Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме - Пирмин Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы приблизиться к пониманию наиболее спорного ens dei, нужно, избегая погружения во мрак божественного имени, сосредоточить внимание на образе Иисуса Христа, милосердного врача, источающего неоскудевающую помощь страждущим. Христология вообще занимает в творчестве Гогенгейма важное место. В ряде случаев кажется, что парацельсистское восприятие Христа несет на себе отпечаток гностицизма. Так или иначе, судя по характеру высказываний нашего автора, он был далек от «целостного» представления о Боге как творце и мстителе одновременно. Христология Парацельса практически ничего не дает нам для понимания причин болезни, но зато проясняет некоторые существенные детали, касающиеся путей и способов лечения. Здесь нельзя не вспомнить Блеза Паскаля, называвшего болезнь естественным состоянием христианина. По его мысли, только больной мир может в смиренном достоинстве встретить Господа [395] , который нередко выступает под именем Christus Medicus, или врача Христа. [396]
В отличие от многословных и немалых по объему текстов, посвященных причинам развития болезней, концепция о пяти путях лечения целиком умещается в третьем из 10 прологов «Парамирума». В исцелении пациента участвуют пять «сект», или «факультетов». Это, во-первых, naturales, или аллопаты, которые исходят из положения о том, что «лечить болезнь следует ее противоположностью»: холодное – теплым, сухое – влажным, полноту – пустотой и т. д. Авиценна и Гален принадлежат, согласно Гогенгейму, именно к этой секте (I, 167). Во-вторых, это specifici, или гомеопаты, которые, в отличие от аллопатов, придерживаются принципа «подобное подобным». По их мнению, то, что становится причиной болезни, может в конечном итоге способствовать выздоровлению. К этой секте Гогенгейм относит также и магнитопатов. В-третьих, он называет characterales, или целителей, прибегающих во время лечения к магии букв и слов. Они заговаривают болезнь, приказывают ей и затем следят за выполнением своих приказов. По Гогенгейму, этим методом в совершенстве владел Альберт Великий, а также многие астрологи и философы. Помимо лечения заговорами и другими похожими средствами, сюда же, по всей видимости, можно отнести и суггестивную терапию, которую позже применил Франц Антон Месмер (1734–1815), а также Зигмунд Фрейд.
В-четвертых, у Гогенгейма упоминаются spirituales. Под ними он имеет в виду врачей, поднаторевших в естественной магии и повелевающих духами трав и кореньев. Эту терапевтическую область не следует путать с обычным лечением путем призывания сил духовного мира, что характерно скорее для характералов. Например, «спиритуальное» использование папоротника состоит в том, чтобы положить веточку этого растения под подушку, раскидать его по дому или развесить по стенам, как это описано в сочинении «О естественных вещах» (II, 117). Целебное действие кораллов в «Гербарии» также осуществляется по указанному сценарию. [397] Красные кораллы создают радостное и доброжелательное настроение, в то время как коричневые вгоняют человека в уныние (II, 40).
Пятыми в этом ряду идут fideles, лечащие больного с помощью веры. Здесь следует различать веру в выздоровление больного, которая подвергается критическому рассмотрению в книге «О невидимых болезнях», и исцеления, которые совершались Христом и его учениками (Мф. 9:6). Христос говорил больным: «Встань, возьми одр твой и ходи!» Рассматриваемый в естественнонаучном свете, этот путь кажется закрытым для врача. Однако, с точки зрения Гогенгейма, врач не может отвергать возможность чудес. По Гогенгейму, последнее слово всегда остается за Христом, который «является верховным врачом и единственным настоящим целителем» (PR, 160).
Пять путей, или способов, лечения ясно говорят о том, что ни гомеопатия, ни аллопатия, ни прочие магические и нетрадиционные средства не могут претендовать на монополизирующее положение. На первый план выходит не отдельный метод лечения, а пропорциональность и соотнесенность между собой различных терапевтических действий. В храме медицины имеется множество помещений. Основной линией, определяющей умеренность, служит здесь базельский девиз Гогенгейма «Experimenta ac ratio», «Опытность и разум». Разум имеет много общего с умеренностью. В античной философии разум нередко соотносился с мерой, которая свойственна не только человеческому духу, но также самим вещам и соответствующим им сигнатурам. При этом естественное здесь тесно переплетается со сверхъестественным, а свет духа тесно сближается со светом природы. Даже краткий обзор причин болезней и путей лечения демонстрирует присущий Гогенгейму неисчерпаемый оптимизм, с которым он смотрел на Божье творение, и силу его веры, которая превосходила естественные способности. Врачу, как и больному, необходима благодать. Несмотря на то что «языческая», естественная медицина не может удовлетворить потребности врача (I, 225), это вовсе не умаляет значения той сокровищницы опыта и знания, путь к которой лежит через лицезрение света природы. Путь врача и философа предполагает умение адепта воспринимать все вещи сквозь призму соли, серы и ртути и творчески осмыслять божественную формулу «Да будет так!». От настоящего врача требуется четкое знание четырех колонн медицины, сущности пяти энций и пяти способов лечения. Врач, равно как и философ, не должны терять присутствия духа и, даже несмотря на неудачи и сомнения, следовать дальше по раз и навсегда избранному пути. Сложность положения врача состоит в том, что, помогая другим, он не в состоянии помочь себе: «Врачом является лишь тот, кто лечит других, но не себя. Врача можно сравнить с овцой, которая, не представляя ценности для себя самой, предоставляет пользоваться плодами своей жизни скорняку и ткачу, восхищающимся качеством ее шерсти. Подобно овце, врач должен служить и приносить пользу не себе, но другим… Вспомним, что и Иоанн Креститель называл Христа агнцем. Поэтому так важно, чтобы и всякий врач носил внутри себя образ агнца…» (VIII, 203).
Врач-агнец должен всей своей жизнью отличаться от врача-волка, для которого деньги и общественное положение представляют большую важность, чем исследование и лечение в свете природы и наследия Христа. Он должен сторониться тщеславия, превозношения и удаляться от многословия. «В чем состоит речь врача? Да, да и нет, нет – вот основное содержание его речи, и этим подобает ему ограничиваться. От него ожидают фундаментальных знаний свойств различных лекарств и путей лечения. В этом случае и произносимое им „да“ будет твердым и однозначным». Врач находится в состоянии перманентного роста. Он «должен стремиться к целостности, стоять на прочном основании» (VIII, 211) и каждую минуту использовать для умножения своих знаний (VIII, 214). Нравственная ценность, которая связывает в единую цепочку научный статус, практику и этику, зовется верностью: «В бездонных глубинах, где находится основа каждого хорошего врача, возрастает и входит в состояние совершенства верность. Не половинчатая, раздробленная или разделенная на части, но целостная и совершенная верность!» (VIII, 213).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});