Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя тут замолчала и молчала, наверное, полминуты, я даже испугался, что нас рассоединили. Заговорила:
«Это всё правда, Андрей Михайлович?»
«Чистая правда, Настенька!» — уверил я её.
«Я всё сделаю, — пообещала моя аспирантка совсем другим тоном. — Если вам это нужно, я всё обязательно сделаю».
[13]
— И она действительно села за заявку в тот же день. Перезванивала мне, чтобы уточнить: какое у моей научно-популярной книги будет название?
««Голоса перед бурей: опыт художественно-исторического исследования российского общества периода 1914–1917 годов»», — сказал я едва не первое, что пришло на ум.
«И ещё здесь спрашивают: в чём будет особенность книги и исследовательского метода?»
«Ой, Господи, Настя, да пишите первое, что в голову приходит! Там, «полифоничность изложения», «амальгама художественного и научного подходов», multifaceted vision of events…»
«Что это такое — малтифэситед вижн?»
«Многофасеточное видение событий, то есть как бы одного и того же — с разных ракурсов».
«А что это значит?»
«Понятия не имею! — беззаботно отозвался я. — Но звучит красиво, разве нет?»
«Но ведь… Андрей Михайлович, это же просто слова? — продолжала сомневаться Настя. — За ними ничего не стоит?»
«Открою вам тайну, Настенька: в науке пять десятых того, что пишется, — это просто слова, за которыми ничего не стоит. Или девять десятых».
«Вы, Андрей Михалыч, цинично разрушаете мою веру и лишаете меня научной невинности!» — попеняла мне моя аспирантка.
«Ну, слава Богу, что только научной!» — отшутился я. Мы, кажется, даже посмеялись.
После того её демонстративного выхода из аудитории между нами установился этот слегка насмешливый тон, которым мы оба подчёркивали, что бесконечно далеки даже от мысли о романе между преподавателем и студенткой (уже, правда, аспиранткой), настолько далеки, что даже позволяем себе над этим смеяться. Чему вы улыбаетесь и о чём думаете?
— Я… я думаю об этом забавном сочетании «вы» и «Настенька», то есть уменьшительного имени, — признался автор. — Очень в духе «Белых ночей» Достоевского.
— Правда? А что, героиню «Белых ночей» тоже звали Настей? — весело изумился Могилёв. — Представьте себе, совершенно вылетело у меня из головы!
Ах, да: ещё она спросила у меня номер моей банковской карты: в том не очень вероятном случае, если бы нашу заявку предварительно одобрили, мне должна была прийти авансовая часть вознаграждения.
[14]
Настя отправила заявку, а я, можно сказать, забыл про «Летопись Русской Смуты». Помнил краем ума, но не держал в голове. Во-первых, я не очень верил в получение гранта, во-вторых, меня моя собственная докторская, вполне настоящая, живая и конкретная, волновала больше, чем некий журавль в небе, в-третьих, я всё прикидывал, как бы мне накопить нужную на отопление сумму без сверхусилий. Написание любой многостраничной книги — это, доложу вам, сверхусилие, когда есть повседневная работа. Увы, как ни крути, денег пока не хватало. Вот, правда, если складывать камин самому, можно будет сэкономить на работе печника. Не боги ведь горшки обжигают! Но справлюсь ли? Да и пословицу о том, что скупой платит дважды, тоже никто не отменял…
Четверг был у меня «методическим днём», когда я наслаждался законным правом поспать подольше. Третьего апреля меня, однако, разбудило сообщение от банка о зачислении денег. Сумма составляла полторы моих месячных зарплаты. Сон как рукой сняло.
В электронную почту, как можно догадаться, мне уже «прилетело» письмо от оргкомитета конкурса. Моя — Настина то есть — заявка была рассмотрена и получила первичное одобрение. Девушка, похоже, постаралась. Организаторы любезно напоминали мне, что текст «Голосов перед бурей» объёмом пятнадцать авторских листов (сколько-сколько?!) мне следует представить к концу апреля.
— К концу апреля?! — изумился автор. — Послушайте, пятнадцать авторских листов — это же…
— Это шестьсот тысяч знаков, совершенно верно. Да, к концу апреля, а на календаре было уже третье!
Я, кажется, издал какое-то малоприличное восклицание. Андрей Михайлович коротко рассмеялся. Заметил:
— Вот-вот! И у меня тогда вырвалось что-то похожее.
Не теряя времени, я позвонил секретарю нашей кафедры и договорился о вечерней «аудиенции» с Бугориным.
Войдя к нему в кабинет, я сразу взял быка за рога:
«Владимир Викторович, извините, мы не договаривались так!»
«О чём мы не договаривались? — он, откинувшись на спинку кожаного кресла, глядел на меня встревоженно, но и с хитрецой. Или показалось? — Чего ты шумишь, бедовый человек?»
«Пожалуйста, вот это почитайте!» — я протянул ему распечатанное письмо от оргкомитета. Тот проглядел без особого удивления, будто наперёд знал, что там будет написано. Хмыкнул:
«Так ты выиграл грант, Андрюша! Ну, поздравляю!»
«Рано поздравляете, Владимир Викторович! Осрамимся сейчас на всю Россию! Я, а вы вместе со мной! Как я вам напишу книгу до конца апреля? Вы-то мне другие сроки называли!»
«Я?! Я называл другие сроки?! А что, может, и называл, — вдруг согласился он. — Извини, огляделся. А ты почему не прочитал положение о конкурсе?»
«Так вы же мне его не дали в руки!»
Завкафедрой развёл руками, будто дивясь моей дурости:
«Так ты ж не взял!»
О, какой нелепый разговор!
«Нет, как хочешь, Михалыч, а взялся за гуж — надо писать, — продолжал Бугорин. — «Кирпич» свой бери да переписывай простым языком».
«Кирпичом», как вы знаете, называется готовый текст диссертационного исследования. У меня, если продолжать пользоваться строительной метафорой, было к тому моменту готово только «полкирпича» докторской.
«Да нет же, нет, Владимир Викторович, никуда это не годится! — воскликнул я, даже, помнится, с каким-то надрывом. — Это же совсем другой метод, другой стиль, всё совсем другое! Это называется не «переписывай», а «пиши заново»!»
«Ну и пиши заново, — кивнул он мне из своего начальственного кресла. — Что ты разнылся как девочка? Бери и пиши! Вон, Настюхе своей дай, она тебе твой «кирпич» перепишет, и картинки нарисует, и в лицах изобразит».
«Она такая же моя, как ваша», — буркнул я.
Не клеился разговор.
Бугорин потянулся в кресле:
«Ты что, хочешь сказать, что не будешь делать грант, который наша кафедра уже выиграла?»
«Я не вижу, когда буду это делать, вместе с аудиторными часами, кураторством, дипломниками и собственной докторской», — сухо пояснил я ему. (««Делать грант»! — отметил я про себя. —
