Николай II - Александр Боханов

Чего стоили недовольные голоса недоброжелателей и злопыхателей рядом с тем, что ощущал Николай II своим сердцем, что видел собственными глазами. Каждая встреча с подданными лишний раз убеждала: народ любит своего царя, благоговейно относится к прошлому, дорожит им. Царь это остро почувствовал в конце августа 1912 года, когда в Москве проходили торжества, посвященные столетию победы над Наполеоном. Неподдельный восторг огромных толп производил неизгладимое впечатление. В очередной раз Николай II удостоверился, как велика и могуча Россия, как искренне чтит своих героев.

Особо сильные эмоции испытали на Бородинском поле, где царь и царица растрогались почти до слез. В письме матери тогда сообщал: «Сколько впечатлений пережито и таких светлых, что становится трудно описать их. Конечно, самыми приятными днями было 25 и 26 августа в Бородине. Там все мы прониклись общим чувством благоговения к нашим предкам. Никакие описания сражений не дают той силы впечатления, которая проникает в сердце, когда сам находишься на этой земле, окрашенной кровью 58000 наших героев, убитых и раненых в эти два дня Бородинского сражения. Некоторые старые редуты и батареи восстановлены совершенно точно саперами: Шевардино и Семеновские флеши. Присутствие на панихиде и торжественном молебствии знаменитой иконы Божей Матери Одигитрии, той самой, которая была в сражении, и обнесение ее вдоль фронта войск — это такие минуты, которые редко переживаются в наши дни!»

И вот теперь, в 1913 году, новое большое торжество. Когда обсуждалась программа предстоящих празднеств, император выразил желание, чтобы они не ограничивались лишь двумя столичными городами, Петербургом и Москвой. Он хотел, чтобы праздник прокатился по глубинной России, чтобы миллионы простых людей в других местах прикоснулись к истории, смогли стать живыми участниками эпохального события.

Трехсотлетие Дома Романовых отмечалось широко и торжественно. То было событие общегосударственное, знаменовавшее историческую преемственность, связь прошлого и настоящего, триумф государства, власти, национального духа. Сами торжества начались 21 февраля молебном в Казанском соборе Петербурга, где был оглашен царский манифест. В нем говорилось: «Совокупными трудами венценосных предшественников Наших на Престоле Российском и всех верных сынов России создалось и крепло Русское Государство. Неоднократно подвергалось наше Отечество испытаниям, но народ русский, твердый в вере православной и сильный горячей любовью к Родине и самоотверженной преданностью своим Государям, преодолевал невзгоды и выходил из них обновленным и окрепшим. Тесные пределы Московской Руси раздвинулись и империя Российская стала ныне в ряду первых держав мира».

По традиции в день юбилея было много пожалований чинов, орденов и званий, прощались государственные долги, сокращались сроки заключения, смягчались судебные приговоры. По всей России служились благодарственные молебны, звучали оркестры, устраивались парады, фейерверки, салюты. Издавались многочисленные книги и брошюры, в переполненных синематографах шли фильмы, где воссоздавались главные эпизоды давнего прошлого. И никто не знал тогда, не мог и предположить, что это последний праздник в истории династии, монархии, в летописи той России, отсчет времени которой шел из легендарной эпохи первых киевских князей…

Молодая царица часто отсутствовала на церемониях, в то время как вдовствующая императрица непременно на них бывала. Ей уже скоро семьдесят лет, но она не делала себе никаких скидок на возраст. Мария Федоровна оказывалась в центре событий и выдерживала все церемонии стоически, хотя неважно себя чувствовала: приступы слабости одолевали, да и «поганый люмбаго» время от времени давал о себе знать. Как всегда, делала свое «царское дело» и не уклонялась. Не может же она оставить одного Ники в такой момент! Хотя внешне все шло как нельзя лучше, Марию Федоровну порой одолевали грустные чувства. Она смотрела на торжества, на лица представляющихся, на уличные толпы, слышала высокие и хвалебные слова, крики «ура», но не могла не заметить, не могла не ощутить того, что внутренней радости и душевного подъема у многих из этих людей уже не было. Что-то изменилось в русском воздухе, какие-то неведомые превращения случились, и тех чувств и настроений, которые она улавливала своим сердцем раньше, теперь уже нет. Но, может быть, ей это только кажется?

Наиболее яркие впечатления у царя остались во время поездки в мае 1913 года по некоторым центральным областям России, где проходили главные события трехсотлетней давности: Москва, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород, Ярославль, Ростов. 19 мая на пароходе царская семья со свитой прибыла в Кострому, где торжества отличались особой грандиозностью. С этим городом неразрывно связана судьба Романовых: здесь, в Ипатьевском монастыре, скрывалась инокиня Марфа со своим сыном Михаилом и сюда прибыли посланцы Земского Собора, несколько дней уговаривавшие Михаила Федоровича принять трон. Здесь он дал согласие и отсюда отбыл в Москву на царское служение.

О праздновании трехсотлетия Дома Романовых в Костроме сохранился документальный фильм. Кадры кинохроники запечатлели огромные массы людей, сплошь покрывавшие берега Волги при подходе парохода «Межень», на палубе которого стоял монарх со своими детьми. Развевались бесчисленные флаги, и шпалеры войск стояли на пристани. Затем — поднесение хлеба-соли отцами города и губернскими чинами, посещение Ипатьевского монастыря. От Ипатьевского монастыря в Костроме до дома Ипатьева в Екатеринбурге оставалось пять лет…

В помещениях киносъемка тогда почти не производилась (требовалось устанавливать громоздкую осветительную аппаратуру, что во многих случаях осуществить было нельзя), и немало эпизодов той поездки осталось за кадром: торжественные обеды, приемы, осмотр выставок, богослужения в церквах. Но и то, что можно рассмотреть на старой кинохронике, свидетельствует: это был поистине всенародный праздник.

Однако этот великий праздник имел для императора и привкус горечи. Его Аликс почти все это время чувствовала себя плохо: болело сердце, мучили головные боли и слабость случалась такая, что часто на ногах долго стоять не могла и на многих церемониях отсутствовала. Николай II понимал, что это сказывалось пережитое прошлой осенью, когда случилось несчастье с Алексеем, чуть не стоившее ему жизни. Тогда впервые отчаяние охватило царя, и впервые его посетила мысль, что их ждет страшное испытание и они могут потерять сына.

Все случилось неожиданно и началось с пустяка. Вскоре после Бородинских торжеств царская семья отбыла в Беловеж. Там цесаревич, садясь в лодку, ударился ногой. Никто не придал тому особого значения. Прошло несколько дней, и когда семья уже находилась в Спале, настали страшные дни: обнаружилось обширное внутреннее кровоизлияние. Дальнейшие события царь описал в письме к матери: «2 октября он начал жаловаться на сильную боль, и температура у него начала подниматься с каждым днем больше. Боткин объявил, что у него случилось серьезное кровоизлияние с левой стороны и что для Алексея нужен полный покой. Выписали сейчас же прекрасного хирурга Федорова, которого мы давно знаем и который специально изучал такого рода случаи, и затем доброго Раухфуса. Дни от 6 до 10 октября были самые тягостные. Несчастный мальчик страдал ужасно, боли охватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил: «Господи, помилуй». Я с трудом оставался в комнате, но должен был сменять Аликс при нем, потому что она понятно уставала, проводя целые дни у его кровати. Она лучше меня выдерживала это испытание».