не больше, грустно проговорил Кондратенко.
- Тем лучше! Расстреляем все снаряды, кончится продовольствие, а с ним кончится для Артура и война, - живо проговорила генеральша.
- Ваши запасы, Вера Алексеевна, судя по сегодняшнему лукулловскому пиршеству, еще так обильны, что их хватит надолго, - заметил с улыбкой Кондратенко. - Вы уже отменили, Анатолий Михайлович, распоряжение Субботина о совместном размещении инфекционных больных и раненых? - обернулся он к Стесселю.
- Решил сначала поговорить с Балашовым. Фок уверяет, что это совершенно безопасно и только лодыриврачи не хотят возиться с больными.
- Подобное рассуждение граничит с преступлением. Надо в кратчайший срок исправить эту ошибку Субботина, - настаивал Кондратенко.
- Еще вопрос, ошибка ли это? Раз Фок настаивает, значит, здесь дело похуже, чем простая ошибка, - неожиданно отозвался Никитин, успевший основательно нагрузиться коньяком и водкой.
- Выпил ты лишнее, Владимир Николаевич, потому и несешь такие нелепости!
- резко остановил Стессель своего приятеля.
- Ну, пора, - встал Белый, - а то уже час не ранний.
Все стали прощаться. Кондратенко и Науменко пешком отправились к себе.