Ксеноцид - Орсон Скотт Кард

– Тогда и Эндрю должен будет лететь?

– Claro. Разумеется, – кивнул Грего.

– Он слегка староват для роли пилота-испытателя, – заметила Валентина.

– Ну в данном случае он будет пассажиром-испытателем, – ответил Грего. – Просто так получилось, что внутри его поселился пилот.

– Полет не причинит никакого физического вреда, – сказал Ольяду. – Если теория Грего сработает, Эндрю просто войдет в корабль, сядет в кресло и через пару минут или даже микросекунд очутится на другой планете. Если ничего не получится, он останется на прежнем месте, а мы все окажемся в очень глупом положении – анекдоты будут рассказывать, как мы поверили, будто одним желанием можно перенестись в любую точку пространства.

– А если случится, что Джейн перенесет его во Вне-мир, но не сумеет удержать образ, то Эндрю окажется выброшенным во Вселенную, которая, по понятиям нашего материального мира, не существует вообще, – произнесла Валентина.

– Ну, в общем, да, – замялся Грего. – Если наш план сработает только наполовину, все пассажиры тут же погибнут. Но поскольку мы очутимся в месте, где время отсутствует, мы даже ничего не почувствуем. Для нас мгновение превратится в вечность. Мы даже не успеем понять, что эксперимент закончился неудачей. Войдем в состояние стазиса.

– Если выйдет так, – продолжил Ольяду, – мы перенесем время нашей Вселенной с собой, поэтому возникнет эффект продолжительности. Мы действительно не поймем, если наша попытка обернется неудачей. Мы заметим только положительный результат.

– Но я-то пойму, что он никогда больше не вернется, – сказала Валентина.

– Да, – печально подтвердил Грего. – Если он не вернется, тогда у вас будет еще несколько месяцев, чтобы погоревать о нем. А затем заявится флот и разнесет Лузитанию ко всем чертям.

– Или до нас наконец доберется десколада и вывернет наш геном наизнанку, – добавил Ольяду.

– Думаю, вы правы, – согласилась Валентина. – В случае провала они мертвее не станут. Если они останутся, их так или иначе настигнет смерть.

– Но, как вы понимаете, наше время ограниченно, – напомнил Грего. – Вскоре ансибли отключат и Джейн лишится своих возможностей. Эндрю говорит, что, наверное, она переживет это, но превратится в калеку. Необратимое повреждение мозга.

– Поэтому, даже если все получится, первый полет все равно может оказаться последним.

– Ничуть, – возразил Ольяду. – Перелет осуществляется мгновенно. Если процесс поставить на накатанные рельсы, Джейн будет переправлять людей на другую планету в один миг, им надо будет только войти в корабль и выйти из него.

– Ты хочешь сказать, что судно будет отправляться прямо с п о в е р х н о с т и п л а н е т ы?

– Вот это еще неизвестно, – вмешался Грего. – Может быть, она способна рассчитать координаты в пределах, скажем, только десяти тысяч километров. Никаких взрывов или других неприятных вещей не предвидится, так как филоты будут входить в нашу Вселенную уже готовыми снова повиноваться естественным законам. Однако если судно вдруг возникнет прямо внутри планеты, докопаться до поверхности будет нелегко.

– Но если она сумеет обеспечить необходимую точность, ну, допустим, в пределах пары сантиметров, тогда перелет будет осуществляться непосредственно с поверхности на поверхность, – сказал Ольяду.

– Конечно, это все мечты, – пробурчал Грего. – Сейчас Джейн вернется и заявит, что, даже если она всю звездную массу в Галактике обратит в компьютерные чипы, даже тогда ей будет не удержать в памяти информацию, чтобы с легкостью швыряться судном из одной Вселенной в другую. Но на настоящий момент все как будто бы возможно, и я чувствую себя просто классно!

Грего и Ольяду принялись победно улюлюкать и смеяться так громко, что мэр Ковано не замедлил появиться в камере и проверить, все ли в порядке с Валентиной. К своему великому замешательству, он обнаружил, что та присоединилась к веселью двух братьев и смеется и завывает ничуть не хуже их.

– Что, появился повод для радости? – осведомился Ковано.

– Думаю, да, – смущенно проговорила Валентина, пытаясь вернуть утерянную солидность.

– И какую именно из наших многочисленных проблем вы разрешили?

– Может, никакую, – призналась Валентина. – Чистый идиотизм, но нам крупно повезет, если Вселенной действительно так легко управлять.

– Но вы что-нибудь придумали?

– Эти гении метафизики, которых вы видите перед собой, разработали абсолютно невероятную теорию, – объяснила Валентина. – Хотя, может, это вы виноваты – вспомните, из какой пробирки вы брали сегодня мышьяк?

Ковано рассмеялся и вышел. Но его посещение снова вернуло их к мрачной действительности.

– Такое и в самом деле возможно? – спросила Валентина.

– Иначе я никогда бы не поверил в это, – пожал плечами Грего. – Ну откуда-то все взялось.

– А наша теория отличненько укладывается в общую схему, – заявил Ольяду. – Гипотеза о Большом взрыве мусолится уже…

– В общем, она возникла еще до моего рождения, – помогла ему Валентина.

– Да уж, – сказал Ольяду. – Но никто не мог додуматься, почему же произошел этот Большой взрыв. А согласно нашей гипотезе, вырисовывается очень странная, но логичная картинка. Кто-то, способный удержать в голове образ целой Вселенной, вышел во Вне-мир, и тогда филоты начали по очереди вставать на те места в образе, за которые могли принять на себя ответственность. Так как во Вне-мире времени как такового не существует, процесс мог занять миллиард лет, а мог случиться за одну микросекунду, в общем, они там сортировались себе, а потом – бам! – и вот она, целая Вселенная, вылетевшая во Внутри-пространство. А так как расстояния изначально не существовало, то все началось с размеров геометрической точки…

– То есть размер отсутствовал вообще, – растолковал Грего.

– Я еще помню кое-что из геометрии, – возмутилась Валентина.

– Немедленно новая Вселенная начала расти, создавать новые пространства. А чем больше она увеличивалась, тем медленнее текло время – или нет, может, наоборот, убыстрялось?

– Не важно, – поморщился Грего. – Все зависит от того, где ты находишься: во Внутри-пространстве, во Вне-мире или еще в каком-нибудь Внутри-мире.

– Как бы там ни было, сейчас наша Вселенная, кажется, установилась во времени, хотя и продолжает расширяться. Но если так уж хочется, можно принять несколько иное положение: она установилась в размерах, но изменяется во времени. Скорость света постоянно замедляется, так что теперь путь от одной точки к другой занимает больше времени, только нам не видно, как она уменьшается, ведь все остальное относительно скорости света также замедляет ход. Понимаете? Все относительно. Как недавно сказал Грего, Вселенная, в которой мы живем, говоря языком абсолюта, все еще геометрическая точка, если посмотреть на нее из Вне-мира. А любые изменения, которые вроде бы происходят у нас, зависят исключительно от времени и пространства.

– И что абсолютно убивает меня, – сказал Грего, – все эти мысли с самого детства варились в котелке Ольяду. Картина Вселенной как не обладающей ни одним измерением точки – его способ отношения к окружающему миру. Не то чтобы он первым подумал об этом, но он единственный, кто уверовал в это и увидел связь между нашим миром и тем не-пространством, из которого, по словам Эндрю, Королева Улья извлекает айю.

– Если уж мы погрязли в метафизике, – сказала Валентина, – так объясните мне, с чего все началось? Если принимаемое нами за действительность – всего лишь образ, который кто-то спроецировал во Вне-мир и из которого возникла наша Вселенная, тогда, может быть, этот кто-то до сих пор бродит по округе, то там, то сям насаждая новые Вселенные? Откуда же взялся этот наш создатель? И что было до того, как он принялся за дело? Да и если на то пошло, откуда взялся сам Вне-мир?

– Типичное мышление внутримирянки, – отреагировал Ольяду. – Ваши представления основываются на вашей вере в пространство и время, вы возвели их в ранг абсолютных величин. Вы считаете, что все должно иметь свое начало и свой конец, все должно откуда-то браться. Именно так обстоит дело в нашей осязаемой и наблюдаемой Вселенной. Но смысл-то в том, что во Вне-мире таких законов в принципе не существует. Вне-мир всегда был и всегда будет. Число филотов бесконечно, и каждый из них всегда существовал. Безразлично – сколько их оттуда ни вытаскивай, сколько их ни впихивай в упорядоченные Вселенные, все равно число филотов останется прежним.

– Но кто-то ведь должен был начать создавать Вселенные.

– Почему? – удивился Ольяду.

– Потому… потому что я…

– Никто ничего никогда не начинал. Это было всегда. Я имею в виду, если это было всегда, это просто не могло начаться. Во Вне-мире нет понятия образа, там невозможно мыслить образами. Филоты не могут действовать, потому что прежде всего не могут определиться.