Ксеноцид - Орсон Скотт Кард

Валентина только что проводила мужа. Джакт готовился к отправке на орбиту, чтобы снарядить судно на случай, если возникнет необходимость срочно покинуть планету. Также он должен был проверить, годен ли для полета корабль, на котором много десятилетий назад колонисты прилетели на Лузитанию. С тех пор судно ни разу не использовали по прямому назначению, сейчас на нем хранили семена, гены и эмбрионы привезенных с Земли животных и растений, которые когда-нибудь могли потребоваться. Джакта не будет по меньшей мере неделю, может, больше, а Валентина не могла позволить ему улететь просто так, не повидавшись с ним перед отлетом. Он бы понял ее, он знал – всех сейчас поджимает время. Но Валентина прекрасно понимала, что она не относится к ключевым фигурам в происходящих событиях. Она принесет пользу немного позже, когда напишет историю случившегося.

Однако, попрощавшись с Джактом, она не сразу направилась в офис мэра, чтобы повидать Грего, а решила немного прогуляться по городу. Поверить невозможно, что не так давно – сколько дней минуло с тех пор? или недель? – здесь, на прасе, собралась толпа, одурманенная алкоголем и яростью, распаляющая себя жаждой убийства. Сейчас здесь было тихо. Снова повсюду зеленела трава, вытоптанная в ту ужасную ночь.

Но умиротворения здесь больше не ощущалось. Напротив. Валентина прибыла сюда в мирные времена, и в центре колонии весь божий день ключом била жизнь. Сейчас же на улицах лишь изредка можно было видеть людей, и на лицах у них было написано виноватое выражение, словно они что-то украли. Их взгляды были устремлены в землю, прямо под ноги, словно прохожие боялись, что, если не будут следить за каждым шагом, тут же споткнутся и упадут.

Отчасти причиной всеобщей хмурости был стыд, решила Валентина. Сейчас в городе не найдется такого здания, в стене которого не зияла бы огромная дыра, откуда были выдраны кирпичи или даже целые плиты, предназначенные для строительства церкви. С прасы, по которой шла Валентина, можно было увидеть по меньшей мере несколько таких дыр.

Однако, как она втайне подозревала, именно страх, а не стыд лишил Милагре обычной жизнерадостности. Никто не заговаривал об этом в открытую, но все же Валентина уловила пару словечек, заметила несколько взглядов, украдкой брошенных в сторону холмов, протянувшихся к северу от колонии, и сразу все поняла. Колонией владел вовсе не страх перед надвигающейся флотилией. Людей тяготил не стыд за убийство целого леса пеквениньос. Их страшили жукеры – черные тени, периодически появляющиеся на фоне холмов или выныривающие из окружающей город травы. Детей, столкнувшихся с жукерами, ночь напролет мучили кошмары. Сердце взрослых мужчин сжималось от панического ужаса. В местной библиотеке то и дело требовали голографические записи, сделанные во времена Нашествия жукеров. Люди хотели убедиться, что человечество все-таки одержало победу над ними. Но картины эти не приглушали ужаса; наоборот, страх все сильнее сжимал сердца жителей колонии. Прекрасный и чистый образ этих существ, выведенный Эндером в первой его книге, «Королева Улья», для многих колонистов, точнее, для большей части жителей Милагре остался в прошлом, бесследно выветрился из памяти, ведь теперь, понеся наказание, люди отбывали своего рода тюремное заключение, а надзирателями были рабочие Королевы Улья.

«Так что же, – подумала Валентина, – все наши старания оказались тщетны? Я, историк, философ Демосфен, всю жизнь внушала людям, что им следует не бояться инопланетных существ, а относиться к ним как к рамен. И Эндер со своими проникновенными книгами „Королева Улья“, „Гегемон“ и „Жизнь Человека“ – что они принесли нашему миру, если при виде огромных насекомых человека сразу охватывает инстинктивный ужас? Цивилизация – всего лишь притворство. Стоит только разразиться беде, как мы снова превращаемся в обыкновенных обезьян и мигом забываем о превосходстве двуногих. Мы становимся поросшими шерстью приматами, забившимися в пещеру и скалящими клыки на врага, прогоняя того из жилища, да еще тычем пальцем в тяжелый камень, который мигом пустим в дело, стоит только незнакомцу приблизиться».

Она очнулась от мрачных мыслей и снова очутилась в чистой изолированной комнатке. Даже несмотря на то, что здание мэрии Милагре одновременно исполняло роль общественной тюрьмы, атмосфера учреждения была на удивление умиротворяющей. Здесь к жукерам относились как к союзникам или по меньшей мере как к некой необходимой силе, обеспечивающей мир между двумя противостоящими расами. «Все-таки есть еще люди, – подумала про себя Валентина, – которые способны возвыситься над животными инстинктами, доставшимися нам в наследство от предков».

Зайдя в камеру, Валентина с любопытством огляделась. Ольяду и Грего валялись на койках, на полу и на столе в беспорядке лежали листы бумаги, исписанные рядами формул, другие – скомканные – были отброшены в сторону. Даже компьютерный терминал был завален бумагами, и, если бы компьютер попытались включить, дисплей, скорее всего, не загорелся бы. Типичная комната какого-нибудь мальчишки-подростка. Довершали пейзаж упирающиеся в стену ноги Грего, пятки выбивали весьма странный ритм, носки вращались в воздухе. Интересно, что за музыка звучит у него в голове?

– Boa tarde, Tia Valentina[30], – поздоровался Ольяду.

Грего даже не взглянул на нее.

– Я не помешала?

– Вы как раз вовремя, – отозвался Ольяду. – Мы вот-вот выдвинем новую концепцию нашей Вселенной. Мы открыли потрясающий закон: на самом деле Вселенной правит не что иное, как желание, а все живые существа, когда в них возникает надобность, как чертик из коробки, выпрыгивают буквально из ниоткуда.

– Если Вселенной правит желание, – заметила Валентина, – почему бы нам не пожелать корабль, способный преодолеть барьер скорости света?

– Грего делает в уме кое-какие подсчеты, – сказал Ольяду, – поэтому на данный момент времени он все равно что покойник. Впрочем, да. Мне кажется, на него снизошло озарение – минуту назад он орал что-то нечленораздельное и как бешеный прыгал по камере. Мы воспользовались принципом швейной машинки.

– Да? – вежливо удивилась Валентина.

– Это классический пример, одна из тех баек, что так любят рассказывать в школах, – объяснил Ольяду. – У первых изобретателей швейных машин ничего не получалось просто потому, что каждый из них неизменно пытался подражать движению человеческих рук, движениям швеи, которая сначала протыкает иголкой ткань, а потом тащит ниточку, продетую в ушко, расположенное на другом конце иголки. Все вроде бы ясно и понятно. Но вскоре кто-то додумался, что, может быть, стоит проделать ушко у острия иголки и вместо одной воспользоваться двумя нитками. Абсолютно непонятный, неестественный подход к делу. Мне, кстати, до сих пор никто так и не объяснил, как же работает швейная машинка.

– Значит, мы собираемся прошить пространство?

– Что-то вроде того. Наикратчайшее расстояние между двумя точками – не обязательно прямая. Этот вывод следует из мыслей, которыми поделилась с Эндрю Королева Улья. Жукеры, когда создают новую Королеву Улья, вызывают из альтернативного пространства-времени какое-то странное существо. Грего ухватился за ее слова как за доказательство существования реального нереального пространства. Только не спрашивайте меня, что это такое. Я зарабатываю себе на жизнь кирпичами.

– Нереального реального пространства, – поправил Грего. – Ты все перепутал.

– О, наш покойник, кажется, начал подавать признаки жизни.

– Присаживайтесь, Валентина, – кивнул на стул Грего. – Моя камера не так уж велика, но здесь теперь мой дом. Я чуть с ума не сошел с этими цифрами, но, кажется, все сходится. Надо будет поработать над нашей гипотезой вместе с Джейн, пускай она займется более точными расчетами, проделает парочку опытов. Но если Королева Улья права; если с нашим пространством действительно вплотную граничит еще одна Вселенная, из которой к нам легко могут переметнуться филоты; если предположить, что возможен и обратный переход; если Королева Улья ничего не напутала и в этой самой Вселенной – назовем ее Вне-миром, – филоты подчиняются не физическим законам, а вероятностям, тогда вот что получается…

– Чересчур много «если», – намекнула Валентина.

– Ты забыл упомянуть, – сказал Ольяду, – что исходное предположение гласило: Вселенной управляет желание.

– А, да, верно, я совсем забыл, – согласился Грего. – Кроме того, Королева Улья заявила, что неорганизованные филоты отвечают на образы, возникающие в чьем-то мозгу, и сразу оценивают, что в этом образе принимается к исполнению, а что нет. И постигнутое во Вне-мире немедленно обретает физическое воплощение.

– Как все замечательно, – съязвила Валентина. – Ума не приложу, как вы не догадались об этом раньше.

– Все верно, – кивнул Грего. – Значит, вот как мы поступим. Вместо того чтобы пытаться перенести частицы, составляющие корабль, пассажиров и груз, от звезды А к звезде Б физическим путем, мы просто-напросто представим их в виде единого образа плюс человеческие составляющие. Только в воображении они будут существовать не в нашей Вселенной, а во Вне-мире. В этот самый момент филоты, из которых состоят корабль и его команда, распадутся, проскочат во Вне-мир, а там соберутся вновь в соответствии со знакомым образом. Затем мы повторяем процедуру и проскакиваем назад в наше пространство, только теперь мы уже находимся у звезды Б. Желательно несколько в стороне от нее, чтобы не врезаться прямиком в солнце.