Казино смерти - Кунц Дин Рей

Хотя он никогда не рассказывает об этом, я знаю, что детство у него было трудным, что родители разбили ему сердце. Книги и избыточный вес — его защита против боли.

Он — писатель, в его активе две пользующиеся успехом детективные серии и множество документальных книг. Пишет он так много, что я не удивлюсь, если настанет день, когда все его книги, положенные в одном экземпляре на чашку весов, перевесят его самого, вставшего на другую чашку.

Поскольку он убедил меня, что писательство — эффективный метод психической химиотерапии в борьбе с психологическими опухолями, я написал свою подлинную историю о потерях и выживании… и положил ее в ящик комода, обретя умиротворенность, если не счастье. К ужасу Оззи, я сказал ему, что с писательством покончено.

Когда говорил, сам в это верил. Но вот сижу, покрываю словами бумагу, выступаю в роли собственного психологического онколога.

Может, если со временем я последую примеру Оззи и наберу четыреста фунтов, то не смогу бегать с призраками и шнырять по темным переулкам со свойственной мне сейчас ловкостью. Но, возможно, детям понравится мое гиппопотамское геройство, и любой согласится с тем, что смешить детей в нашем темном мире — благое дело.

Пока Оззи готовил завтрак, я рассказал ему о докторе Джессапе и обо всем, что произошло с того момента, как мертвый радиолог глубокой ночью появился в моей спальне. И хотя, рассказывая о ночных событиях, я тревожился о Дэнни, не меньшую тревогу вызывал у меня и Ужасный Честер.

Ужасный Честер — кот, какой снится в кошмарах любому псу, — позволяет Оззи жить рядом с ним. И Оззи любит этого котяру ничуть не меньше еды и книг.

Хотя Ужасный Честер никогда не царапал меня с той яростью, на которую он, я убежден, способен, он не раз и не два мочился на мою обувь. Оззи говорит, что это свидетельство благорасположения. По его версии, кот метит меня своим запахом, чтобы идентифицировать как члена его семьи.

Но я заметил, что Ужасный Честер, желая выразить свое благорасположение к Оззи, мурлычет и трется о его ноги.

С того самого момента, как Оззи открыл мне дверь и мы прошли через дом на кухню, и за все то время, пока я сидел на кухне, Ужасный Честер не попадался мне на глаза. Меня это нервировало. Кроссовки на мне были новые.

Он — большой кот, бесстрашный и уверенный в себе, поэтому не привык куда-либо прокрадываться. В дверь всегда входит величественно. И хотя ожидает, что сразу окажется в центре внимания, всем своим видом выражает безразличие к присутствующим, даже презрение, тем самым ясно давая понять, что обожать его дозволяется только на расстоянии.

И хотя он никуда не прокрадывается, в непосредственной близости от твоей обуви он может появиться внезапно и неожиданно. Собственно, о его присутствии ты узнаешь, почувствовав в туфлях или кроссовках загадочную теплую влагу.

И пока мы с Оззи не перебрались на заднее крыльцо, чтобы позавтракать на свежем воздухе, ноги мои не стояли на полу, а лежали на табуретке.

Крыльцо выходит на лужайку и рощу площадью в пол-акра, где растут терминалии, ногоплодник и грациозные перечные деревья. Под золотистым солнечным светом в роще пели птички, и смерть казалась мифом.

Только такой массивный стол из красного дерева мог не прогнуться под тарелками омлета с лобстерами, мисками с вареным картофелем, горами гренков, кренделей, плюшек, рогаликов с корицей, кувшинами с апельсиновым соком и молоком, кофейниками…

— «То, что для одного еда, для других — горький яд», — радостно процитировал Оззи, салютуя мне вилкой с куском омлета с омарами.

— Шекспир? — спросил я.

— Лукреций, который писал до рождения Христа. Я тебе это обещаю… никогда не стану одним из тех приверженцев здорового образа жизни, которые смотрят на пинту сливок с тем же ужасом, с каким более здравомыслящие люди воспринимают атомное оружие.

— Сэр, те из нас, кому небезразлично ваше здоровье, смеют предположить, что соевое молоко с ванилью не такая уж гадость, как вы говорите.

— За этим столом я не допускаю святотатства и ругательств, коими расцениваю упоминание соевого молока. Считай, что ты получил последнее предупреждение.

— На днях я заглянул в кафе «Итальянское мороженое». У них есть сорта с уменьшенным наполовину содержанием жира.

— Лошади, которые участвуют в скачках на местном ипподроме, каждую неделю производят тонны навоза, но им я тоже не набиваю холодильник. И где, по мнению Уайата Портера, может находиться Дэнни?

— Скорее всего, Саймон оставил у «Синей луны» второй автомобиль, на случай, если в доме Джессапа все пройдет не так, как хотелось, или кто-то увидит его отъезжающим в этом фургоне.

— Но никто не видел фургона около дома Джессапа, следовательно, нельзя утверждать, что его разыскивала полиция.

— Нельзя.

— И тем не менее они все равно поменяли автомобили у «Синей луны».

— Да.

— Ты считаешь, в этом есть смысл?

— Да, более логичное решение, чем любое другое.

— Шестнадцать лет он продолжал безумно любить Кэрол, до такой степени, чтобы убить доктора Джессапа за то, что тот женился на ней.

— Вроде бы так оно и есть.

— А чего он хочет от Дэнни?

— Не знаю.

— Саймон не похож на человека, который жаждет общения с сыном.

— Не тот психологический профиль, — согласился я.

— Как тебе омлет?

— Фантастика, сэр.

— В нем сливки и масло.

— Да, сэр.

— А также петрушка. Я не считаю, что зелень нужно полностью исключить из рациона. Блокпосты на дорогах не помогут, если второй автомобиль Саймона — внедорожник с приводом на все четыре колеса и он уедет через пустыню.

— Управление шерифа помогло с вертолетами.

— У тебя есть ощущение, что Дэнни по-прежнему в Пико-Мундо?

— У меня какое-то странное чувство.

— Странное… это как?

— Что-то не складывается.

— Не складывается?

— Да.

— Ага, теперь все кристально ясно.

— Извините. Я не знаю. Не могу выразить словами.

— Он… не мертв?

Я покачал головой.

— Не думаю, что все так просто.

— Еще апельсинового сока? Свежевыжатый.

— Сэр, я все думал… где Ужасный Честер? — спросил я, когда Оззи наливал мне сок.

— Наблюдает за тобой, — ответил он и указал. Повернувшись, я увидел кота, который сидел в десяти футах позади и выше меня, устроившись на выступающей части потолочной балки, поддерживавшей крышу над частью заднего крыльца.

Шерсть у кота красновато-оранжевая с черными подпалинами. Глаза — зеленые изумруды, горящие на солнце.

Обычно Ужасный Честер удостаивает меня (да и любого другого) мимолетным взглядом, словно человеческие существа навевают на него жуткую скуку. Выражением глаз и одним только своим видом он может дать исчерпывающую характеристику человечеству, легко и непринужденно выразить свое крайнее презрение. Для тех же целей даже такому писателю-минималисту, как Кормак Маккарти, потребовалось бы никак не меньше двадцати страниц.

Никогда раньше я не был объектом столь пристального интереса со стороны Ужасного Честера. На этот раз он держал мой взгляд, не отводил глаз, не моргал, похоже, находил, что смотреть на меня — занятие не менее захватывающее, чем изучение трехголового инопланетянина.

Хотя он вроде бы не изготавливался к прыжку, мне определенно не хотелось поворачиваться спиной к этому жуткому коту. Но еще больше не хотелось играть с ним в «гляделки». Я и так знал, что он меня пересмотрит, не отведет взгляда.

Повернувшись к столу, я увидел, что Оззи позволил себе положить на мою тарелку еще одну порцию картошки.

— Раньше он никогда так на меня не смотрел, — поделился я с Оззи своими наблюдениями.

— Точно так же он смотрел на тебя, и когда мы сидели на кухне.

— На кухне я его не видел.

— Ты просто не заметил, как он прокрался, открыл лапой дверцу столика и спрятался под мойкой.

— Должно быть, он проделал это очень быстро.

— Знаешь, Одд, он действительно быстр как молния и все проделывает очень тихо. Я им так горжусь. Оказавшись под мойкой, он своим телом держал дверцу чуть приоткрытой и через щель наблюдал за тобой.