Встретимся в суде - Фридрих Незнанский

Вышеприведенные соображения, правда, в более вежливой форме, но так же эмоционально Валентин Баканин обрушил на Бориса Аристарховича Фадина. Валентина можно было понять: мало кто на его месте удержался бы от выплеска эмоций. После предъявления обвинения в КПЗ ему всю ночь не давали спать. Мало того что в переполненной камере и без того не больно-то хорошо спится, так еще история: только начинаешь засыпать, вдруг — грубый толчок в плечо! Кто толкнул? Поди разберись, когда все помещение вплоть до лампочки над дверью забито ожидающими решения своей участи! Снова начинает засыпать — снова его пинают, метя по лодыжке… В конце концов Валентину пришлось сознательно бороться со сном, то и дело соскальзывая в болезненную горячую полудремоту. Но если кое-кто думает, что такими методами вынудит его подписать самооговор, этот кто-то крепко просчитался.

Борис Аристархович Фадин выслушал подзащитного не перебивая, только мелко пошмыгивая носом, словно, как животное, воспринимал главную информацию не зрением и не слухом, а нюхом. Очевидно, запах Валентина заставил его загрустить, потому что редковатые русые брови Фадина расположились домиком, придавая лицу сочувственное выражение.

— Уважаемый Валентин Викторович, — мягко сказал Фадин, — я понимаю, у вас много оснований мне не доверять…

Валентин, истощивший запасы красноречия, кивнул. Он несколько дней не брился, и светлая, жесткая, отрастающая пучками щетина не украшала его помятое, выжатое бессонницей лицо. Прибавьте сюда плачевное состояние одежды — как мало нужно, чтобы внешне превратить крупного бизнесмена в бродягу!

— И я могу подтвердить, что вы правы в своем недоверии, — неожиданно завершил Борис Аристархович. — Не знаю, много ли мне удастся для вас сделать. На меня оказывают сильное давление, так же как и на вас. Ваше дело шито белыми нитками, но уж кого здесь хотят засудить, того засудят. Только не думайте, что я против вас. Да, горько бывает видеть, как преступник ускользает от заслуженного наказания, но еще горше, когда наказанию подвергается невиновный…

Валентин, выпрямившись на привинченном к полу стуле, смотрел на своего адвоката расширенными глазами:

— Но если вам горько это видеть, то постарайтесь! Сделайте же что-нибудь! Не бывает так, чтобы не оставалось совсем никакого выхода!

— У вас есть влиятельные знакомые, которым вы полностью доверяете? — деловито спросил Борис Аристархович.

Валентин воспрянул в надежде, но сразу же поник, точно вспомнил что-то неутешительное:

— Здесь, в Александрбурге, или в Москве?

— Хоть в Аддис-Абебе. Гарантирую, что свяжусь с теми, кого вы назовете, и передам, где вы и что с вами.

Валентин пристально уставился в невыразительное, малопримечательное лицо Фадина. А что, если адвокат все-таки ненадежен? Что, если таким способом он вынуждает обвиняемого назвать своих покровителей, чтобы вывести их из игры? А что, если, называя своих друзей и знакомых, он ставит их под удар? Их могут убить, избить, похитить — шайка-лейка, которая захватила его, способна на что угодно… Но если Валентин не ухватится за соломинку, которую протягивает ему Фадин, другой такой оказии может и не представиться. Тогда глава концерна «Зевс» сгниет в александрбургских застенках, и об этом так никто и не узнает. А, была не была!

— Хорошо, записывайте. Московский адвокат Роберт Васильев. — Валентин продиктовал Фадину номер мобильного телефона Роберта, который на всякий случай заучил наизусть. Вот когда он пригодился! — Также в Москве: адвокат Юрий Гордеев…

— Юрий Петрович? Из десятой юрконсультации?

— Вы с ним знакомы?

— Нет, но наслышан. В адвокатских кругах России Юрий Гордеев — фигура видная. Если он на вашей стороне, ваши дела не так уж плохи!

Должно быть, Фадин собирался приободрить подзащитного, вселить в него, так сказать, волю к победе. Но в данный момент дела Баканина продолжали оставаться плохи, и он об этом не забывал.

— Я хотел бы передать с вами записку для Гордеева.

Валентин все еще продолжал в глубине души не доверять адвокату и опасался, что дело в его интерпретации будет выглядеть совсем по-другому — не так, как в глазах самого Валентина.

— Конечно-конечно, пишите. Так даже лучше. Он знает ваш почерк?

— Не уверен. Но я все-таки напишу.

Стержень шариковой ручки, должно быть, претерпел немало испытаний в этом кабинете, где ею пользовались все кто ни попадя. Ручка царапала бумагу, оставляла на ней дополнительные порции чернил, похожие на мушиные точки. Но, несмотря на все помехи, Баканин упорно выводил строку за строкой…

— Поторопитесь, — призвал Баканина адвокат, взглянув на солидные позолоченные часы, отягощавшие волосатое запястье.

Валентин отложил ручку:

— У меня все.

Александрбург, 18 марта 2006 года, 1.15.

Ксения Макарова

«Ленчик мною пользуется».

Эта незамысловатая мысль засела в мозгу Ксении Дмитриевны Макаровой, отравляя одной из самых влиятельных женщин Александрбурга и утреннее пробуждение, и ночной отход ко сну, и частые в течение дня приемы пищи (еда и секс, по мнению Макаровой, составляли значительную часть того, ради чего вообще стоит жить). А также эта мысль отравляла работу… И деньги. Получаемые за работу деньги. Что, если разобраться, было просто нестерпимо: большие деньги должны приносить удовольствие. Тем более такие огромнейшие деньжищи, которые получала Ксения.

Возможно, кто-то удивится: неужели должность начальника следственного управления, которую занимает Макарова, относится к числу высокооплачиваемых? Неужели труд этих людей вознаграждается миллионным состоянием? И конечно, удивление будет правомерным. За свой основной труд Ксения получала не сказать чтобы много. Ну, допустим, на квартплату, одежду, питание одинокой женщине вполне хватит. Но из каких источников оплачивалось все остальное? Две машины — одна отечественная, другая иномарка; соответственно к ним бензин. Три квартиры — в разных районах города. Строящийся под Александрбургом дом с бассейном и зимним садом. На этом фоне одежда от престижных модельеров, изготовленная на заказ, специально под ее приземистую плотную фигуру, выглядела мелочью, дамским пустячком… Неужели все это Ксения заработала?

Да, она это заработала! Однако об основных служебных обязанностях в данном случае речь не идет. Ксения Макарова получала крупные куши не за них, а за работу совсем иного рода. Может быть, кто-то не назвал бы это работой; может быть, кто-то подобрал бы для наименования этого совсем другие слова — вплоть до жесткого и предельно исчерпывающего тему слова «преступление»… Но Ксения Макарова не стала бы выражаться так резко. Если бы вы заговорили с ней об этом, она полуприкрыла бы свои большущие, широко расставленные, все еще красивые и полные африканской страстности глаза и произнесла бы томным, низким голосом, созданным для песен: «Ну как же еще прокормиться несчастной женщине?»

Несчастье Ксении заключалось как раз в том, что она была женщиной — и при этом была умнее мужчин… По крайней мере, так она полагала. Деловое предложение, исходящее от женщины, мужчина всегда воспринимает неохотно, предпочитая предложения коллег-мужчин, даже если они менее выгодны. Мужчина прислушивается к женщине при одном условии: если женщина не только коллега… Если при этом она для него еще и женщина! Выстроив эту схему у себя в уме и крепко поверив в нее, Ксения на протяжении всей своей служебной биографии воплощала тезисы в жизнь. Тем более что телесные соприкосновения для нее не несли никакой эмоциональной нагрузки. Трахнуться для того, чтобы продвинуться по службе или просто, чтобы получить удовольствие? Какие могут быть проблемы! Расставшись с девственностью в четырнадцать лет в компании одноклассников, Ксения раз и навсегда уяснила для себя: в этих телодвижениях нет никакого сверхъестественного смысла, который учат в них видеть представители старшего поколения в компании с художественной литературой. Ах, любовь-морковь! Ах, влюбленные, погибшие от любви! Погибнуть от любви, считала Ксения, можно только в одном случае: если плохо предохраняться и после попасть на криминальный аборт. Но это для невинных дурочек. Ксения отнюдь не была невинна. И отнюдь не была дурочкой. Разве дурочка смогла бы продумать и осуществить такой непростой план?

Из образа действий Ксении Макаровой вытекало следующее: она не доверяла свои наиболее ценные мысли мужчинам, с которыми не спала. Прежде чем посвятить мужчин в свои планы обогащения (тем более идущие вразрез с законом), она посчитала нужным плотно привязать их к себе. А мужчин было двое. Один был начальником Ксении, другой — ее подчиненным. Но оба были ей нужны, и она спала с обоими. Не одновременно — группен-секс не входил в число ее излюбленных удовольствий, — не афишируя обе эти связи, но и не особенно скрывая… Если они — прокурор Александрбургской области Нефедов и «важняк» Алехин — обсуждают между собой, какова их общая подруга в постели, Ксению это никак не касается. Она позаботилась о том, чтобы этим двоим было что обсуждать, кроме бабских сисек-пиписек.