Хроники ветров. Книга суда - Екатерина Лесина

Михель хмыкнул.

— Я тебе верю, Ярви, думаю, он тоже поверит.

В свертке оказалось платье, длинное, из выбеленного льна, расшитого сложным многоцветным узором. Ярви разложила платье на кровати и смотрела на него, как на… Фома не сумел подобрать подходящего сравнения. На вещь так не смотрят, это точно.

— Это свадебный наряд, — тихо пояснила она. — Если бы я выходила замуж, я бы надела платье, а еще пояс… но пояс можно только девушкам, даже вдовицы если второй раз замуж идут, пояса не надевают. А я и платья не надену.

— Почему?

— А кому я такая нужна? — Пальцы нежно скользили по ткани, со стежка на стежок, обнимая, прощаясь с вышитыми зеленой нитью листьями, или темно-красными лепестками диковинных цветов, золотыми и серебряными перьями чудесных птиц. В этих прикосновениях читалась непритворная боль.

— Мне нужна, — присев рядом, прямо на пол, Фома перехватил руку. — Правда, я чужак, и ничего делать не умею, и толку с меня никакого

— Ты добрый, — Ярви робко погладила его по щеке, и от этого прикосновения на душе стало так хорошо, что Фома совсем растерялся. — Но ты и вправду чужак, мне никогда не позволят надеть это платье. Грязью закидают, если осмелюсь. Или камнями.

— Почему?

— Шлюхе, — серьезно ответила Ярви, — нельзя выходить замуж, это не по закону. Ни по нашему, ни по Божьему.

Вечером, когда она уснула, обнимая это проклятое платье, Фома записал:

«Одни законы рождены разумом, другие же появляются на свет в результате человеческого самомнения и самолюбия, когда те, кто думают, будто знают, как нужно жить, возводят это знания в ранг абсолюта, подписываясь именем Его, но забывая, что Он сказал: не судите и не судимы будете».

Жизнь налаживалась, Ярви, по-прежнему опасаясь выходить в деревню, домом занималась охотно, а Фома не мешал. Находиться рядом с ней было… непривычно, но приятно, странные ощущения, когда сердце то замирает, то летит вскачь, и ладони потеют. А слова куда-то пропадают, только и остается смотреть и надеяться, что она не заметит. Фоме не хотелось бы испугать Ярви. И совета спросить не у кого.

— Тебе постричься надо, — Ярви присела напротив, она любила наблюдать за тем, как он работает, а у Фомы при ее появлении разом пропадали все мысли.

— Зачем?

— Ну… смеяться будут.

— Пусть смеются, — Фома провел рукой по волосам, жесткие и длинные, почти до плеч. Ничего общего с аккуратной имперской стрижкой.

Каждый гражданин обязан следить за тем, чтобы внешний вид его был опрятен…

— Что ты сказал? — Ярви обеспокоено нахмурилась. — Что-то не так? У тебя иногда такое лицо… такое… ну будто убить кого хочешь, а это нельзя, это не по закону…

— Успокойся.

Горячие руки. Ладошки розовые, пальцы пожелтевшие в тонкой сетке старых шрамов и мозолей. Громко хлопнула дверь: видать, Михель пришел… не вовремя, до чего не вовремя. Ярви застыла соляным столпом.

— Я никого не буду убивать, — повторил Фома, успокаивая.

— Конечно, не будешь. Ты если и захочешь, не сумеешь. Некоторым на роду написано быть пацифистами.

Рубеус бросил на стол перчатки и сел, опершись на горячий печной бок.

— Хорошо тут у вас… ничего, что я без стука?

— Ничего. Вечер добрый.

— Добрый… слушай, дай чего-нибудь выпить, лучше воды. И лучше если холодной.

Холодная была, только-только из колодца, еще с редкими кусками не растаявшего льда. Рубеус пил долго и жадно, а поставив тяжелый ковш на стол, сказал:

— Пошли, поговорим.

При этих словах Ярви вздрогнула и, зажав рот руками, тихо сползла на пол. На лице ее застыло выражение такого откровенного ужаса, что Фома совсем растерялся, поскольку не понимал, чего тут бояться. Зато Рубеус все прекрасно понял и, поднявшись, сказал:

— Пожалуй, я подожду снаружи. Только не долго, а то времени в обрез.

Хлопнула, закрываясь, дверь, и Ярви завыла, сначала тонко, еле слышно, потом во весь голос, точно обездоленная волчица.

— Ну, успокойся, он тебя не тронет, слышишь? И меня не тронет. Я знаю Рубеуса, он… он хороший человек…

Рубеус сидел на колоде, на которой Фома обычно колол дрова. Черные тени на снегу, черная куртка, черный куб дома, черное небо… много черноты.

— Ну, успокоил?

— Более-менее. — Фома запахнул куртку поплотнее.

— Хорошо… не люблю, когда меня боятся. Ты-то хоть не боишься?

— Теперь нет. Раньше боялся.

— Помню. — Рубеус зачерпнул горсть снега и вытер лицо. — Давай, рассказывай, что там с твоей… подопечной.

Фома рассказал, получилось несколько сбивчиво и бестолково, но Рубеус дослушал, а когда рассказ закончился, сказал лишь одно слово:

— Понятно.

— Что тебе понятно? — вспышка злости относилась к разряду тех непонятных эмоций, которые появились в последнее время. — Что тебе понятно? Она из дому боится выходить. Все время ждет, когда же я скажу ей убираться прочь, и все поверить не может, что не скажу. И тебя боится. Решила, что ты ее убьешь, и готовится. Только к этому нельзя подготовиться. Каждый день как последний, живешь и ждешь, ждешь… а в какой-то момент понимаешь, что как бы ни ждал, ничего не изменится. Поэтому проще самому.

Фома замолчал, как-то нехорошо получилось, да и вырвавшиеся наружу воспоминания не относились к тем, которыми хотелось делиться.

— Ты ей веришь? — спокойно поинтересовался Рубеус.

— Верю.

— Хорошо… я скажу старосте, чтобы девушку оставили в покое. В попытке убийства она не виновна. А что до остального то, как я понимаю, суд уже был, и мужчина признан невиновным. Вмешиваться или отменять решения старосты я не имею права, иначе порядка не будет.

Вот так просто? Был суд, решение принято и плевать, насколько оно правильно? Порядка не будет? В Империи тоже превыше всего ценили порядок. Так какая разница?

Фома усилием воли разжал кулаки. Заставил себя продолжить разговор, глядя в черные глаза да-ори.

— Они же считают ее шлюхой…

— Думаешь, мое слово что-то изменит? Боюсь, станет только хуже. Может, ей и вправду лучше уйти? Хотя, кто тут знает, что для кого лучше… — Он вздохнул. — Вроде и решено все, а на душе погано, хотя не уверен, что у меня душа есть.

— Есть. Наверное.

— Спасибо. — Рубеус встал. — Я там сумку оставил, деньги, оружие… пригодятся, а то как-то нехорошо в тот раз получилось. Извини. Ладно, я тогда к старосте… а девушке на, передай.

Рубеус протянул золотую монету с отверстием в центре.

— Это скарт, — объяснил он. — Знак того, что человек находится под моей личной защитой. Слово словом, а скарт все-таки надежнее. Тогда точно не тронут. Удачи вам.

— И тебе тоже, — монета была обжигающе-холодной, но Фома только сжал ее покрепче, чтобы не выскользнула в снег. А Рубеус грустно улыбнувшись, ответил.

— Пожалуй, удача мне пригодится.

Вальрик

Наверху было пусто. Стол, накрытый на четверых, тяжелое кресло со странной, выгнутой под причудливым углом, спинкой. Оно оказалось очень удобным, Вальрик как бы и сидел, и лежал одновременно.

— А гости где?

— Будут тебе гости, но позже. — Мастер Фельче без своего привычного халата кажется маленьким и щуплым. — Для начала я с тобой побеседую…

— О чем?

— Да все о том же. Но ты больше слушай.

И снова сигара, хрупкий огонек на длинной спичке, клубы сизоватого дыма и свернутый кульком лист плотной бумаги, о который обламывается пепел.

— То, что вы знаете об Империи — верно, но, как бы объяснить, не до конца правильно. Да, формально и реально здесь правят тангры. У каждого Улья — всего их пять — свой статус, который определяется не только возрастом матки, но и количеством, качеством ее… модулей. Модули есть трех рангов, самый простой тебе знаком — солдаты. Довольно примитивные существа, в целом уровень развития среднестатистического человека, кой-какие способности к анализу и обработке информации, обучению, хорошие физические данные, но при всем этом абсолютная безынициативность. То есть они, конечно, проявляют инициативу, но сугубо в рамках поставленной задачи. Очень узкой задачи. К примеру, патрулирование — модуль низшего ранга способен организовать работу патруля, выявить оптимальный ритм работы, поставить людей, обеспечить смену. Для управления крупными объектами и решения задач координации солдат-тангров используют модули второго ранга, это командный состав, управляющие предприятиями, администраторы городов. Эти мыслят шире, но все же очень зависимы, они совершенно не способны к решению абстрактных задач.

— А третьего, значит, способны?

— Способны, — мастер Фельче стряхнул пепел с сигары. — Но их очень мало. К примеру, на третий ранг приходится около девяноста процентов всех модулей, на второй — девять с половиной, а на третий…

— Полпроцента.