Мулей - Эрленд Лу

1 марта

Я полетела дальше, направляюсь в Бангкок. Перед отъездом Марийке присоединила мой пле­ер к своему компьютеру и перекачала мне песню с укелеле, которую мы слушали в аэропорту. Ма­рийке сказала, что я могу пожить у нее еще, но я вежливо отказалась. Теперь, когда я не могу сут­ки напролет смотреть Олимпиаду, меня одолевает слишком много мыслей. Едва четыре дня назад кончили показывать бег на коньках, как чувство неприкаянности тут же ползком-ползком верну­лось назад.

До следующей Олимпиады целых четыре го­да. Жуть! Интересно, кстати, буду ли я жива то­гда.

Я снова в воздухе, какое все-таки облегчение! Едва самолет оторвался от земли, я заулыбалась. Теперь всё — моя судьба не в моих руках, я не могу ни во что вмешаться. Это ощущение рождает интересную мысль: а не стать ли мне летчицей или космонавткой. Буду сидеть себе на междуна­родной станции, изредка поглядывая на землю. Но тогда мне бы надо как можно быстрее вернуть­ся в школу, если я и правда надумаю податься в космонавты. Размечталась! Суицидальные кос­монавты, которые могут выйти из игры в любой момент, скорей всего никому не нужны.

Мы с Марийке вместе доехали до аэропорта. На прощание она поцеловала меня и сказала, что хотела бы полететь со мной, держать меня за ру­ку, тогда она точно будет знать, что я не натворю никаких глупостей. По-моему, не лучшая идея. Так мы бы только рассорились. Она повторила несколько раз, что в Брюсселе меня всегда ждут, я могу приехать в любой момент, здесь меня всег­да ждут профессиональный моральный совет или просто чашка чая и теплая постель.

Вчера перед сном я долго думала о словах Де­ниса. Он прав, мне надо освободиться от себя самой. По большому счету, писать так, как это делаю я, слишком пафосно. Такие дневники пи­шут только в состоянии глубокого потрясения, но поскольку я пережила потрясение сильнее сред­нестатистического, то у меня есть извинение. По крайней мере на некоторое время. Но мне хорошо понятно, почему умирающие сжигают свои днев­ники. Дневники пишется не для того, чтобы их читал кто-то помимо автора, озарило вдруг меня. Смысл дневников в том, чтобы их писать. Быва­ют, конечно, исключения, вдруг автор совершит потом что-нибудь выдающееся, и людям захочет­ся узнать, каким он был, пока ничего такого не сделал, но ко мне все это отношения не имеет.

Я подумываю начать писать не о себе. Пока я днем валялась в полудреме, меня посетила одна идея. Моя героиня могла бы иметь имя Солныш­ко, она сама улыбчивость, беззаботность и опти­мизм, родом откуда-нибудь с западного побере­жья Норвегии, бабушка с дедушкой — миссионе­ры в Черном Конго, папа пусть будет священник, а мама руководит местной Лигой женщин, а по­том жизнь Солнышка покатится под гору, и в жо­пу ко всем чертям.

3 марта

Бангкок. Я просидела больше суток в аэропор­ту, писала первую главу о Солнышке. Я вижу, что за окном жарко и солнечно, но сию секунду Сол­нышко для меня гораздо важнее. Я ведь сюда не гулять приехала. Начала я в самолете, и дело по­шло очень бодро, но затем капитан сказал: «Ко­манде занять свои места, самолет приступил к по­садке», и полет вдруг закончился, к моей досаде; я чувствовала, что пока не допишу главу, не смогу думать ни о чем, поэтому я села в первом же и самом лучшем кафе и продолжила. Я переписы­вала главу раз восемь-девять. По-моему, я первый раз после смерти мамы, папы и Тома забыла и время, и где нахожусь и впервые ощутила какую- то свободу, что ли. Писать о Солнышке совсем не то, что писать о себе. Это все равно что разгады­вать кроссворд, только гораздо интереснее и без подсказок. И мне нравится мое Солнышко. Я уже влюбилась в нее. Поэтому с тоской думаю, как она плохо кончит, как плохо ей придется. Первая гла­ва называется «В Солнышко вселяется Сатана».

Я спросила на стойке информации, стоит ли съездить из аэропорта собственно в город Банг­кок, и дежурная дама сказала, что всенепременно. В Бангкоке очень много интересного. Она спро­сила, что именно меня интересует, и я ответила: «Death», но этого слова она не поняла, а только улыбнулась широченной улыбкой, потому что во­обще Бангкок — страна улыбок, это я прочитала в путеводителе, только что купленном мной в ки­оске. Отчасти однобокое представление, но лучше мне помолчать, чья бы знаете ли корова мычала...

Тогда я спросила, опасен ли город Бангкок, и она ответила нет, для такого большого города он неопасный совершенно. Вот тебе на, это удар под дых. А я-то надеялась, что это огромный и соот­ветственно опасный город, в котором с тобой мо­жет случиться что угодно, достаточно зайти в глу­хие улочки, и ты уже играешь с жизнью в рус­скую рулетку — в смысле грабежа и нападений. Надо бы мне как следует изучить статистику: ка­кие города мира все-таки опасны.

4 марта

Только что прочитала в газете, что страсти по поводу карикатур на Магомета еще не улеглись. Нескольких художников угрожают убить. То есть решение моей проблемы могло бы быть предель­но простым: надо сделать себе маску Магомета и, нацепив ее, походить по улицам Дамаска или Бей­рута. Или можно самой нарисовать пару кари­катур на пророка и там же пойти по домам про­давать их. Конечно, такую молоденькую симпа­тичную натуральную блондинку, как я, сразу не убьют, но наверняка этого можно добиться, ес­ли набраться терпения и творить эти безобразия прилежно. Но тут есть свои минусы — не хоте­лось бы перед смертью мучиться, и к тому же я опять беру на себя инициативу, а это почти то же, чтобы самой наложить на себя руки, хватит, уже пробовала и все кончилось известно как, теперь я в этом вопросе на себя не рассчитываю, нет былой уверенности в себе. Короче, идеально было бы, чтобы этот самолет все-таки рухнул, но на «Ко­рейских авиалиниях» все выглядит очень надежно и добротно, а команда может потягаться в улыбчивости с персоналом аэропорта. Покупая билет, я спросила, часто ли с самолетами этой авиаком­пании случаются несчастные случаи, и услышала в ответ, что так было раньше, но сегодня это одна из самых надежных компаний в Азии. Похоже, мир становится все более безопасным и все ме­нее пригодным для таких, как я. Интересно, кста­ти, есть ли еще такие, как я? Которые летают по свету в надежде, что самолет грохнется? И о ка­ком количестве подобных граждан мы сейчас ве­дем речь и как мне выйти на них?

Я лечу в Сеул. Хочу повидаться с Ан Хьюн-Су, раз уж я оказалась в этих краях. Глупо в ожи­дании рокового несчастного случая уныло проси­живать зад. Пока суд да дело, можно много всего успеть, подумала я утром, скоротав вторую под­ряд ночь в неудобном пластмассовом кресле в аэропорту. Тогда тетя Биттен сможет сказать во время панихиды, что я не лодырничала и до са­мого конца жила активной жизнью. Если хватит запала, я — пока гром не грянет — успею, гля­дишь, дописать книгу о Солнышке. Я уже на вто­рой главе.

5 марта

Тусую в аэропорту Инчхон, на острове рядом с Сеулом. Аэропорт совершенно потрясающий, ду­маю поселиться здесь. Сталь и стекло. Все сияет. Мираж в чистом виде. Плакаты на нескольких язы­ках сообщают, что аэропорт признан лучшим в ми­ре. Я охотно в это верю. Везде ходят люди в форме и трут сталь, в которую и так смотреться можно. Корейцы вообще любят, чтобы все блестело. Такой у них сорочий нрав. По крайней мере один кореец, с кем я разговаривала, очень напоминал сороку. Он пытался сочинить для меня план, как мне заполучить Ан Хьюн-Су. На самом деле спортсмены та­кого ранга столько ездят, что можно просто сидеть и ждать его в аэропорту, но у меня не хватит тер­пения. Я терпеть не могу ждать, мне противны без­деятельные барышни, которые ждут непонятно че­го, и я ненавижу, когда в фильмах эти кулемы, и дамы, и тетки сами ничего не предпринимают, толь­ко страдают из-за того, что делают другие. Чтобы я, Юлия, торчала в аэропорту в надежде, что Ан Хьюн-Су явится сюда и, быть может, взглянет в мою сторону? Сомневаюсь, что это разумно. Это не в моем стиле. Я собираюсь действовать напористо, быстренько добраться до него, снять его, миленько­го, как ягодку с куста, и спариться с ним.

6 марта

Отель «Lotte Jamsil». Я приехала сюда на так­си из аэропорта. Номер на высоком этаже, в окно видно весь центр. Выдали халат, только что ходи­ла в нем посмотреть на бассейн и фитнес-центр. У меня нет никакого желания плавать или качать пресс, но прикольно расхаживать по гостинице в халате, особенно ездить в лифте, очень приятно, не знаю почему. В лифте... я все время надеялась, что он сорвется и упадет, такое наверняка случа­ется, просто не попадает в газеты, думаю, стара­ниями хозяев отелей и домов, на фига им сканда­лы. Представь себе — разбиться в лифте. Никто об этом и не узнает.

Я пока не взялась за дело, но подозреваю, что номер телефона Ан Хьюн-Су засекречен. Навер­няка на него охотятся тысячи таких как я бары­шень, и его свита старается оградить его покой. А он живет размеренной тихой жизнью и не ви­дит почти никого за исключением родственников и товарищей по команде, думаю, ему даже полез­но познакомиться со мной. Поэтому я пообещала одному портье сто долларов, если он разыщет для меня номер телефона Ан Хьюн-Су. Он загорелся, не знаю, идея ему понравилась или деньги. Воз­можно, и то и другое. Но по мне лучше отдать сотню за номер телефона, чем вслепую нарезать круги по Сеулу, разыскивая знаменитость, кото­рую мне все равно не найти, к тому же Сеул на­верняка еще безопаснее Бангкока, здесь такая чис­тота, что бандиты, видимо, тратят большую часть рабочего времени на то, чтобы прибрать за собой, если здесь бандиты вообще есть.