Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она почувствовала, что теряет сознание, и нырнула на заднее сидение машины, не дожидаясь, пока Жиль откроет ей дверь.
— Видели вашу дочь, мадам? — спросил Жиль с широкой улыбкой. — Она сейчас просто повсюду! Вы должны гордиться.
— Жиль, ни слова об этом, иначе мне дурно станет! Когда приедем, вы пойдете и купите все экземпляры этой поганой мерзости во всех киосках вокруг дома, я не хочу, чтобы в нашем районе такое увидели.
— Это не больно-то поможет, мадам… Слухи быстро распространяются.
— Молчите и делайте, что вам говорят.
Головная боль тугим обручем стянула голову. Анриетта вышла из машины и направилась прямиком домой, стараясь не встретиться взглядом с консьержкой.
Жозефина вышла за хлебом. И воспользовалась этим, чтобы позвонить Луке. Она постоянно занималась детьми, поэтому им удавалось видеться только после обеда, когда девочки были в школе. Лука жил на последнем этаже современного дома в Аньере, в большой студии с террасой, откуда открывался потрясающий вид на Париж. Теперь вместо библиотеки Жозефина ездила к нему. Он задергивал занавески на окнах, и получалась ночь.
— Я думаю о вас, — тихо сказала она в трубку.
Продавщица не спускала с нее глаз. «Может ли она догадываться, что я говорю с любимым человеком, с моим послеполуденным любовником?» — задумалась Жозефина, поймав пронизывающий взгляд булочницы. «Семьдесят сантимов!» — пролаяла та.
— Вы где?
— Покупаю хлеб. Гэри, вернувшись из школы, съел два батона.
— Завтра я вам устрою чай с пирожными, вы любите пирожные?
Жозефина зажмурилась от удовольствия. Из задумчивости ее вывела булочница, велевшая забрать батон и не задерживать очередь.
— Я только и думаю, что о завтрашнем дне, — продолжала Жозефина, выйдя на улицу. — Знаете ли вы, что теперь мои дни превратились в ночи?
— Я одновременно и солнце, и луна, вы мне льстите…
Она улыбнулась, подняла голову и увидела портрет сестры в журнальном киоске.
— Боже мой! Лука, если бы вы знали, что я вижу!
— Ну давайте угадаю, — ответил он со смехом.
— Ох, нет. Это совсем не смешно, увы. Я перезвоню…
Она немедленно купила газету и прочитала статью на ходу по пути домой.
Жозиана и Марсель ужинали у Жинетт и Рене. В комнату вошла Софи, их старшая дочь, и сказала, бросив газету на стол: «Посмотрите, порадуйтесь».
Они накинулись на газету и через минуту все катались от хохота. Жозиана смеялась так сильно, что Марсель велел ей прекратить:
— У тебя так начнутся схватки, еще родишь раньше времени!
— Ох, представляю себе рожу Зубочистки! — простонала Жозиана, и тут же умолкла под свирепым взглядом Марселя, который обхватил ее за пузо, чтобы удержать ребенка на месте.
Мадам Бартийе ждала Альберто к ужину. Этого всегда слышно, когда тащится сюда, так топает по лестнице, просто ужас. Она не любила выходить с ним на улицу. Все видят, что она выгуливает калеку. Пусть уж лучше приходит сюда. Жила она на третьем этаже без лифта. Альберто с трудом добирался до квартиры и приходил уже без сил. Она окрестила его Пулидором [68].
Из магазина мадам Бартийе принесла вино, хлеб и газеты. Она хотела поскорее прочитать свой гороскоп. Узнать, улыбнется ли ей наконец удача? Хромоножка уже достал. Совсем размяк, поговаривал, что разведется и женится на ней! «Вот какая незадача, — думала она, доставая покупки из пакета. — Чем больше я хочу свалить, тем крепче он за меня цепляется».
Она засунула замороженные продукты в микроволновку, открыла бутылку вина, метнула две тарелки на стол, смахнула с него сырную корку, прилипшую во время вчерашнего ужина, и присела почитать газету. А там увидела красотку мадам Дюпен в объятиях Гэри. Ну и ну! Она захохотала, хлопая себя по ляжкам. А парень не теряет времени, вот королевское отродье, связался с модной писательницей! Она завопила: «Максик! Максик! Иди сюда, посмотри!» Макс еще не вернулся. Последнее время он бывал дома все реже. Но ее это вполне устраивало, он уже не ребенок… Она зевнула, посмотрела на часы, где он шляется, этот Пулидор? И вновь, почесывая бока, принялась за газету.
Филипп зашел за сыном в школу. По понедельникам Александр заканчивал в шесть тридцать, потому что ходил на дополнительные занятия по английскому. Курс назывался «Английский+». Александр очень этим гордился. «Я все понимаю, папа, до единого слова!» Они шли домой пешком и разговаривали по-английски. Такой у них появился новый ритуал. «Дети более консервативны, чем взрослые», — думал Филипп, сжимая ладошку сына в своей. Его охватывала тихая радость, он старался продлить эти прогулки. Хорошо, что спохватился вовремя, а мог бы упустить парня, даже не заметив.
Александр рассказывал, как играл в футбол и забил два гола подряд. Тут взгляд Филиппа упал на газету с фотографией Ирис в витрине киоска. Он свернул, чтобы Александр не дай Бог ее не заметил. А уже на пороге квартиры Филипп, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
— Oh my God! I forgot to buy «Монд»! Go ahead, son, I’ll be back in a minute… [69]
Он вышел обратно, купил газету, прочел ее на лестнице, положил в карман пальто и надолго задумался.
Гортензия и Зоэ вместе возвращались из школы. Так бывало только раз в неделю, и Зоэ всегда по дороге училась: копировала независимый и высокомерный вид сестры, сходу покорявшей мужские сердца. У Зоэ это плохо получалось, но Гортензия всеми силами старалась добиться нужного результата. «Это же ключ к успеху, Заинька, давай! Ну напрягись, еще одна попытка!» Зоэ заметила, что сестра, узнав ТОТ секрет, стала гораздо серьезней к ней относиться, мягче разговаривать, меньше издеваться. «Да почти совсем издеваться перестала», — думала Зоэ, выпрямляя спину, как требовала сестра.
Вдруг они заметили на первой полосе газеты тетю в обнимку с Гэри. Ахнули в один голос.
— Так, спокойно, идем, как ни в чем не бывало, не обращаем внимания — объявила Гортензия.
— Но мы же вернемся и купим ее, когда никого не будет, ведь правда?
— А зачем? Я и так знаю, что там внутри!
— Правда? Гортензия!
— Не обращаем внимания, Зоэ, не обращаем внимания ни на что.
Зоэ прошла мимо киоска, не обернувшись.
Ирис сидела в кабинете, ее терзал смутный стыд. Пожалуй, она перегнула палку, анонимно отправив фотографии в редакцию газеты. Думала, выйдет забавно, будет какой-то отклик, который повысит ее популярность… Но реакция матери не оставляла сомнений: назревал большой скандал.
Они ужинали втроем. Говорил один Александр. Он рассказывал, как на футболе забил три гола подряд.
— Совсем недавно было два, Александр. Не нужно лгать, дорогой мой. Это нехорошо.
— Ну, я не помню точно, два или три.
Поужинав, Филипп сложил салфетку и сказал: «Думаю, надо отвезти Александра на несколько дней в Лондон, к моим родителям. Он давно их не видел, и февральские каникулы уже скоро. Я позвоню в школу, предупрежу их…»
— А ты с нами поедешь, мам? — спросил Александр.
— Нет, — ответил за нее Филипп. — Мама очень занята сейчас.
— Опять книга? — вздохнул Александр. — Достала меня эта книга.
Ирис опустила голову и отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.
Гэри спросил, можно ли взять последний кусок хлеба, Жозефина мрачно кивнула. Девочки молча наблюдали, как он собирает хлебом соус от овощного рагу.
— Что это вы как в воду опущенные? — спросил Гэри. — Из-за тех фотографий в газете?
Они переглянулись с облегчением. Он знал.
— Что, вас это беспокоит?
— Не то слово, — вздохнула Жозефина.
— Да ерунда, поговорят неделю и забудут… Можно немного сыра?
Жозефина протянула ему камамбер.
— Но… а мама? — спросила она.
— Мама? Ну уж наверно она бы Ирис навешала… Но ее здесь нет, и она не узнает.
— Ты уверен?
— Конечно, Жози. Думаешь, на Мюстикс читают эту поганую газетенку? Зато теперь все девчонки мои! Будут на шею вешаться! Я стану звездой школы! По крайней мере, на несколько дней…
— И больше тебя ничего не волнует? — спросила пораженная Жозефина.
— Видела бы ты английскую прессу времен Дианы! Тогда вообще был полный финиш! А можно я доем камамбер? А хлеба больше нет?
Жозефина огорченно покачала головой. Гэри был оставлен под ее ответственность…
— Ох, Жози, кончай париться из-за ерунды.
— Это для тебя ерунда! А представь реакцию Филиппа и Александра!
— Да пусть не принимают всерьез. Шутка, и все. А вот как снимки попали в ту газетенку, это интересно.
— А уж мне-то как интересно, — буркнула Жозефина.
Ирис опять начала светиться на телевидении. И выступать на радио. «Не понимаю, что за буря в стакане воды, — удивлялась она в одной из передач. — Если сорокалетний мужчина встречается с двадцатилетней девочкой, газеты почему-то не создают вокруг этого шумихи. Я — за равенство полов во всех отношениях».