Регина - Елена Домогалова

— Ну что ж, — Регина слегка склонила голову к плечу, — за такой откровенный и в меру льстивый ответ, а в особенности за то, что вы умело заткнули за пояс этих молодых господ, я сделаю вам необычный подарок. После того, как мой портрет будет готов и при условии, что я буду им довольна, вы сможете использовать меня в качестве натурщицы для одной картины. На ваш выбор.

— Графиня, а вы не боитесь, что художник захочет написать с вас Афродиту, из волн выходящую? Или Леду непосредственно в процессе соблазнения её Зевсом? — всплеснул руками молодой Гиз.

— А мне, по-вашему, есть чего бояться? Или стесняться? — Регина капризно нахмурила брови.

— Женщине, даже вполовину столь прекрасной, как их сиятельство, совершенно не нужно бояться позировать обнажённой, ибо совершенное тело не нуждается в одеждах, — ответил художник.

— О! — Регина лукаво улыбнулась, — Учитесь галантности у моего живописца, герцог. Потому что ещё одно подобное двусмысленное высказывание из ваших уст — и вам грозит моя немилость и опала.

— Простите, ваше сиятельство, но я тоже думаю, что графине де Ренель не пристало быть натурщицей, — робко подал голос Этьен.

— Ну вот ещё, глупости какие! — топнула ногой Регина. — Для Дианы де Пуатье, значит, не было ничего зазорного в том, что Жак Гужон изваял её обнаженной, в образе богини-охотницы, обнимающей шею оленя, а на меня сразу напустились в два голоса "Непристойно! Неприлично!".

— Диана де Пуатье позировала для своего же портрета и к тому же… — начал объяснять герцог, но она перебила его.

— И к тому же у неё не было таких нудных поклонников и старшего брата, который вечно всем недоволен, чтобы я ни сделала. Бьюсь об заклад, что после первого же сеанса, едва мастер сделает набросок моего лица на холсте, вы, ваша светлость, или мой духовник, или оба сразу, напишите графу де Бюсси о моей новой эскападе. Пожалуй, я скоро перестану и вовсе принимать вас у себя.

Чувствуя себя сильным и благородным защитником оскорблённой жертвы, молодой иезуит не замечал, что сам стал послушной игрушкой в руках женщины. Всего лишь за несколько дней, наслушавшись "случайных" признаний и "скрытых" жалоб Регины, сказанных как бы ненароком, вскользь, между разговором, Этьен воспылал жгучей ненавистью к семейству Валуа и в сердце его закралось подозрение в непогрешимости папы и в высшей справедливости церковного суда.

Но, несмотря на внутреннюю борьбу и рушившиеся идеалы, Этьен был счастлив, как никогда. В отличие от герцога Майенна, который чувствовал себя полным идиотом. Две бестии втянули его, как и Этьена, в свои безумные планы, вертели им, как хотели, и он, в отличии от вышеупомянутого иезуита, с самого начала знал, что всё это — лишь игра, что он — прикрытие для истинных желаний Регины. Знал, но ничего не мог поделать. Екатерина-Мария — та другое дело, она всегда умела подчинить себе брата и ощущать себя круглым дураком в её присутствии давно уже было для Майенна в порядке вещей. Но каким образом графиня де Ренель обрела над ним такую необъяснимую и абсолютную власть, он не знал. Добро бы она была его любовницей, так ведь нет, всё, что до сих пор ему перепадало — ничего не значащие поцелуи. Лёгкие и искрящиеся, как молодое вино, столь же пьянящие и мимолётные. И Шарль бешено завидовал своему сопернику де Лоржу. Пусть его и не было сейчас рядом с Региной, но Шарль догадывался, что Филипп был единственным, кто утолил свою жажду живой водой её любви. И пусть эта вода была наполовину опиумом, без которого невозможно долго прожить, но Филипп отныне знал её вкус. Его же, великого соблазнителя, самого молодого из неотразимых Гизов, Регина держала в друзьях. Она ему даже ничего не обещала. А он всё чаще ловил себя на мысли, что его лёгкое увлечение превращается в нечто большее и глубокое. Нежданная и незнакомая любовь осторожно пробиралась в его сердце. И что самое странное — Майенну это нравилось.

А вот опасная затея сестры и Регины ему, напротив, с каждым днём нравилась всё меньше. Тем более, что они до конца не раскрывали перед ним всех карт и он до сих пор толком не знал, для чего им обеим так понадобился молодой иезуит и какие на самом деле отношения связывают Регину с духовником. Ещё больше бесило Шарля то, что кардинал Лотарингский, судя по всему, знал обо всём этом больше, чем он. И однажды он высказал обеим интриганкам всё, что думал на этот счёт.

— Вы обе водите меня за нос и держите за дурака! На кой чёрт вам сдался этот скользкий иезуит? Говорю вам, не связывайтесь с этим орденом. Решили повторить подвиги Филиппа Красивого? Забыли, чем обернулась для Капетингов война с тамплиерами? Так вот, иезуиты пострашнее будут, помяните моё слово. Тамплиеры повсюду кичились своими богатствами и влиянием на все королевские дворы Европы вот и достукались. А в этом тихом омуте такие бесы водятся, что вам туда лучше не соваться!

— Что ты раскудахтался, как деревенская курица? — поморщилась Екатерина-Мария. — Сравнил кого с тамплиерами! Знаменитый орден сколько столетий стоял у власти? А этим выкормышам Лойолы полсотни лет не наберется. Не смеши меня! Ты всего-навсего ревнуешь Регину к иезуиту.

Виновница этого всплеска эмоций заинтересованно посмотрела на примолкшего герцога.

Под её взглядом скрывать что-либо было бессмысленно и Шарль развёл руками:

— Да. Я ревную. Мне кажется, вы обе заигрались. Одна плетёт интриги и наблюдает за их развитием и результатами, а вторая вжилась в роль роковой соблазнительницы и теперь забавляется с чужими чувствами столь бездумно и бессердечно, словно мстит всему мужскому племени за свою боль. Что? Разве я так уж далёк от истины?

Екатерина-Мария ничего не успела возразить, как Регина стремительно подошла к Майенну и вкатила ему звонкую пощечину.

— Видеть тебя не желаю, — прошипела она и с видом оскорблённой королевы удалилась, оглушительно хлопнув дверью.

— Кретин, — сухим голосом оценила герцогиня Монпасье брата.

— За что? — он растерянно потирал горевшую щеку.

— А сам не догадываешься? За то, что любишь копаться в чужой душе, не имея ни прав на это, ни умения делать это вовремя и грамотно. По-твоему, Регине самой не надоело наше затянувшееся представление? К сожалению, Этьен либо гораздо умнее, либо несколько глупее, чем мы предполагали, я ещё до конца не разобралась. Во всяком случае, он не мычит не телится, а нам нужно, чтобы он сам, — понимаешь, именно САМ — дошёл до мысли отомстить за честь графини.

— Но неужели же его никак нельзя подтолкнуть?

— Это нужно сделать очень аккуратно. Работа должна быть ювелирная. В противном случае Виара может заподозрить неладное. Он верит Регине именно потому, что король её действительно изнасиловал и ей не нужно было ничего изображать и придумывать. Если хочешь, чтобы тебе поверили — разбавь свою ложь каплей правды. В нашем случае, конечно, этой правды почти половина, но ставки так высоки, что малейший промах может нам дорого обойтись. На кону стоят ни больше ни меньше — наши головы. Игра пошла гораздо тоньше, чем ты привык, мой дорогой брат. Мы очень осторожно блефуем, но это не может продолжаться вечно. Остаётся надеяться, что Медичи допустит какой-нибудь промах раньше нас. И молиться, чтобы Бюсси как можно дольше не возвращался из Анжу.