Листик. Как всё начиналось - Анатолий Дубровный

— Каким егерем! Кругом девственный лес!

— Ну, лесником. Надеюсь, Хозяйка не будет возражать, по дружбе…

— Знаешь, Гатам, я, пожалуй, тоже останусь, — присоединился к Терлину Тором.

— Как знаете, — вздохнул Гатам. Ватагу придётся распустить, но с другой стороны, с такими‑то деньгами заниматься такой опасной деятельностью как охота на драконов… Гатам, ещё раз вздохнул и скомандовал:

— Сворачиваем лагерь и грузимся на телеги.

Хоть деньги и появились, но бросать снаряжение и арбалет с зачарованными болтами не годится, ведь это всё можно выгодно продать! Когда сборы были закончены, Терлин и Тором, попрощавшись с остальными ватажниками, пошли по той тропинке, по которой ушла Листик со своими спутниками.

Глава третья

Монастырь святой Урсулы и разговор в пещере

Восемь телег со скарбом — негусто, но святое дело надо начинать с лишений, а каким ещё делом может быть основание нового монастыря? Это подвижничество, и на него сестру Русилину благословила мать–настоятельница. И вот Русилина, уже сама ставшая матерью–настоятельницей пока ещё несуществующего монастыря, вела сестёр, согласившихся разделить с ней эту тяжёлую долю. На телегах везли только имущество будущей обители — иконы, святые и не очень книги, статую святой Урсулы и всякие, совсем не мелкие, хозяйственные мелочи, сами же монашки, насельницы будущего монастыря, шли пешком, подвижничество должно начинаться с малого подвига. А пеший поход по этому лесу уже можно было считать подвигом! И немалым!

Впереди шла сестра Олива, высокая и худощавая, шла уверенно, было видно, что она привычна к таким длительным пешим походам. Олива — тоже будущая монахиня монастыря святой Урсулы, а в прошлом старшая послушница ордена Карроты Непорочной, великолепный боец, впрочем, как и все монахини обителей этой воинственной святой. Сестра Олива в руках держала не пальмовую ветвь и даже не созвучную со своим именем. В руках сестры–воительницы был широкий меч, средней длины, не очень удобный для битвы, но в самый раз для драк в закрытом пространстве и в зарослях. А чем дальше в лес уводила дорога, тем ближе к ней и гуще становились эти самые заросли.

Громкий вой заставил остановиться телеги, монашки сбились в кучу, зашептав молитвы. Вой повторился ближе и громче, молитвы монашек стали больше похожи на причитания: подвижничество — это одно, а вот мученичество — совсем другое. Жуткий вой, прозвучавший совсем близко, неоднозначно намекал, что уделом монахинь, так и не построенного монастыря святой Урсулы, будет именно мученичество! На дорогу перед воинственно размахивавшей мечом Оливой выскочило шестиногое чудище. Мохнатые ноги с мощными когтями, тело, покрытое роговым панцирем, и страшная, щёлкающая зубами крокодилья пасть впечатлили даже бесстрашную карротинку, она отступила и быстро завертела мечом. Чудище оглушительно завыло и отлетело в сторону, словно его отбросил сильный удар, только вот что ударило этого кошмарного зверя, никто из монахинь не понял. Зверь поднялся, с тоской посмотрел на монахинь, облизнулся и, поскуливая, скрылся в лесу.

— О святая Урсула! — воздела руки к небу Русилина. — Ты не оставила своих дочерей без защиты!

— Воистину так, святая мать! — с жаром поддержала будущую настоятельницу Олива. — Я и сёстры были свидетелями чуда! Зверь, рыкающий и неуязвимый, был сражён помыслом…

— Ага! Прямо в лоб! — подтвердила рыжая девочка, непонятно как появившаяся перед монашками, с любопытством глядя на Русилину и на продолжавших стоять, плотно прижавшись друг к дружке, монахинь. Девочка удивлённо спросила: — А вы что, все родственницы? Да? Сёстры? А ты их мать, да? Ну, раз к тебе так обращаются, такая молодая и столько взрослых детей!

— Листик, это монахини, они друг дружку называют сёстрами, а самую главную — матерью–настоятельницей, — попыталась объяснить девочке появившаяся вслед за ней черноволосая девушка. Обе они были одеты в длинные платья, очень неудобные для прогулок по лесу.

— О! — Девочка широко раскрыла свои и без того большие зелёные глаза. — Ирэн, а что она настаивает или на чём? Ну раз её так называют, вон у Марты сколько много настоек, но ты же её так не называешь — настоятельница.

— Листик, это совсем другое, монахини живут в монастыре и молятся они…

— Ага, — понятливо кивнула девочка и сделала совсем неожиданный вывод: — Они молятся, а потом ихняя мать их всех лечит своей настойкой!

— Листик, ну с чего это ты взяла? — всплеснула руками черноволосая девушка.

— Ну Ирэн, в деревнях же начинают молиться только тогда, когда заболеют, а до этого никто этого и не думает делать! А как заболеют — то молятся, мазями и настойками, что Марта делает, лечатся.

Девушка вздохнула и, видно, не надеясь объяснить девочке монастырские порядки и то, что там монахини делают, поздоровалась с удивлёнными монахинями:

— Здравствуйте, святые сёстры!

— Здрасьте! — поддержала свою старшую спутницу девочка и поинтересовалась: — А что вы тут делаете?

— Меня благословили на закладку нового монастыря, — ответила Русилина, — сёстры согласились разделить со мной сей подвиг, но страшный зверь, рыкающий, едва не стал причиной нашей гибели!

— Хорот не рыкает, не умеет, он только воет. И вряд ли он на вас напал бы, хороты питаются падалью. Просто они очень любопытные, вот он и прибежал на вас посмотреть, пока вас медведь не задрал. Ну и потом доесть то, что останется от вас после медведя.

— Какой медведь?! — побелев, спросила будущая мать–настоятельница.

— Пещерный, — любезно пояснила девочка, — его так называют, потому что он в пещерах живёт. Он очень большой и живёт в лесах предгорий, ну и в горах тоже. Очень большой, вот поэтому очень прожорливый, может вас всех съесть!

— Где?! — невпопад спросила сестра Олива, крепче сжимая меч.

— Где живёт!? — ещё больше побелела Русилина.

— В пещерах, — повторила девочка матери–настоятельнице и, повернувшись к сестре Оливе, объяснила и ей: — А съедать он вас будет здесь, вот!

А черноволосая девушка кивнула на затрещавшие заросли:

— Этот медведь сидел в засаде, дальше по дороге, но, видно решив, что добыча может ускользнуть, бежит сюда!

Огромный медведь, проломившись сквозь густые заросли, вывалился на дорогу.

— О! Какой большой! — восхитилась девочка и восторженно добавила: — Шкура у него… Такую точно поделить можно!

— Листик! — одёрнула девочку девушка, прекращая её восторги.

— Ага! — Со вскинутой руки девочки сорвался мощный, почти видимый, поток воздуха и кувалдой ударил в лоб набегающего медведя. Медведь поменял направление движения на обратное, только он уже не бежал, а летел. Пролетев с десяток метров, медведь упал на спину и затих.

— Опять перестаралась! — покаянно развела руками девочка, но сожаления в её голосе не было.

— Листик! — укоризненно сказала девушка.

— Ага! Зато теперь можно шкуру поделить!

— Листик, это присказка такая! Я же тебе говорила!

— Ага! Я знаю, но может они умеют? — девочка с надеждой посмотрела на ошалевших монахинь. Те не проявили никакого желания показывать, как делят шкуру убитого медведя. Их вид красноречиво говорил о том, что они не то что не хотят подходить к пусть уже убитому зверю, а стремятся оказаться от этого места как можно дальше.

— Ага, — Листик, словно извиняясь, развела руками, — шкуру всё равно придётся с него снять!

— Зачем? — пролепетала Русилина.

— А он у вас на дороге лежит, вы проехать не сможете! — усмехнулась рыжая девочка и хитро прищурилась: — Надо медведя с дороги убрать, а вы не сможете его сдвинуть целиком, придётся по частям. Так что, шкуру всё равно снимать придётся!

Будущая мать–настоятельница вздохнула — ехать‑то надо в ту сторону, не возвращаться же назад? Русилина с надеждой посмотрела на девушку:

— Вы нам поможете убрать медведя с дороги?

— Ага! — вместо девушки ответила девочка и добавила: — Только вы нам тоже помогите шкуру снять, а то долго получится.

Ирэн и Листику шкуру снимать помогала только сестра Олива, остальные ничего подобного делать не умели. Провозились несколько часов, при этом с туши медведя срезали немного мяса. Русилина хотела возразить, что монахиням не годится предаваться чревоугодию, но девушка её опередила:

— Вы можете поесть немного, чуть–чуть, сейчас же нет поста. Так что особое воздержание вам сейчас необязательно. Тем более что даже во время поста, беременным, больным и находящимся в пути — мясо есть можно.

Русилина хотела что‑то сказать, но Ирэн продолжила:

— Больных и беременных среди вас нет, но вы сейчас в пути, так что…

При этих словах своей подруги Листик хмыкнула и посмотрела на молоденькую монашку. Ирэн удивлённо вскинула брови, а рыжая девочка расплылась в улыбке и кивнула:

— Ага, будет девочка!

Холодея от внезапной догадки, будущая мать–настоятельница ещё несуществующей женской обители, в которой уже начали нарушать монастырский устав, спросила у черноволосой девушки: