Кавказская крепость - Сфибуба Юсуфович Сфиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дорогой Али, семья твоя... — срывающимся от волнения голосом произнес старик. Больше он ничего не смог выговорить. Вытирая рукавом навернувшиеся слезы, аксакал отошел от Али.
Появилась сестра Гасанова, муж которой погиб в годы гражданской войны.
— Вай, Али! Вай, Али! Мы осиротели! Зачем мне теперь жить на белом свете? Для нас наступил ахирзаман[9]! — рыдая, бросилась она к брату. — Вай, Али! Вот все, что осталось от Гасанчика, — при этом сестра развернула шелковый платок. На нем лежала окровавленная детская ручонка... Али наклонился и, поцеловав ручку, тихо произнес:
— Клянусь, сынок, я за тебя отомщу!..
— Клянемся отомстить! — печальным хором подхватили собравшиеся вокруг Али сельчане.
...Из-за Каспия поднималось солнце. Али, доставленный в дом сестры, попросил поставить тахту у окна и лег на нее. Из окна хорошо было видно кладбище. Сельские мастера уже приступили к обработке надгробных камней, а во второй половине дня на кладбище появилась свежая могила. На камне, установленном у изголовья могилы, арабским шрифтом была высечена надпись:
«Перзият — 18 лет от роду.
Гасан, сын Али — 1 год».
5
Убитый в ночной перестрелке в безымянной балке всадник оказался владельцем частной мельницы Мамай-Азизом, а арестованный — жителем Дербента Карнаевым.
Допросом Карнаева занялся сам Рамазанов. Арестованный показал, что он житель Дербента и приехал к Мамай-Азизу за мукой и что никакого отношения к взрыву дома не имеет. В подтверждение своих показаний Карнаев сослался на жену Мамай-Азиза, в присутствии которой состоялась сделка. В хурджуне[10], снятом с убитого коня, на котором ехал Карнаев, действительно была мука. На вопрос, почему он и Мамай-Азиз открыли ночью из револьверов огонь, арестованный ответил, что они приняли Гасанова за грабителя. Не найдя прямых улик против Карнаева, Рамазанов позвонил Кудаеву и предложил ему произвести дополнительный обыск по адресу, где жил Карнаев до ареста.
В сарае был обнаружен кусок бикфордова шнура. На месте взрыва нашли такой же шнур.
— Что вы теперь скажете, гражданин покупатель муки? — спросил Рамазанов у арестованного.
— Ваша взяла, гражданин начальник, — ответил тот, опустив голову. Немного подумав, с усмешкой добавил:
— Между прочим, начальник, вашему красному партизану повезло.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я перепутал пули. Была у меня одна отравленная. Лежать бы ему рядом с женой и сыном...
— Еще какие будут дополнения? — сдержанно спросил Рамазанов, возмущенный подлостью Карнаева.
— Правда, когда я стрелял в мужа его сестры, — пулю не перепутал.
Далее арестованный рассказал, что после их разгрома он долго скрывался, скитаясь по белому свету, а впоследствии под чужой фамилией стал жить в Дербенте за счет подачек, получаемых от скупого Тавханова.
— Как он нашел вас? Или вы нашли его? — спросил чекист.
— Как говорится, рыбак рыбака... Я был мюридом Али-Гаджи Акушинского, а Тавханов — сторонником Гаджи-Эфенди Штульского. Нас обоих нашел в Дербенте батумский часовщик Кахриман, очутившийся там после разгрома Гоцинского. Кахримана же разыскал известный вам турецкий разведчик дагестанского покроя Гюлибей. И, наконец, Гюлибея в Турции откопал другой дагестанский турок — Тарлан.
— Неплохая портретная галерея предателей.
— Гражданин начальник, не оскорбляйте нас. Вы боретесь за свои идеи, а мы — за свои.
— Почему вы решили уничтожить семью Гасанова?
— Он конфисковал дом моего родственника еще в годы гражданской войны и собирался лишить Мамай-Азиза мельницы. Кроме того, за выполнение этого задания я должен был получить из казны Гюлибея кругленькую сумму в виде желтого металла.
Продолжать допрос Рамазанов решил в присутствии Кудаева, явившегося к этому времени в кабинет начальника службы Даготдела ОГПУ.
— Как вам удалось выехать из Дербента? — спросил Рамазанов, обращаясь к Карнаеву.
— В чайхане и магазине, что находятся на верхнем рынке Дербента, есть сквозные ходы. Я зашел в чайхану. Ваш чекист, сидевший у меня на хвосте, по-видимому, подумал, что я наслаждаюсь там ароматным чаем. Чтобы не выдать себя, в чайхану он сразу не зашел, а решил воспользоваться входом со стороны рынка. К этому моменту я был уже в магазине, расположенном рядом с чайханой, и, сидя со своим знакомым в подсобном помещении, играл в шеш-беш.
После наступления темноты я навсегда попрощался с городом, построенным в древних стенах Нарын-Кала, и вскоре стал обитателем кайтагских лесов. На следующий день древний Дербент покинул и Тавханов, оставив у вашего друга, сторожа рынка Башира, свои мандарины. Он взял курс в сторону самурских лесов. Правда, в последний раз для встречи со мной Тавханов почему-то не приехал в нашу столицу Шамиль-Кала, переименованную Советами в Махачкалу.
Рамазанов вытащил из ящика письменного стола фотокарточку и протянул ее арестованному.
— Значит, и его арестовали... — подавленным голосом произнес Карнаев.
Отправив арестованного в камеру, Рамазанов стал перелистывать собранные по делу документы.
— Хорош тот чекист, который делает правильные выводы из горьких уроков, — сказал он, обращаясь к Кудаеву.
Кудаев понял намек. Он хотел объясниться по поводу неудачной слежки за Карнаевым, в результате чего врагу удалось совершить ряд преступлений, но Рамазанов продолжал:
— Мы слишком рано забыли печальную историю, происшедшую в двадцатые годы по вине бывшего заместителя начальника нашей службы Бархударова на станции Хачмас. Тогда мы упустили крупного врага да и сами понесли потери. О дербентском провале мы не должны забывать...
Перед глазами Рамазанова встало лицо