Герой по вызову - Лоуренс Блок

Так почему бы мне просто не полететь прямо в Кабул?

Я захлопнул атлас и вернул его на полку. Наверное, в Лондоне имеется афганское посольство или консульство. Утром я туда отправлюсь и узнаю обо всех необходимых прививках и формальностях для получения визы. А в любой туристической фирме, где я побывал за последние дни, мне могли бы забронировать авиабилет до Кабула. Рассчитывать на прямой рейс, наверное, не стоило, но наверняка можно сделать пересадку в Тегеране или Карачи или еще где. И из Англии я смогу вылететь без проблем: паспорт мой, с въездной визой, выданной в Ирландии, в полном порядке. Британцы постарались бы воздвигнуть на моем пути препоны при въезде в страну, но мой выезд их только обрадует, если, конечно, они вообще отметят этот факт.

В начале пятого утра Джулия громко вскрикнула.

Звуки из-за двери ее спальни доносились уже не в первый раз. За эти ночные часы я периодически слышал ее стоны и стенания, но коль скоро они не отвлекали меня от напряженной интеллектуальной работы, я не придавал им особого значения. Джулия была чудесная девушка. Сильная, решительная, сообразительная, сродни тем отважным молодым британкам, которые совершали незабываемые подвиги на фронтах второй мировой войны по версии кинематографа. Но вчера вечером ей пришлось нелегко, а уж сцены хирургической операции и последующего убийства, исполненные дилетантом в моем лице, могли нарушить даже самый здоровый и крепкий сон.

Но тут я решил, что ее крик разбудит Найджела. Не разбудил. Я на цыпочках подкрался к ее двери и прислушался в ожидании нового крика. Но его не последовало. Я так и простоял еще несколько минут, прижав ухо к двери, но Джулия, похоже, снова уснула. Я вернулся к камину и опять уселся в кресло.

А через час послышались новые стоны. Спустя пару минут из двери спальни появилась Джулия. Она была босая, в мешковатом балахоне цвета хаки.

— Не спится, Эван! — пожаловалась она. — Мне все время снились какие-то кошмары — как младенцу, которого мучают газы. Наверно, у меня вид страхолюдины?

Волосы у нее были всклочены, лицо осунулось, но несмотря на это, выглядела она обалденно. О чем я ей и сообщил, а она мне на это сказала, что я как всегда вру и что ей-то лучше знать. Она удалилась и вскоре вернулась, с умытым лицом и расчесанными волосами, и теперь выглядела простой красавицей.

— Надеюсь, я тебе не помешала?

Я ответил, что нет, что мне просто нечего читать и я обдумываю план действия. Джулия попросила посвятить ее в мой план, и я сообщил, что собираюсь ехать прямиком в Кабул, и эта идея показалась ей очень здравой. Она пододвинула стул и села рядом со мной у камина. Огонь там еле тлел. Джулия быстро оценила ситуацию и немного поворошила кочергой угли. В камине тут же заплясали веселые языки пламени.

— А я шурую там кочергой — и никакого толку.

— Тебе просто надо больше тренироваться. Расскажи мне про нее, Эван!

— Про Федру?

— Да. Ты, наверно, ее очень любишь?

— Любил.

— А сейчас нет?

— Не знаю.

— Вы долго были любовниками?

— Мы не были любовниками, — признался я. Джулия бросила на меня недоверчивый взгляд, и я пустился объяснять ей специфику наших с Федрой взаимоотношений. Моя исповедь ее крайне изумила. А потом она помрачнела как туча.

— Девственница! И своего первого мужчину она…

— … встретила в Афганистане!

— Но это же просто кошмар и ужас! Дефлорация и в идеальных-то условиях штука не из приятных. Помню, как я в первый раз… — Она зарделась, потом горько усмехнулась. — Ну вот, опять заладила свое… Видишь, даже покраснела — это во мне голос викторианской эпохи заговорил. Хотя вряд ли ты подозревал, что я все еще девственница, а если бы даже и так, разве этого стоит стыдиться, а? А ведь мы все равно ужасно неохотно расстаемся с этим маленьким ребусом до свадьбы… А знаешь, я никогда не посвящала Найджела в свои романы!

— Это не удивительно.

— Удивительно то, что это не удивительно, потому что на самом деле это полная чушь! Ты так не думаешь? Мы с ним ближе, чем просто брат и сестра, и я уверена, он в курсе, что у меня были любовники, и ни он, ни я не имеем моральных предрассудков, чтобы осуждать сей факт, но, Бог свидетель, мне до сих пор недоставало духу поговорить с ним про это. Мы просто как бы негласно допускаем, что я еще девица, а вот если бы я была замужем, то мы бы считали, что я уже не девица. Но я так не хочу, если честно!

— Как? Быть девицей или замужем?

— И той и другой. Ты же никогда не был женат, Эван?

— Никогда.

Она устремила взгляд на огонь.

— Ну конечно, мужчины поздно женятся. Мне уже скоро тридцатник, и в таком возрасте приходит ощущение, что ты лишаешь себя чего-то важного, если у тебя нет детей, но разве можно иметь ребенка и не быть замужем? То есть, конечно, и это можно, но…

— А у меня двое, — перебил я. И как-то само собой полился рассказ о Тодоре и Яно, моих чудесных сыновьях, которые живут со своей мамой Анналией в горах Македонии. Я видел Тодора только раз в жизни: я качал его на колене в тот момент, когда его братик Яно был только-только зачат. (То есть, не в самый момент зачатия, конечно, это было бы неприлично, но, скажем так, на той же неделе). Яно я вообще никогда не видел — только его карандашный портрет, который бойцы Фронта Освобождения Македонии нелегально вывезли из Югославии и послали мне по почте. Тодор — вылитый я. А Яно все еще похож на среднестатистического младенца.

— Это просто замечательно! — воскликнула Джулия.

— Да не очень. Большинство младенцев…

— Нет, я не о том. Замечательно, что ты так здорово разложил свою жизнь по полочкам!

Такая мысль мне никогда не приходила в голову. Огонь в камине снова стал затухать, и Джулия сложила на груди руки крест-накрест, зябко вцепившись кончиками пальцев в локти. Точно так же она стояла, обхватив себя руками в той комнате на Олд-Комптон-стрит, но там ее знобило от эмоционального потрясения.

— Ну и колотун здесь! — прошептала она. — Надо бы пойти лечь, но я не усну. Ты когда едешь в Кабул?

— Пока не знаю. Как только все подготовлю для поездки. Дня через два-три.

— Понятно.

— Все будет зависеть о того, как скоро мне дадут визу…

Она резко встала со стула.

— А мы бы могли заняться с тобой любовью, как думаешь?

— Мм…

— Ты извини, что я тебя об этом так прямо в лоб спрашиваю, но у нас времени в обрез… — Она отвернулась. А я проутюжил взглядом ее балахон цвета хаки и мысленно изваял скрытое под ним тело. — Такое должно бы происходить в романтической обстановке, а вместо этого за окном идет дождь, в камине потух огонь, а у меня в голове вертятся мысли о ночных кошмарах и вчерашнем убийстве…

— Джулия!

Она снова обратила ко мне лицо.

— Я не чувствую ни страсти, ни любви… В чем мне ужасно стыдно признаться. И выгляжу я как страхолюдина…

— Ты красавица!

— …и, наверное, это верх неприличия использовать секс как форму психотерапии, но я хочу лечь в постель и не хочу лежать там в одиночестве, и знаю, что не могу все это по-человечески объяснить… Когда я закрываю глаза, то сразу вижу отрезанный палец того ублюдка. Хотя я его толком и не видела, ведь я выскочила из комнаты и пробежала в прихожую, даже не взглянув на него, но стоит мне закрыть глаза — и я вижу этот кровавый обрубок, как он извивается на полу точно разрубленный лопатой дождевой червяк. Мне не стоит об этом говорить, потому что все это так же романтично, как клизма…

Я взял ее за руку.

— Успокойся!

— Эван!

Я поцеловал ее в губы.

— Как бы я хотела сейчас оказаться в горах Македонии, — прошептала Джулия, — мы бы жили в маленькой хижине вдали от всего мира, ели бы барашка на вертеле, пили бы…что они там пьют? Я бы хотела…

— Не говори больше ни слова!

— Я бы хотела стать на десять лет моложе, ведь девчонкам проще пережить такие перемены в образе жизни. Я бы хотела быть более или менее эмансипированной…

— Помолчи!

— Хорошо.

Спальня у Джулии была крохотная и темная, а кровать — узкая. Мы целовались скорее нежно, чем страстно. Я ощущал тепло ее тела сквозь плотную ткань балахона. Стоило мне попытаться развязать пояс, как она вся напряглась.

— О черт, — простонала она, — только не смотри на меня!

— Что такое?

— Ну… — замялась она. — Это так неромантично! Если ты засмеешься, я не стану тебя осуждать, но никогда не прощу!

И она отчаянным рывком распахнула балахон. На ней было надето красное фланелевое боди вроде закрытого купальника. Я не засмеялся, а только спросил, имеется ли у ее бронетанкового белья нижний люк.

— Да пошел ты!

Но я заверил Джулию, что она в любом наряде выглядит просто сногсшибательно. Она выразила сожаление, что я вынужден лицезреть ее в таком виде, и добавила, что не может позволить мне смотреть, как она обнажается. Я отвернулся и стал стаскивать с себя одежду. К тому моменту, как я расстался со вторым носком, она уже лежала в кровати под Эверестом одеял и пледов. Я прыгнул к ней, и наши тела приникли друг к другу, ища тепла и любви.