Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая - Рахман Бадалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда высокий, худой, с развевающимися волосами.
А рост?
Метр восемьдесят достаточно? Чуть ниже Джейхуна. Всё-таки не должен быть выше, и не такой костлявый. Хотя кто знает, может быть должен выглядеть как Дон Кихот[489]. Такой же безумец.
И смотреть он должен не так игриво и весело, как Джейхун. Пронзительнее и печальнее, как и подобает Меджнуну.
Реальная, живая Лейли продолжает свою воображаемую игру.
Блондин?
Брюнет?
А может быть рыжий?
Варианты сменяют друг друга на телевизионном экране.
Гейс стал вдруг походить на Джейхуна. Только пришлось ему прибавить бороду и удлинить волосы. И подобрать соответствующую одежду. Но рыжим он так и остался.
С Лейли было труднее. Подобрать ей внешность оказалось делом нелёгким.
Конечно, не блондинка. Всё-таки из знойной Аравии.
В какой-то момент Лейли стала похожей на Зейду, которая всё знает. С выщипанными бровями. С накрашенными желтыми волосами.
Нет, такой «Лейли» не до «бедствий времён».
И сострадания не получится.
Она должна быть другой.
Не столь яркой и броской.
Не столь умной и образованной.
Не столь шумной.
Чуть-чуть печальнее взгляд.
И не такой накрашенной. Один рыжий, другая накрашенная, это уже комедия.
Постепенно Лейли из книги стала похожей на реальную, живую Лейли, только волосы смуглее, почти иссиня-чёрные, длинные и свободные.
Теперь надо было одеть её подобающим образом.
Разумеется не в джинсах, как реальная, живая, Лейли.
Просто длинное платье сиреневого цвета.
Или фисташкового, раз этот цвет предпочитает сам Физули.
А что это была за школа?
Юноши и девушки сидели за партами?
Нет, с партами ничего не получается.
Просто стулья?
И в круг. Шире? Ещё шире? Нет уже. Ещё уже.
Всё равно не получается.
Тогда просто посадим их на пол, на коврики. Каждому по коврику.
У юношей коврики одного цвета, например, зелёного, а у девушек другого, например, сиреневого.
И перед каждым дощечка, на которой они будут писать.
Причём сидеть будут парами: юноша и девушка.
Теперь, кажется, похоже.
А Гейс и Лейли сидят сзади всех. И ни на кого не обращают внимание. Только неотрывно смотрят друг на друга.
Они вкусили переизбыток страсти
И вместе пили злой напиток страсти,
Их увлекло водоворотом бед,
Различья между ними сгинул след.
Их естество теперь единым стало,
Одна душа в обоих обитала.
Только смотрят друг на друга. Только смотрят?
Нет, вот Гейс взял её за руку.
Лейли вздрогнула, но руку не отвела.
Потом Гейс, прикоснувшись пальцами к пальцу, стал изучать её руку, каждый палец, каждый изгиб пальца, каждую едва видимую вмятину, даже ноготь, кажется откусанный (и тогда грызли ногти?).
Потом он чуть дотронулся до её волос и услышал, какой они издают звук.
Нежный, шелестяще-струящийся.
Лейли осторожно протянула руку, и, в свою очередь, положила руку ему на колено. Потом перенесла руку на пальцы босой ноги, которая лежала на колене, и будто пересчитала количество пальцев.
И вот, когда Лейли читать хотела,
Не в книгу – в Гейсово лицо глядела.
Рисуя, видел Гейс любимой бровь —
Её лекалом сделала любовь.
Рисунками менялись повседневно
И спор вели в рисунках задушевно.
А кто из них лучше рисовал?
Интересно, что они рисовали?
Такое, чтобы никто кроме них ничего не понял в этих рисунках?
Предметы?
Деревья?
Цветы?
Или геометрические фигуры?
Нет, просто линии, абстрактные завитушки.
И сами немножко веселились от этой своей игры.
Несчастный Гейс, оставив круг наук,
Забыв урок, просил её: «Мой друг,
Невежда я и мучаюсь жестоко,
А ты прекрасно знаешь суть урока.
Открой же мне скорей познанья дверь,
Тебе я всё прочту – а ты проверь».
И на доске писал он против правил,
Писать себя с ошибками заставил.
Чтобы ошибка поймана была,
Чтобы улыбкой роза расцвела,
Чтобы сказала: «Ты, ошибся. Скверно,
Ты скоро позабудешь всё, наверно»
Эта сцена рассмешила реальную, живую, Лейли.
Она мысленно представила себе, как Гейс и Лейли наклонились над дощечкой, а Гейс написал слово «ЛЮБОВ» без мягкого знака.
Лейли и Гейс потешаются над этим нелепым словом, и, вместе с ними, потешается реальная, живая, Лейли.
А что окружающие?
Делают вид, что ничего не происходит, или они ко всему это привыкли?
Лейли открыла клавир оперы «Лейли и Меджнун», и, наигрывая одним пальцем, стала напевать вслух (стихи из клавира).
Ах, гляньте, чем эти безумцы занимаются, сбежав с урока.
Если ваш отец узнает об этом, он вас накажет.
Живая, реальная, Лейли видит, как почти прижавшись друг к другу, стоят Гейс и Лейли, а вокруг юноши и девушки, показывают на них пальцем и декламируют (стихи из клавира)
Узнает. Накажет.
Узнает. Накажет.
Юноши и девушки постепенно приближаются к Гейсу и Лейли. Круг сомкнулся, мы больше не видим Гейса и Лейли. Вот-вот круг сомкнёт их. Круг разомкнулся, в нём нет ни Гейса, ни Лейли.
Новый круг, теперь они состоит из одних девушек, и одеты они, кто во что горазд и длинные платья, и джинсы, и даже шорты.
Теперь они наступают на мать Лейли, стоящую в центре круга.
Не позволяй Лейли ходить в школу.
Не позволяй Лейли ходить в школу.
Не давай осрамить свое имя.
Лейли ведёт себя плохо на людях.
Позорит вас
Позорит вас среди людей.
Лейли вдруг вздрогнула. Изображение на экране телевизора исчезло.
Потом остановила свой фильм и задумалась.
Она внимательно всматривается в лица юных Лейли и Гейса, которые сидят на последней парте обычной современной школы, с нежностью смотрят друг на друга.
В записке Гейса написано «ЛЮБОВ». Лейли приписывает «Ь» и посылает записку ему обратно.
Эпизод второй
УЖЕЛИ ПЕРИ С ДЭВОМ МОЖЕТ ПОДРУЖИТЬСЯ?
Реальная, живая Лейли, вместе со зрителями, смотрит оперу «Лейли и Меджнун».
Сваты Меджнуна поют (стихи из клавира):
Отдай Лейли Гейсу. Гейсу!
Отец Лейли в ответ:
Не отдам, не отдам, не отдам.
Не отдам, не отдам, не отдам.
Безумец, не подходит Лейли, не подходит!
Сваты Меджнуна:
Отдай Лейли Гейсу. Гей!
