Канцлер империи - Андрей Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для проверки я запустил Борино творение считать число «пи» и, вопросительно посмотрев на его кобуру, достал из сейфа пару стаканчиков. В ответ Фишман полез в портфель и вытащил оттуда четвертинку с водкой имени себя, а потом продемонстрировал, что в кобуре у него не фляга, а ПФ.
— Я же прямо от тебя в Петергоф еду, — пояснил он.
— И что, там пора кого-нибудь прибить? Так давай позвоним, Танины девочки мигом все сделают, — не понял я.
Тут надо сказать, что в Петергоф Боря собирался отнюдь не в целях повышения культурного уровня путем созерцания тамошних фонтанов — еще полгода назад он познакомился со здешней второй вдовствующей императрицей, то есть Алисой.
Первое время после смерти Николая она против своего желания вдруг стала чем-то вроде центра кристаллизации для недовольных Гошиной политикой. Но, потом, по мере их нейтрализации, вокруг нее начал образовываться вакуум. Она даже выразила желание уехать в свой Дармштадт, но Гоша ответил, что это нежелательно. Причем ответил достаточно сухо, ибо Алиса не смогла найти лучшего времени для своей просьбы, чем момент, когда Маша с минуты на минуту собиралась рожать. Однако придворному планктону этого оказалось достаточно, чтобы сделать вывод об опале вдовы Николая, и вроде даже начали появляться желающие ее, походя пнуть. Я уже собирался устроить показательное действо на тему о том, что кого пинать — это решать вовсе не им. И кто этим будет заниматься — тоже, а всякая инициатива тут неуместна! Но, выходит, рыцарь Фишман хочет навести там порядок прямо сейчас.
— Попадешь хоть? — продолжил сомневаться я, — они же метаться будут резкими скачками, тут тренировка нужна.
— Тьфу, на тебя с твоими живодерскими шуточками, просто надо показать, что за Алису теперь есть, кому заступиться.
— Тогда ты метод какой-то неэффективный выбрал. Бери с собой папку, как увидишь кого — открываешь ее и задумчиво переводишь взгляд с объекта на бумаги и обратно. Все, больше ничего не потребуется, как миленькие вылетят из Петергофа впереди собственного визга. Вот только неужели Алиса так и терпит твою кобелиную сущность?
— Она любвеобильная, а не кобелиная, — важно пояснил мне Боря, — и умные люди прекрасно понимают разницу. Тут другая трудность есть — после всех этих передряг у нее сильно религиозность повысилась, Алечка страдает, что ей со мной приходится жить во грехе… У тебя знакомого попа не найдется, который ей объяснит, что это не так страшно? Только настоящего, чтобы поверила.
— Который настоящий, он за такое предложение меня тут же анафеме подвергнет, невзирая на мундир, — усмехнулся я, — хотя есть, конечно, и такие, на которых и вовсе пробы ставить негде… Стоп, идея. Пусть Гришка ей это объяснит, у него точно получится, я Распутина имею в виду. Правда, этот жук вполне может у тебя даму-то и умыкнуть.
— Какой-то Распутин — у Фишмана? Жора, мне даже не смешно. И, кстати, твое «пи» готово, так что давай за успехи здешней кибернетики!
Закусив огурцом, Боря продолжил:
— У терминалов я специально память ограничил — пусть местные мозги тренируют в условиях недостатка ресурсов. С мегабайтом любой дурак, что хочешь, напишет, а ты попробуй вывернуться на шестнадцати кило!
— Кстати, у этого твоего арифмометра сколько?
— Шестнадцать программ по двести пятьдесят шесть шагов. Да, при его разработке мне здорово твой протеже Лузин помог — пора под него институт прикладной математики делать. И это, ты насчет Вернадского не думал? По-моему, не помешает ему ноосферой заняться, ибо твое вмешательство в дела этого мира уже потихоньку выходит на глобальный уровень.
— Сам думал, но тут имеется тонкость — у Владимира Ивановича хобби такое есть, делиться сомнениями с кем, ни попадя. Так что лучше я пока воздержусь. Да чего такого я тут особенно глобального навытворял, по-твоему?
— Ну как же, выброс угарного газа в атмосферу ты точно увеличил в разы, сравни потребление нефти в той России и в этой.
— Зато в японской войне стреляли почти втрое меньше!
— И не там, где у нас, кстати, я про это тебе и говорю. Кстати, то землетрясение в Италии — мы же с точностью до минут знаем, когда оно началось! А, значит, любое отклонение будет результатом твоего вмешательства.
— Я с этим уже сталкивался, когда прогнозы погоды писал. Значит, в дневниках одного очевидца было написано, что пятого февраля четвертого года в Артуре установилась отличная погода. Открываю дневники другого и с удивлением читаю, что весь этот день был шторм! Потом сам дожил до пятого и увидел мокрый снег при низкой облачности и довольно сильном ветре. Так что это просто источники врут, на то они и очевидцы, а вовсе не глобальные последствия моей скромной деятельности.
— А вообще-то тебя сомнения не гложут?
— Не вижу оснований для их аппетита. Население России здесь растет быстрее, чем там? Вроде да. И потом, если ничего не делать, то впереди мировая война с десятью миллионами жертв. А здесь, кажется, удастся ее в худшем случае свести к локальным операциям, а то и вовсе предотвратить… А точно можно будет только в двадцать шестом году сказать, если доживем — то есть сравнить состояние дел у нас с данными тогдашней переписи. Потому как у той, что мы сейчас проводим, аналога не было.
— Кстати, не поделишься, что там Георгий про свой род занятий написал?
— Ну, уж не «хозяин земли русской», понятно. Просто «император», и все… Но мне почему-то показалось, что совсем без прикола оставлять такое мероприятие нельзя, и в моей бумажке графа «род занятий» заполнена как «дядя Жора».
Глава 7
Ранее я уже упоминал о том, что родился в деревне Григорьково. Но ее я совсем не помню, так как, когда мне было три года, родители переехали в расположенное недалеко село Кесова Гора. Там я прожил до девяти лет, да и после был регулярно сплавляем туда на каникулы. Последний раз я был там в конце семидесятых… Правда, была мысль как-нибудь сгонять туда на выходные и посмотреть, во что превратилось место моего детства, но заход в интернет убил ее на корню.
Бывшего нашего дома больше не было. На месте заднего огорода пролегала улица, а пруд, из которого мы с соседской ребятней таскали карасей, исчез. В общем, смотреть на то, во что превратилось село через пятьдесят лет после моих первых о нем воспоминаний, особого желания более не возникало. Но тут вдруг появилась возможность глянуть, чем оно было за те же пятьдесят лет, но до того!
Первая мысль устроить себе экскурсию возникла еще осенью шестого года, но выбрать несколько дней и просто съездить туда я смог только теперь. Ну, не то чтобы совсем просто так — надо было своими глазами посмотреть, как живет обычное село Тверской, например, губернии, и почему бы не сделать это в хоть сколько-нибудь знакомой обстановке?
Но, как вы понимаете, просто так сесть в свой поезд и, имея при себе взвод охраны, десантироваться на деревянном вокзальчике, а оттуда на бронированном лимузине ехать потрясать мундиром, бородой и очками местную управу… Нет, в данном случае это не наш метод, мне же нужна реальная картина, а не созерцание потрясенных рож местного руководства. Так что ему была просто отправлена телеграмма, что, мол, приезжает бригада по проведению всеобщей переписи, коей, то есть бригаде, надо оказать всяческое содействие.
Бригада состояла из трех господ в сопровождении двух дам, (то есть сборная команда от Алафузова и Танечки), а я к ней присоединился уже в Кашине, прилетев туда якобы с пакетом для моего комиссара. Все-таки иметь характерные приметы очень удобно — ибо, избавившись от бороды и зеркальных очков, да еще в штатском костюме, я настолько перестал напоминать канцлера, что не было даже нужды перекрашиваться.
Час пути под неторопливый перестук колес натужно ползущего поезда — и мы на месте. Наш вагон был отцеплен и загнан в тупик, поезд уехал, а мы в сопровождении местного предводителя дворянства и исправника поехали к месту приготовленного в нашу честь обеда. На их бричку, или как там называлось подогнанное для нас транспортное средство, мы садиться не стали, а по-быстрому выгрузили из вагона «Чайку», на которую изволили воссесть начальник бригады коллежский секретарь Никодимов с просто секретаршей, ну а я, в шоферской куртке и кожаной фуражке, занял свое место за рулем. Рядом со мной сел якобы помощник господина секретаря и, стреляя двухтатником чуть ли не на полсела, «Чайка» вслед за двумя колымагами поползла в центр. Я с интересом оглядывался.
Там, где во время моего детства был стадион с танцплощадкой, ныне имелось что-то вроде небольшого запущенного парка с клумбой посередине. Улица, которую я знал как Ленинскую, не изменилась совершенно, вот только столбов на ней не было и называлась она наверняка не так. Мне было даже интересно — в какой из четырех имеющихся в селе двухэтажных домов мы едем — в сельсовет, милицию, промтоварный магазин или начальную школу? Ибо средняя была построена уже в тридцатые годы.