Идущие в ночь - Владимир Васильев

Эх-ма! Попадись все диковины пути в моем родном мире, где-нибудь поближе к Юбену, я б такое дело затеял! Клянусь Тьмой и Небом – границы Диких земель сильно отдалились бы на запад!

Но сначала нужно отработать память. Я покосился на висящий в зените Меар и пустил Ветра галопом.

Впереди смутно маячил одинокий пологий холм, а на самой макушке его чернела каменная плита. Десять монет против одной, что там есть надпись!

Корняга зашевелил корешками, хватаясь за ремни курткоштанов, а карса лениво потрусила следом. Еще один шаг к У-Наринне. Еще один шаг.

Кажется, мы успеваем. Если в ближайшие дни не произойдет ничего особенно неприятного. Хотя неприятности имеют обыкновение случаться именно тогда, когда способны наиболее сильно повредить. Так что повременим с беспочвенными радостями и победным громом военных труб.

Конь впечатывал подковы в гладь залитой синим днем равнины. Стена из скал осталась позади. Да здравствует скорость и оба Ветра – один свободный, второй друг!

Холм медленно полз навстречу, словно панцирь исполинской черепахи. Ветер рысил так ровно, что я почти не подпрыгивал в седле. Плита на вершине холма из черной медленно обращалась в темно-серую.

В гору Ветер пошел тяжелее – спасибо Стражу, я сообразил, сколько в нас железа, а оно весит, известное дело, немало! Но Ветра это задерживало не слишком. Кажется, я уже упоминал, что говорил Унди (упокой Тьма его нетрезвую душу!) по поводу доброго скакуна.

На вершине я соскочил на гладкую, омытую многими дождями и облизанную терпеливым временем землю. Корняга немедленно сполз с плеча и заскрипел корешками, разминая их. Камень косо высился совсем рядом, глядя плоской стороной на север. Как я и полагал, на нем была выбита какая-то надпись, но письмен подобных я никогда прежде не встречал. Они были непохожи на письмо людей из-за Юбена, на затейливые сплетающиеся узоры-буквы хорингов, на старинную клинопись Хадаса. Правда, угадывалось нечто общее с полустертыми знаками на стенах пещер северных варваров, но сами варвары разучились писать и читать еще до прихода первых ледников, а секрет древних знаков давно утратили. Неудивительно, что до сих пор никто не разгадал смысла тех надписей.

Боюсь, что камень, серой тушей застывший передо мной, так и останется немым. Те, кто научил его говорить, явно не позаботились научить хоть кого-нибудь слышать его слова.

Я тупо таращился на несложные закорючки, гадая, что же они могут означать.

– Три монеты! – неприятный голос заставил меня вздрогнуть. – Всего лишь три монеты, и я расскажу тебе, что написано на камне.

Обладатель неприятного голоса был стар, морщинист, бородат, а росту в нем случилось не больше, чем в Корняге.

– А с чего ты взял, будто я отдам тебе деньги? – осведомился я подозрительно. Всегда ненавидел попрошаек! Хотя это чучело явно пытается изобразить, что продает знание, истинная его природа от меня не укроется: попрошаек я нутром чую за добрую милю.

– Если ты хочешь знать, что здесь написано – отдашь, – уверенно сказал карлик. На чем могла зиждиться его уверенность, я пока не понимал.

– А с чего ты взял, будто я хочу это знать? – тем же неприветливым тоном задал я второй вопрос. Однако карлика было трудно смутить.

– Раз стоишь здесь, значит, тебе предначертано выбрать один из путей. Пока не прочтешь надпись, ты его не выберешь. А пока не заплатишь, не прочтешь.

Вот как! Интересные веники. Не слишком ли много тебе известно, а, недомерок?

У меня, безусловно, имелись три монеты. У меня имелось куда больше трех монет, да к тому же я мог расплатиться и не монетами, а самоцветами, или, там, пряностями. Но потому все это у меня и не переводилось, что я не спешил делиться своим кровно заработанным с разными пронырами вроде этого.

– Послушай, борода, – я сменил тон на выдержанно-миролюбивый. – Неужели я похож на человека, у которого есть целых три монеты?

– Та похож на человека, – нагло ухмыльнулся карлик, – у которого есть целых сто тридцать семь монет в кошеле на дне вот этого двумеха, тридцать монет рассыпным серебром в другом кошеле – в сумке, шестьдесят три самоцвета в шкатулке рядом с первым кошелем, в двумехе, по тридцать четыре меры хадасского перца и корицы…

Я невольно разинул рот. Тьма! Да я сам не знал, сколько именно у меня осталось монет!

– …я уж не говорю об оружии и мелких, но ценных безделушках, которыми можно расплатиться, – закончил карлик. – Так что не пудри мне мозги, уважаемый.

– М-да, – протянул я. – Может, ты заодно знаешь, как меня зовут?

– Нет, – спокойно ответствовал карлик. – Это мне ни к чему.

Но ухмылка и не подумала сойти с его самодовольной бородатой рожи.

– А теперь меня послушай, грамотей, – я резким движением схватил его за ворот и рывком приподнял в воздух. – Сейчас я возьму нож, который тебе так по нраву. Вот этот, хадасский. И вспорю тебе брюхо. А потом затолкаю тебе кишки в глотку. Идет?

Карлик изумленно мигнул.

– Но… я же тогда не расскажу тебе о надписи!

Я рассмеялся. Далась ему эта надпись! Путь к У-Наринне я и так видел яснее ясного. С холма на юг, а потом отклониться к востоку немного. Всего и делов-то, что прислушаться к себе.

– Я знаю, куда иду, и без твоей паршивой надписи, – проворчал я. – Просто ты мне не понравился. И надоел до маленьких джерхов.

Неожиданно карлик извернулся, пихнул меня ногой в живот и вырвался. Упал на четвереньки, но проворно вскочил и намерился шмыгнуть куда-то за камень, но позади него неслышно возник Корняга, даже не скрипнув ни единого раза, и от души приложил подобранным где-то корявым сучком по темени. Карлик безмолвно рухнул мне под ноги.

– Молодец! – похвалил я Корнягу. – Правильный пень!

Тот едва не засветился от гордости.

– Да чего там! Пара пустяков. Мне он тоже не понравился…

Я ухмыльнулся.

– Я даже знаю почему, дорогуша.

Корняга насторожился.

– И почему?

– Потому что он слишком похож на тебя. Такой же нагловатый и самоуверенный враль. Было бы странно, если бы вы друг другу понравились!

За спиной фыркнула карса. Карлик очнулся было, но, увидев совсем рядом с собой зубы, желтые глаза и кисточки на ушах, снова лишился чувств. Тури брезгливо понюхала бороду карлика и отошла в сторону.

«Ну? – вопрошал ее взгляд. – Долго мы собираемся тут торчать?»

– Нет, недолго. Сейчас потрясу этого уродца и дальше поедем. Потерпи чуточку, милая, ладно?

Карса равнодушно распахнула розовую пасть. Зубки у нее и впрямь производят впечатление!

Я легонько похлопал карлика по щекам, но тот либо притворялся, либо действительно перепугался сильнее, чем мне показалось.