Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин

Только перед спектаклем было свободных 1,5 часа, то есть с 15-ти до 16-ти обед, и потом нужно было прийти на репетицию в 17.30.

Васильев. — «Где бы мы ни были, в любой стране, в любом городе, надо помнить, что они (зрители) пришли к нам, а не мы к ним. Мы не собираемся для них петь, не собираемся для них что-то делать, мы не для них надели наши костюмы. Это надо помнить и из этого исходить. Действие, которое мы играем в присутствии публики, завершает наш день.

В эти дни в ваших репетициях были счастливейшие минуты драматического искусства. Я отвечаю за свои слова, я знаю…

И все-таки это разбилось, разбилось. Вот вопрос.

Когда вы теряете слух на невидимое, когда вы перестаете этим управлять, вы, ваша природа хватается за видимое, за известное, вот в чем опасность. Что это за соседи — свобода и несвобода? Долгими часами, днями, годами строгости обретается свобода. Это как попасть в мельчайшее отверстие иголочкой, дальше откроется свобода, но невероятная точность и строгость требуется. Свобода приходит к нам без нас… мы не можем ее взять, мы можем только организовать то, что видимо, добиваться точности и строгости и только двигаясь в эту сторону, организовывая эту точную, строгую жизнь, мы движемся к свободе.

Я не знаю… Я знаю, как рождается вещь, а как она стоИт — я не знаю.

Подмена — прекрасная вещь, только в том смысле, что она свидетельствует о силе инстинкта. То есть не может человек перестать действовать на сцене — лечь и умереть… он все равно заканчивает вещь, но при помощи подмены, значит, это и страшная вещь.

Всякий совет, данный многократно, перестает быть нужной вещью. Он переходит в навязчивую педагогику. В вас нет свободной подчиненности. Вы должны стремиться услышать с первого раза.

О чем вы думаете между гримерной (когда вы одеваетесь) и сценой? Человек мелкими действиями уничтожает все крупное. Одна подмена на невидимом уровне — и все. А невидимый мир разрушить гораздо легче и сокрушительней.

Часто советы выглядят нотацией… я понимаю… но вы должны понять еще и то, что говорящему тоже нелегко.

Итак, кто к кому приходит? Наиважнейший вопрос! Это наш дом! Во имя чего мы выходим? Что есть ткань, а что есть вышивка по ткани? Гармония, контакт, покой? Вы должны быть спокойны за работу…

Это представление не гражданское, у него особый смысл, это наше с вами открытие и наша с вами работа над познанием.

Страх, суеверия, магия и Господь… это не одно и то же. Это важно. Я много прожил. Но! Мы никому не советуем! не говорим — знаешь, старик, делай, как мы. Нет!»

27 апреля 1993 г.

Начало репетиции в 10.30, без перерыва до 15.00. 15.00–16.00 — обед. 16.00–17.00 — Васильев. 17.00–18.00 — вокал (Юрова, Котов). 18.00–19.00 — отдельные сцены. 19.00 — начало спектакля.

28 апреля 1993 г.

Итак, первый спектакль 27-го — комом, как говорится… Особенно начало, первая часть до перерыва… Нехорошее волнение и т. д. Делали свое дело. Самая главная беда — разбалансированность. Почти не слышали друг друга, одно забивало другое — пения сцены, сцены чтения и проч. Пели дурно… В общем, хреновато. Шеф и сам был неспокоен и делал ошибки в проведении… После третьей работы сделал перерыв, поговорил, немного успокоились и как-то выправили положение во второй части, но только «выправили». Общее ощущение туповатости и нестройности пало на весь вечер.

(Потом был скромный прием, без выпивки, по нашей просьбе. Осинский, Молин, Комосский Станислав, директор Стефи… и еще какие-то милые люди.) Потом опять говорили с Васильевым. Зато вчерашний спектакль (то есть 28-го), второй, просто блестяще. Это уже близко, близко к желаемому. Как музыка, как симфония голосов и звуков. Действительно, местами невероятной красоты достигали. Все как-то ладно получалось. После первого отделения все были в возбуждении, и второе началось с пронзительной тишины, высоко и прозрачно.

Замечательный вечер, отличный труд с надеждой на будущее.

Программа 27-го

1. «Нечистый». Бородина — Шнайдер.

2. «Мандрагоровы яблоки». Торнау — Толмачева.

3. «Иосиф читает перед Потеф…». Бородина — Альгулина.

4. «Разноцветные одежды». Лысов — Фандера.

5. «Рувим у колодца». Фандера — Яцко.

6. «Это я». Шнайдер — Яцко.

Начало в 19.00, окончание в 22.00, с одним перерывом.

Программа 28-го

1. «Нечистый». Лысов — Фандера.

2. «Мандрагоровы яблоки». Богданскайте — Зайкова.

3. «Второй год». Ширяева — Альгулина.

4. «Додо с Дуду». Фалин — Огарев.

5. «Суд». Фандера, Лысов, Сабатов.

6. «О любви отказывающей». Репецкий — Яцко.

29-го — последний спектакль.

1. «У колодца». Репецкий — Яцко.

2. «Двухголосая песня». Толмачева — Зайкова.

3. «Мандрагоровы яблоки». Белогурова — Бородина.

4. «У господина». Белогурова — Толмачева. Ширяева — Огарев.

5. «Они придут». Яцко — Чернова.

6. «Это я». Яцко — Шнайдер.

Только что закончился последний спектакль. Не лучший, к сожалению, спектакль. Кажется, все верно, но без воздуха… без движения и т. д. Жалко. Вчерашняя прекрасная удача оказалась единственной.

Сейчас 11.30. Сидим в зале. Шеф говорит. Печален. Заметно. Корит себя за педагогику… Что теряет как режиссер, занимаясь педагогикой.

«Когда вы играете в зале, не понимающем вашего языка, это самая чистая проверка. Если играете правильно, вас всегда будут слушать… Это так! Так. Ну, что. Мне с собой нужно разобраться и с вами. Как отвечать на эти вопросы… Мучи

тельная, тяжелейшая профессия. Господа, отдыхайте завтра. Порадуемся. В конце концов, не все мы хорошо еще ставим.

Надо, чтобы дорога была, и важно ее пройти. А сама дорога может быть несовершенной. Я давно говорю, может быть, уже и непонятно, но… Мучительно наблюдать, как между правильным и неправильным ничего нет.

Если сказать, что нет правил, значит, все зависит только от моего настроения…

Финита… спасибо».

29 апреля 1993 г.

Из Вроцлава выехали поездом ночью (в 2.40). На границе не обошлось без нервотрепки. Шеф «потерял» паспорт, перерыли все вещи, которых у него много… еле-еле нашли, слава богу. Я переволновался, совершенно реально его могли высадить из поезда.

Потом совершенно пьяный пограничник «нацельник», целый этюд… Он просто не стоял на ногах и не мог попасть штемпелем в паспорт. Это немного остудило ситуацию, посмеялись. Приехали в Прагу в 8.40 утра. Мне нужно было купить билеты обратно в Москву на 9 июня и после приехать в аэропорт. Какой-то проходимец сбил нас с толку, желая заработать свои 20 долларов. В результате чуть-чуть не опоздали на самолет. Тоже вполне реально могли опоздать. Пришлось брать такси и опять же тратить доллары. И опять повезло, и мы в самолете.