Предел прочности - Иван Сабило

От придуманных почти два года назад слов, но еще больше от тепла, которое излучала дочка, хотя была сейчас не со мной, я успокоился и перевел дух. Слава богу, что мне плохо. Говорят, страдания очищают человека. Интересно, что скажет Маргарита, когда ее вызовут на допрос? Усугубит мою вину или постарается убедить следователя, что я не способен на такой поступок? У нее теперь есть возможность одним махом лишить меня общения с дочкой. «Друзья познаются в беде», — утверждает популярная поговорка. Но все пословицы и поговорки вспоминаешь и восхищаешься их мудростью не до, а после беды, когда не остается ничего иного, как кусать локти. Ох, жена! Случись с тобой подобное, я бы горы свернул, чтобы тебе помочь. А ты станешь высчитывать, стоит ли меня выгораживать. Ох, жена, жена! Как мало мы друг друга знаем!

Мысли, мысли… Не мои, я сейчас не в себе и смотрю на себя со стороны, дурак несчастный. Как будто не я женился четыре года назад, а кто-то более уравновешенный. Но как было не жениться, когда в Маргарите созревала и готовилась выйти на божий свет наша дочка? И даже если бы точно знал, что семейной жизни у нас не получится, она все равно стала бы моей женой… Я тогда поссорился с Аленой. И думал, навсегда. Была пустяковая ссора то ли из ревности, то ли из обоюдного непонимания каких-то событий. Но даже в голову не приходило помириться и продолжить отношения. И вот — уличное знакомство, девушка Маргарита, мгновенная симпатия. Ее рассказы о том, что всю жизнь она к чему-то стремилась и всегда из-за рокового «чуть-чуть» чего-то не добирала. После школы училась на подготовительных курсах в университет — не поступила. Хорошо рисовала и по протекции дальней родственницы устроилась работать дизайнером-оформителем в какую-то фирму по изготовлению дверей — там неплохо зарабатывала. Там же познакомилась с каким-то рекламным агентом: любовь, надежды на замужество, планы на будущее. Потом оказалось, что агент женат, у него двое детей и он не собирается покидать семью. И вот знакомство со мной и новые надежды.

Однажды в Павловске, куда мы с Маргаритой отправились побродить среди осеннего парка и покормить орешками белок, она рассказала, что ее мама так и не стала официальной женой ее отца. Раньше она была служанкой у какого-то известного ученого, но, когда ученый умер, она еще совсем молодой женщиной перешла к отцу и тоже была служанкой. Вскоре умерла жена отца, от которой у него остались двое сыновей и дочь, а через некоторое время родилась Маргарита. Но отец, которого Рита никогда не любила и который называл ее высерком, не пожелал зарегистрировать свой брак с ее матерью. Так и прожили всю жизнь, пока он не умер. «Я была свидетельницей таких издевательств над мамой, каких ты и представить себе не можешь, — в сердцах сказала Рита. — Я этого ему никогда не прощу, даже мертвому».

После ее рассказа я с еще большим уважением стал относиться к Анастасии Егоровне и всякий раз останавливал Риту, когда она слишком откровенно начинала командовать матерью.

Да, а что же Алена? Еще до моей женитьбы на Маргарите она попала в больницу с гландами. Я узнал об этом от ее подруги и стал навещать. Приносил фрукты и книги, шутил, смеялся, но не сказал о том, что встречаюсь с другой женщиной. Однако видел, что Алену не подводит ее внутреннее чутье: она догадывалась, что со мною происходит. И попросила больше не приходить. Но я все равно приходил, хотя уже знал, что Рита забеременела, и потому позвонил маме в Москву и сказал, что женюсь. Правда, не сказал, что скоро у нас будет ребенок, — не смог выговорить такую правду. Мама просила подумать, напомнила, что у меня есть Алена — умная, добрая женщина, которая любит меня. «Мы все ее полюбили, — сказала она. — Ты ее очень обидишь, сынок, у нее, кроме тебя, никого нет: ни матери, ни отца, она выросла сиротой. В общем, думай, а я тебе своего материнского согласия на брак с другой не даю…»

После операции вышла из больницы Алена, и случилось так, что приехала она ко мне в тот момент, когда у меня была Маргарита. Они познакомились, долго разговаривали, и я видел, что Рита теряется, не находит слов и чувствует себя лишней в моем доме. Потому что любой вопрос, который мне задавала Алена, подчеркивал нашу с ней длительную связь — между мной и Аленой было значительно больше того, что было между мной и Ритой.

И Рита ушла. После нее ушла Алена. Я лег спать, но утром — а было воскресенье — отправился к Рите и, переступив порог, увидел на кухне Ритину маму с тарелкой в руке. Снял шапку и сказал: «Анастасия Егоровна, мы с вашей дочкой решили пожениться. Прошу вашего согласия». Женщина отступила на шаг и опустилась на табурет. «Ой, что же это? — еле слышно проговорила она. — Я не знаю, как быть… Она вроде бы еще не собиралась».

К ней подошла дочь, взяла за руку: «Я пойду за него, мама. Не волнуйся, у нас будет все хорошо».

Они обе поплакали там, на кухне, а я, радуясь, что решился на такой шаг, стоял рядом и молча разглядывал обеих женщин, понимая, сколь важна для нас троих эта минута.

Через месяц мы поженились, Рита перешла жить ко мне. С ее приходом как-то преобразилась моя квартира. Появились новые шторы на окнах, вязаная сеточка для лука, мясорубка и еще несколько предметов, которые своим видом показывали, что здесь живут семейные люди… Что она скажет, когда ее вызовут на допрос?..

Киоск «Роспечать» рядом со зданием, в котором расположена моя редакция. Я купил «Невскую перспективу» и сразу открыл третью полосу. Обычно здесь под рубрикой «Жизнь во мгле» печатались наиболее острые сюжеты ночного Питера. Так и есть, в сегодняшнем номере продолжение. Первый материал — о некоем Лосеве, который выбросил котенка из окна пятого этажа. За это супруга плеснула ему в лицо кипятком — Лосев доставлен в больницу… Так, здесь про наезд на пешехода… Ага, вот обо мне, под заголовком «После ужина»:

«Вчера вечером в ресторане „Каравелла“ задержан и препровожден в отдел милиции Московского района корреспондент газеты „Камертон“ Юрий Крайнев. По словам Крайнева, будучи нетрезвым, он дал швейцару пятитысячную купюру и попросил ее разменять. Швейцар принял деньги, но, как показалось Крайневу, собирался их присвоить, рассчитывая на то, что пьяный Крайнев либо забудет о деньгах, либо тут же свалится и уснет. Однако Крайнев не забыл, а набросился на швейцара и отнял у него более четырех тысяч рублей, которые тот получил от посетителей ресторана. Наша газета будет следить за развитием этого не совсем обычного происшествия».

Молодец Витя, все правильно написал, порадовался я, опуская газету в карман. Свой брат-газетчик, какой ему смысл писать иначе?

В редакции все уже на местах. Каждый вычитывал свою полосу, исправляя и дополняя в тексте то, что ошибочно напечатано или пропущено. На моем столе, сложенная вдвое, лежала моя полоса. Я присел, но вычитывать не стал.

— Плохи дела, — сказал я, ни к кому не обращаясь.

— Что случилось? — спросил Гена Кусков.

— «Невскую перспективу» читали?

— Мы желтуху не читаем, — сказал Гена Кусков. — Расскажи, что в ней.

Я рассказал.

— Ой, и чего теперь будет? — испугалась Оля Кузнецова и подошла к моему столу. — Может быть, нам поговорить со швейцаром? Убедить его в том, что он не прав? И пускай заявит, что…

— Если он это заявит, то на него тут же заведут уголовное дело, — сказал я. — А так его заводят на меня.

— Ничего страшного, — сказал Гена. — Если б ты был виноват, то сидел бы теперь не здесь, а в арестантской. Требуй, чтобы вернули пять тысяч. Подай встречный иск и требуй возврата. И компенсацию за моральный ущерб.

— Тут тюрьмой пахнет, а ты про деньги, — сказал я.

— Не говори глупостей, — сказала Оля. — Есть люди, способные на преступление, а есть неспособные. Ты неспособный, они это знают. И Гена прав, требуй, чтобы вернули.

Вошел редактор. Поздоровался со мной за руку. Не удержался от вопроса:

— Почему сегодня с опозданием?

Ему я тоже рассказал, что произошло. Он спрятал подбородок в кулак, задумался.

— Нужно твой случай опубликовать в нашей газете, — сказала Оля. — И поставить вопрос: с кем мы имеем дело в общественных местах? Милиция распоясалась, нет на нее управы, швейцары обнаглели. Я сама готова сделать такой материал. Побеседую с тобой, разовью, дополню, а там посмотрим.

Маленькая, женственная, удивительно красивая брюнетка с голубыми глазами, Оля обладает взрывным характером. Она мгновенно загорается, когда нужно кого-то защищать или драться за справедливость. И пишет темпераментно и хорошо. Написав статью о судьбе мальчика, от которого отказалась мать в роддоме из-за того, что он родился без кисти левой руки, она долго навещала его в Доме малютки, а затем уговорила мужа взять мальчика на усыновление. Феде шел уже пятый год, он рос в Олиной семье вместе с Олиной дочкой, семилетней Катей, и был по-детски счастлив.