Мы выбираем звезды - Пол Андерсон

– Знаю, – перебила Чарисса, в голосе которой прозвучало нетерпение.

– Bueno, – продолжал Хью, порадовавшись про себя, что снова завладел вниманием девочки, – нам представляется, что Ахайя вполне созрела для того, чтобы переселить в нее крупных животных. К примеру, оленей. Но нельзя допустить, чтобы они уничтожили здесь всю траву; следовательно, вместе с оленями нужно переселять волков… Ну, и так далее. Меня послали проверить, все ли тут в порядке, не причинят ли животные какого-либо вреда…

– Олени?! – воскликнула девочка. – Волки? – Она бросила корзину наземь и захлопала в ладоши. – А орлы?

– Роr favor, – проговорил Хью, поднимая руку, – дослушай. Присутствие людей, которые живут в лесу, пускай даже их раз-два и обчелся, в корне меняет ситуацию. Пока вы здесь, мы ничего не сможем сделать.

– Вы нас выгоните? – Чарисса отпрянула. – Не посмеете! Шеф Гатри вам не разрешит!

– Конечно, не разрешит, – поторопился согласиться Хью. Черт возьми, подумалось ему, старина Гатри превратился в божка, в этакий сосуд мудрости и справедливости. – Не бойся, Чарисса. Честное слово, бояться нечего. Мы пересмотрим свои планы, только и всего. Не знаю, в какую сторону, но пересмотрим. И обязательно выслушаем тебя, твоих маму и папу. Мы вовсе не хотим, чтобы вам стало плохо.

– Спасибо, Хью, – произнесла с запинкой девочка, настроение которой, как то бывает у детей, мгновенно переменилось. Она потерла костяшками пальцев глаза, выпрямилась и торжественно заявила: – Мы сделаем так, чтобы хорошо было всем!

– Значит, ты меня поняла? – обрадовался Хью.

– Да. И мои родители тоже поймут.

– Сдается мне, – пробормотал он, – я сегодня повстречался с будущим.

– Какой ты серьезный! – расхохоталась Чарисса, пританцовывая вокруг юноши, и вдруг схватила его за руку. – Пойдем домой.

57

«То, что биосфера со временем выйдет из-под контроля человеческого разума, было ясно с самого начала. Мы готовы переправить на Деметру инструкции по созданию софотеха, который легко разрешит возникшие затруднения».

На вершине одного из холмов северной Арголиды росли три кипариса, согнувшиеся под напором ветра настолько, что казались невероятно древними. Впрочем, Эйко иначе их и не воспринимала. Что такое время? Всего лишь последовательность событий. Обо всем, что случилось за сотню лет, можно вспомнить в мгновение ока; мир, обреченный на гибель, принадлежит вечности.

Женщина посадила флайер у подножия холма и неуклюже выбралась из кабины. Если не считать немногочисленных деревьев – дубов, сосен, диких яблонь, что росли по отдельности или купами, – вокруг раскинулась травянистая равнина, этакое зеленое с серебристым отливом море. На западе возвышались горы, чьи пики воспринимались как зубцы огромной короны; на востоке сверкал океан, залитый светом альфы, что приближалась к зениту. По небу скользили редкие облачка, словно отороченные голубой каймой. Слышалось пение жаворонка. Ветерок, приятно холодивший лицо, принес аромат дикого тимьяна.

Когда-то Эйко буквально взбегала на холм, а сейчас поднималась медленно, едва переставляя ноги; она тяжело опиралась на палку и часто останавливалась перевести дух – а заодно полюбоваться окрестностями. Нет, жаловаться не на что. В конце концов, с тех пор, как она родилась, Земля успела сотню с лишним раз обернуться вокруг Солнца; Эйко знала, что приближается возрастной предел, до которого только и способна продлить жизнь клеточная медицина. Тем не менее, она почти не утратила прежней ясности мышления; вдобавок, у нее сохранились силы, чтобы в последний раз подняться на холм. Этого было вполне, вполне достаточно.

Взобравшись на вершину холма, она осторожно села прямо на траву в тени кипарисов, иголки которых светились точно множество турмалинов на фоне неба. От теплой на ощупь коры деревьев исходил сладкий запах, перебивавшийся, впрочем, ароматом розмарина, чьи заросли находились неподалеку. Над крошечными цветками оттенка небес вон над тем хребтом с жужжанием кружили пчелы. Если присмотреться, среди скал можно было различить белую полоску – водопад.

Сердце стало биться ровнее. Эйко посмотрела на замшелый серый валун, на котором частенько сидела, наблюдая за игрой света и тени, проникаясь его массивностью и – монолитностью. Сегодня она решила не забираться на камень, просто оперлась на тот спиной, чтобы он поделился с ней частичкой накопленного тепла. На женщину снизошел покой.

А с Неро, подумалось ей вдруг, ничего подобного никогда не происходило. Из вежливости он время от времени соглашался прийти сюда вместе с ней, и вид, который открывался с холма, ему явно нравился, однако он столь же явно не мог дождаться, когда они отправятся домой. Покой. Мир и покой… Эйко ни разу не пыталась переубедить Неро. Что ж, он наконец обрел покой – в водах разлившегося Скамандра; теперь его кости лежат где-то под утесами Трои; вряд ли он пожелал бы иного конца… Как давно это случилось… А годы, прожитые вместе, похожи на сон… И все равно, она отчетливо помнит луг… Какой? Где? Забыла! Ничего страшного. Неро тогда протянул руку, сорвал цветок апельсинного дерева и подарил ей, а в награду потребовал поцелуй. Словно вчера; она все еще слышит его смех…

– Эйко!

Женщина заморгала, потом огляделась по сторонам. В розмарине шелестел ветер. На ветку кипариса уселся иссиня-черный, как ночное море, ворон.

– Эйко, Эйко, – негромко повторил тот же голос.

Женщина выпрямилась, отогнала остатки фантазий.

– Кто меня зовет? – спросила она с запинкой, но без робости. – И где вы?

– Это я, Эйко. Кира.

– Ой!.. – Им уже доводилось встречаться подобным образом – правда, не здесь. Должно быть, в кустарнике спрятан динамик – так сказать, голосовые связки системы. – Я не знала, что ты…

Добралась сюда. Ведь все далеко не просто. Чем Кира видит – электронными датчиками или глазами ворона; чем слышит – теми же датчиками или крылышками пчел?

– Я не хотела мешать. Холм принадлежит тебе.

– Не говори ерунды. Я люблю здесь бывать, но…

– Знаешь, мне кажется, что теперь я гораздо лучше отличаю святыни от обыкновенных вещей.

– Все равно, – стояла на своем Эйко, на глаза которой вдруг навернулись слезы, – тебе бы я только обрадовалась.

– В конце концов я в это поверила, – ответила Кира, – потому и окликнула тебя. Мне подумалось, что нам надо поговорить, причем именно тут.

– Хорошо, что ты меня нашла. – Эйко судорожно сглотнула. – Наверно, я пришла сюда в последний раз.

– Конечно, тебе нелегко подниматься.

– Иначе, чем пешком, я бы не пришла.

– Святое место…

– Кира, ты не мертва! – воскликнула Эйко. – Ты не машина!

– Не обижай моих собратьев, – рассмеялась Кира. – Они доставили нас на Деметру, сделали все, чтобы планета стала пригодной для людей.

– Нет, – возразила Эйко, покачав седой головой. – Не они, а мы – с их помощью.

– Что касается меня, я привязывалась к разным машинам. Моя «Пустельга»… – Кира не докончила фразы.

– Все равно, ты не машина, – сказала Эйко. Неужели Кира не догадывается, что ее не надо успокаивать? – Ты живая. Гораздо живее… чем я сейчас. Возможно, чем я вообще была.

– Вот почему сегодня я с тобой.

– Ты хочешь попрощаться? – недоумевающе проговорила Эйко. – Еще рано. Мне осталось несколько лет…

– Как знать? И потом, я собираюсь попросить об услуге; а через год у тебя, пожалуй, уже недостанет сил.

– Я с радостью выполню твою просьбу, – откликнулась Эйко, разводя руки, будто хотела обнять Киру. – С огромной радостью. – Она ничуть не преувеличивала: ведь к ней обращалась не просто Кира Дэвис, а, можно сказать, целая планета.

– Подожди обещать. Ты же не слышала… – Наступила тишина, которую нарушал только ветер, который шевелил иглы кипарисов и гнал волны по траве, что росла на склоне холма. Эйко прислушалась к его шелесту. – Тебе известно, что меня буквально завалили работой?

– Известно, – кивнула Эйко. – Такая обуза…

– Вовсе нет. Я не собираюсь от нее отказываться, но мне нужна помощь. Следить за планетой… – Кира помолчала. – Чаще всего у меня получалось, однако мир стал настолько сложным, что я его уже не понимаю.

– А софотехи?

– Ученые убеждены, что это решит все проблемы. – Кира вздохнула. – Лет через десять-пятнадцать ко мне наверняка подключат систему искусственного интеллекта.

– Ты не хочешь? А говорила, что тебе нравятся машины.

– Да, нравятся. Я сама была машиной – и хотела умереть. Я тоже хочу умереть, подумала Эйко, с трудом удержавшись от того, чтобы не произнести этих слов вслух. Хотя – откуда ей знать, что чувствует модуль? Кроме близости конца, их ничто не объединяет.

– Но то было давно, – продолжала Кира. – Ты права, я живая; живу и намерена жить дальше, поскольку моя жизнь обрела смысл. К тому же, я не верю, что мозг робота сможет управлять Деметрой.