Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - Эдуард Эррио

Г-н Жан Монтиньи, чье выступление вызвало министерский кризис, радовался открывшейся надежде составить левое большинство при помощи демократической внешней политики. «Оставаясь по-прежнему верными, – говорил он с одобрения г-на Кайо, – дружбе с Англией, в которой мы видим одну из главных основ нашей внешней политики, мы хотим работать над проблемой франко-германского сближения и оказать доверие республиканской Германии». Г-н Монтиньи энергично атаковал националистическую правую, «барахтающуюся между своим желанием главенствовать и властвовать и своими предрассудками и антипатиями»; он упрекал ее в отступничестве. Подняв кампанию против ревалоризации, она провела стабилизацию по низкой ставке, чтобы остаться у власти; после кампании против ратификации долгов она ратифицировала их без включения пункта о гарантии, без каких-либо серьезных оговорок.

Какой великолепный порыв! Какие бичующие слова! «Когда мы занимаем места в парламенте, – воскликнул г-н Монтиньи, – то делаем это для того, чтобы послужить своим принципам, в то время как вы, господа правые, цепляясь за власть, отказываетесь и отрекаетесь от своих убеждений». Подобная суровая мораль импонирует. Оратор с полным основанием упрекал правительство в том, что оно скрыло тот факт, что принятие плана Юнга влекло за собой эвакуацию Рейнской области. В Гааге г-н Бриан был вынужден отказаться от тезиса коммерциализации долгов, произведенной до эвакуации Рейнской области. Изложив внешнюю политику партии радикалов, Монтиньи закончил следующим образом: «Ее осуществление не только нуждается в объединении левых сил, но настоятельно требует его. Мы имеем право сказать нашим противникам: с вашим присоединением к политике мира обстоит точно так же, как и с вашим присоединением к республике. Вы примкнули к этой политике мира только для того, чтобы погубить ее… Объединение левых сил стало неотложной необходимостью». Г-н Монтиньи умолял г-на Леона Блюма пойти на это объединение. «Дорогой Леон Блюм, я прошу вас об этом; если вы пропустите этот случай, ставший международным[113], когда еще представится вам другой! Может быть, никогда!»

Я выступил в свою очередь и напомнил, что план Дауэса дал Франции 25 миллиардов франков, затем я подверг рассмотрению проблему Европейской федерации, предложенную Аристидом Брианом. Я указал, что магнаты ведущих отраслей промышленности Европы (сталь, поташ, азот, лампочки накаливания, труболитейная), не дожидаясь сближения государств или опережая его, организуют картели для защиты собственных интересов в ущерб интересам народов. Я предлагал Европе попытаться достичь того, что только что осуществила Америка на конференции в Гаване[114]. Г-н Дюмениль потребовал, чтобы моя речь была напечатана, хотя, быть может, впоследствии упрекал себя за свою благожелательность. К концу этого заседания г-н Даладье сообщил нам, что президент республики поручил ему формирование нового правительства.

На 27 съезде моей партии в Гренобле в октябре 1930 года я говорил о том, что радикалы должны трудиться для мира, не забывая ни на минуту о безопасности страны. Я выразил пожелание увидеть Германию и Францию примиренными, приветствовал республиканцев за Рейном, однако высказался против пересмотра договоров, потому что, сказал я, «я не верю в то, чтобы при удобном случае приняли в соображение этот пересмотр», и потому что впервые в истории договор 1919 года был дополнен Уставом Лиги наций, статья 19 которого открывала путь для разрешения трудностей, могущих «поставить под угрозу мир во всем мире». Я напомнил три принципа моей неизменной доктрины: безопасность, арбитраж, разоружение. После провала протокола я предложил, чтобы Франция приняла участие в конференции по разоружению и даже проявила инициативу. «Необходимо, – заявил я, – чтобы она делала это искренне, но со своей стороны я соглашусь на разоружение лишь в той мере, в какой оно будет одновременно проведено всеми нациями, и в той мере, в какой эти нации согласятся взаимно гарантировать себя от всех случайностей, с которыми мы должны считаться даже при беглом взгляде на карту». «В этой проблеме, как говорят математики, есть два фактора, из которых один – безопасность, должен расти по мере уменьшения другого – вооружения». Я настаивал на проблеме вооружения. «Мы не хотим, чтобы в случае чего страна оказалась безоружной и могла прикрыться лишь грудью своих сынов».

В октябре 1930 года маршал Петен прибыл в Лион на открытие памятника солдатам-лионцам, погибшим за Францию. В ночь с 12 на 13 декабря 1930 года страшная катастрофа потрясла наш город. Несколько последовательных оползней в Фурвьере разрушили ряд домов и погребли под развалинами 19 пожарников, в том числе одного капитана, одного полицейского, трех стражников и 16 гражданских лиц. Провал достигал 300 метров глубины.

Организация работ на Роне налаживалась очень медленно. Закон, утвердивший программу, был обнародован 27 мая 1921 года; устав общественной администрации был введен в действие лишь десять лет спустя, 13 января 1931 года. Участвовать в «Национальной компании Роны» было разрешено: а) следующим департаментам: Эн, Ардеш, Буш-дю-Рон, Дром, Гар, Эро, Изер, Луара, Сона и Луара, Рона, Савойя, Верхняя Савойя, Сена, Воклюз; б) коммунам, входящим в эти департаменты; в) профсоюзам этих коммун, торговым палатам и сельскохозяйственным палатам, чьи округа находятся, полностью или частично, на территории этих департаментов. К участию в «Национальной компании Роны» могли быть допущены промышленники, предприятия которых нуждались в электрической энергии и воде, акционерные общества и частные лица.

9 июня 1931 года на трибуну поднялся г-н Шассень-Гуайон, уполномоченный группы республиканского демократического союза. Послушаем его. «Господа, во время последних обсуждений бюджета важную роль сыграл страх перед избирателем… И все же он не заставил огромное большинство из нас… обратиться к мудрости… Я хотел бы признать теа culpa[115], смиренно повиниться и, если позволите, распространить этот акт на возможно большее число моих коллег… Мучимые угрызениями совести, некоторые мои друзья и я считаем, хотя мы, может быть, и не являемся самыми виновными, что в течение почти 18 месяцев, чувствуя приближение выборов, мы совершали, множили и нагромождали ошибку на ошибку, неосторожность на неосторожность, мотовство на мотовство… Мы растратили значительную часть средств, сэкономленных под руководством г-на Пуанкаре, нашего великого национального казначея, и большую часть созданных им резервов… Мы истратили все эти суммы без ощутимой и существенной пользы для того или иного класса наших сограждан… Потому что все эти безрассудные щедроты, способные ввести в заблуждение большинство, имеют скоропреходящий характер и вскоре не столько обогатят, сколько принесут несчастье тем, кто стал их объектом». Г-н Шассень-Гуайон критиковал затем бюджет, поистине «бюджет предвыборной пропаганды», сохраняющий равновесие только с виду.