Кавказская крепость - Сфибуба Юсуфович Сфиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели они дошли и до вас, сэр? — тихо спросила Гюзель, вытирая слезы.
— Дорогая Гюзель, настоящие друзья познаются в тяжелые минуты жизни.
— Спасибо, сэр.
— Дорогая, мне известно также о завещании вашего отца и о списке лиц, которым он задолжал. В печальную историю вы попали, — с грустью произнес англичанин.
— Сэр, вы точно определили мое состояние. Иногда мне хочется подняться на башню Топ-Капы[12], откуда бросались в Босфор фрейлины, вырывавшиеся из цепких когтей султанов, чтобы покончить с собой.
— Не к лицу вам, Гюзель, совершать подобные поступки. Вы человек не только сильной воли, неувядаемой восточной красоты, но и дочь знаменитого человека.
Мусульмане проявляют заботу не только о живых ближних, но и о мертвых. Боюсь, что вы причините боль своему отцу. Такие люди, как ваш отец, не умирают, и душа их вечно живет в райских святынях, — вполне серьезно сказал хитрый англичанин.
— Но другого выхода у меня нет, сэр, — задумчиво ответила Гюзель.
— Есть, дорогая, — произнес Джим, в душе обрадовавшись тому, что наконец-то ему удалось склонить гордую турчанку на свою сторону.
— Мне больно говорить, но, как верный друг вашего покойного отца, я должен дать вам правильный совет. Самый лучший выход из создавшегося положения — это на время покинуть Стамбул.
— Бежать, оставив все: и дом, и неоплаченные отцовские долги, и друзей детства, и родные босфорские берега?
На глазах у Гюзель снова появились слезы.
— Деньги, которые вы получите от продажи отцовского дома, покроют долги; на остальное я вам дам.
После ухода Джима Гюзель задумалась. В конце концов она нашла совет англичанина приемлемым.
Через несколько дней турчанка продала отцовский дом и рассчиталась с кредиторами. Хотя и грустно было покидать Стамбул, где прошли лучшие годы ее жизни, зато она освобождалась от большого груза, который давил на нее с момента смерти отца.
Прощание в Стамбульском морском порту... Гюзель уезжала в заморские страны...
Хотя Джиму и пришлось истратить немало фунтов стерлингов, однако он был доволен результатами своей затеи. В свой план он посвятил и коллегу из МАХ Мехмета.
Глава VII
МОРЯК ЗАГРАНПЛАВАНИЯ
1
Старпом капитана советского грузового судна, совершавшего регулярные рейсы между Батуми и турецким приморским городом, был доволен работой команды: моряки сегодня быстрее, чем обычно, завершили разгрузочно-погрузочные работы. В таких случаях капитан разрешал им увольнение на берег. Старпом вручил морякам пропуска, предупредив при этом, чтобы команда не опаздывала на судно, так как через несколько часов они должны были взять курс к родным берегам.
Советские моряки иногда заглядывали в бар «Кара дениз». Бар находился на одной из улиц недалеко от морского порта и являлся прекрасным местом отдыха. Кроме того, здесь выступали красивые танцовщицы. Хозяин бара Шевкет умел подбирать для своего заведения красивых женщин. Вообще он многое сделал для того, чтобы его заведение выгодно отличалось от других ему подобных.
Советскому моряку Шоте Топоридзе давно нравилась метрдотель бара «Кара дениз» Мюжгель. Турчанка при появлении иностранных моряков старалась быстро подыскать им места и следила за работой гарсонов. Те, зная строгий характер метрдотеля, услужливо крутились вокруг моряков, в мгновение ока подавая заказанные ими блюда и напитки.
Мюжгель и на этот раз приветливо встретила Шоту и предложила ему место за столом, стоявшим недалеко от эстрады. Отдав распоряжения гарсонам, турчанка вернулась к Шоте. Моряк предложил ей рюмку армянского коньяку, который он сумел провезти незамеченным через советскую и турецкую таможни.
Шота активно посещал курсы иностранных языков при клубе моряков в Батуми. Преподаватели не раз отмечали его успехи в турецком и английском языках. Теперь у него была прекрасная возможность проверить свои знания: Мюжгель говорила и по-английски.
...Обед подходил к концу. Бар закрывался на перерыв. Мюжгель с разрешения своего хозяина Шевкета вышла в город, чтобы подышать свежим воздухом.
В распоряжении Шоты было еще достаточно свободного времени. Советский моряк оживленно разговаривал с Мюжгель. Турчанка восхищалась его знанием иностранных языков. Когда, увлеченные беседой, они дошли до центральной части улицы Сулеймана Второго, Мюжгель взяла Шоту под руку. Несмотря на строгие предупреждения старпома, Топоридзе, то ли от выпитого коньяка, то ли опьяненный красотой и нежностью турчанки, согласился зайти к ней.
...Вот уже два часа, как моряк в доме Мюжгель. Наслаждаясь турецкой музыкой, он весело разговаривал с турчанкой. Как у всякого человека, у Топоридзе были свои слабости. Ему нравилась уютная квартира, со вкусом обставленная мебелью из ореха, нравилась и сама обаятельная хозяйка, сидевшая рядом с ним в нежном прозрачном платье, какие носили в былые времена любовницы в гаремах эмиров. Горячее дыхание турчанки волновало моряка, но он не терял самообладания, помня предупреждения старпома.
Шота посмотрел на часы. Пора, иначе он опоздает на судно. Моряк хотел подняться с дивана и попрощаться с хозяйкой, как вдруг послышался скрип открывающейся двери. В комнату вошел неизвестный мужчина.
Вошедший, развязно смеясь, произнес:
— Недурно проводите время, не правда ли?
— Что вам нужно? — спросил Топоридзе с нескрываемой злостью.
— Совсем немногое, моряк, — ответил тот.
— Не понимаю вас, господин... — заметила Мюжгель, вступая в беседу. В ее голосе чувствовалась фальшь.
— Господин советский моряк, — начал мужчина, — за связь с иностранками на родине вас передадут ЧК, а там... Но... мы люди дела. Не лучше ли вам выбрать другое? Разве плохо при каждом посещении нашего порта <...>[13] рюмку за здоровье этой очаровательной <...> женщины,