Ложь. Записки кулака - Иван Попов

— Я думаю, — Козырев сделал небольшую паузу и внимательно оглядел всех присутствующих, — поставить Варейкиса и его единомышленников перед совершившимся фактом. Как известно, с кладбища покойников не носят, а победителей не судят, да и ЦК нас поддержит. Предлагаю создать три группы активистов во главе с Лавлинским Дмитрием Степановичем, Поповым Григорием и Гандобиным Василием Ефимовичем. Одновременно зайдем с трёх сторон и вытряхнем всех кулаков из домов вместе со своими семьями. Нужно раскулачить и выселить всех, кто в свое время противился хлебосдаче, кого мы отправляли в тюрьму, а остальных, кто еще не записался в колхоз, предупредить, что и с ними будет так же. Таким образом, мы быстро проведем сплошную коллективизацию, а деньги спишем на материальную помощь вступившим!

— Нужно раскулачить первым попа! — вставил уже вернувшийся с улицы Гришка Казак.

— А что его раскулачивать, если у него нет ни своего дома, ни семьи, ни земли, а из скотины только лошадь? — заметил Александр Иванович.

— Ну и что? — возразил Казак. — Поп является самым злостным противником коллективизации, да и всей Советской власти!

— Предлагаю, — подал голос Митька Жук, — раскулачить Пономарёвых Серегу и Никиту.

— Их пока не надо трогать, так как Никита награждён правительственной наградой, а Сергей тоже заслуженный человек, да еще близко знаком с Варейкисом, — ответил Козырев, — а вот с остальными нужно покончить раз и навсегда, быстро и без всякой жалости, что бы я завтра поехал в город и доложил начальству о проделанной работе. А теперь, друзья, за дело и пусть нам сегодня улыбнется удача!

Субботний февральский день перевалил за середину. Легкая дымчатая пелена наволочила низкое небо. Потеплело, снег усел, и люди, радуясь внезапному теплу, опустившемуся на землю, высыпали на улицу. Взрослые, смеясь, перебрасывались веселыми словечками, ребятишки клубились на проезжей части дороги, катаясь на коньках и санках. Многие попарились в банях, пили самогон и были навеселе. Егор Иванович Пономарёв тоже основательно помылся и теперь сидел за столом перед зеркалом, расчёсывая деревянным гребнем волнистые каштановые волосы. Сын Яшка со снохой ещё мылись в бане, а бабушка Вера готовила у печи к обеду. В это время со стороны улицы появилась группа активистов во главе с Гришкой Казаком и направилась к Пономарёвым. Оставив на улице Варьку Култышкину и Петьку Лободу, Гришка с остальными вошел во двор. Навстречу незваным гостям, звеня цепью, из будки выскочил огромный кобель, встал на задние лапы и, оскалив зубастую пасть, забрехал, хрипя и роняя пену в темный снег. Увидев разъяренного зверя, толпа опешила, сбилась в кучку и подалась назад к воротам. Гришка, заметив, что пса крепко держит цепь, прибодрился, шагнул к нему навстречу и достал из кармана пиджака наган. Раздались два резких хлопка, пёс подпрыгнул и повалился на бок, окрашивая вокруг себя алой кровью притоптанный снег.

Егор Иванович в окно давно заметил посторонних людей во дворе и ожидал незваных гостей в избе. Но когда он услышал выстрелы и увидел в окно убитого кобеля, выскочил во двор и с возмущением и обидой выговорил, обратившись к Гришке:

— Чего это ты расхозяйничался на чужом дворе? Убил собаку! Чем она тебе помешала?

— Была бы моя воля, я бы не его, — кивнул Гришка в сторону мертвого кобеля, — а тебя бы уложил, кулацкая морда! Да и двор теперь не твой, а наш! Так что собирай свои манатки, да проваливай отсюда, так как по постановлению совета и правления колхоза ты, Егор Иванович Пономарёв, подлежишь раскулачиванию!

— Как проваливать? А куда же нам деваться? — Опешивший хозяин развёл руками. — Что же нам делать? — Спросил он то ли сына, стоявшего в дверях бани, то ли Гришку с толпой активистов, то ли прибежавших на выстрелы соседей.

— А это нас не касается! — ответил за всех Гришка. — Одевайся и катись к ядрени фени! Да ничего с собой не брать, кроме одежды!

С этими словами Гришка поднялся по порожкам, оттолкнул Егора Ивановича и вошел в дом. Часть людей потянулось за ним. Последними в дом вошли хозяин с сыном и снохой. Там на лавках уже расположились Петька Лобода и Варька Култышкина. Тут же сидела мать Егора Ивановича, бабушка Вера. По всему было видно, что она уже в курсе событий. Когда толпа заполнила избу, бабушка Вера встала и ушла в малую избу. Сборы были недолгими. Мужики, оглушенные свалившимся на них несчастьем, стояли посреди избы, не зная, что им делать. Сноха открыла крышку сундука и стала доставать свои наряды, подарки к свадьбе, купленные мужем в городе. Гришка Казак незаметно кивнул Варьке и показал на супругу Яшки. Та, с полуслова, поняв намек Гришки, быстро подошла к Евдокии, собрала в охапку вытащенные ей вещи, бросила их назад в сундук и закрыла крышку.

— Ты, Дунька забудь о сундуке. Все, что там было твое, теперь наше, колхозное.

Сказано вам убираться — вот, и убирайтесь, пока в шею не вытолкали!

Евдокия, выпрямившись, хотела что-то сказать, но губы ее задрожали, из глаз потекли слезы. В это время в избу зашла уже одетая бабушка Вера, подошла к снохе, взяла ее, как маленькую, за руку и тихо сказала:

— Пошли, Дуня, утри слезы и не обижайся на них, бог им судья!

Вслед за бабушкой Верой и все остальные Пономаревы покинули свой дом, в который им никогда больше не пришлось вернуться.

Они спустились с крыльца и остановились, не зная, куда податься. Из всего имущества в руках была только икона Казанской божьей матери, которую держала бабушка Вера.

— Ну, голуби, вы как хотите, а я пошла к Яшке Попову, авось не откажет старухе в приюте.

Она повернулась и пошла по улице налево.

— А мы пойдём к моим! — подала голос Евдокия. — Изба у них просторная, детей, кроме меня, нет, авось поместимся, а там видно будет. Да и Варька наша сейчас у них.

Хотя и не любил Егор Иванович её советов, но выбора не было и пришлось ему, скрепя сердце, плестись следом за снохой. Сваты жили у церкви, а для этого нужно было пройти половину улицы. Шагал Егор Иванович, опустив голову, не глядя по сторонам, но краем глаза видел, что люди привычно табунились возле своих домов, грызли семечки, смеялись, и никому не было дела до униженных и ограбленных своих односельчан. Еще Егор Иванович отметил, что мужики не спешили снимать перед ним шапки, как это было ещё вчера. Конечно, все знали, что случилось, но никто не подошёл, не посочувствовал, не предложил помощь, словно люди выражали полное согласие со всем происходящим.

Сваты были дома. Они встретили Пономарёвых радушно, пригласили в дом, усадили за стол. Сваха быстро собрала обед и достала бутылку самогона. Сват не обмолвился ни словом о случившемся несчастье, хотя уже был наслышан, и предложил выпить за все хорошее. Егор Иванович, противник спиртного, залпом выпил стакан первача и с жадностью набросился на еду. Всё это время он в душе был безгранично благодарен родственникам за молчаливую поддержку и участие.