Король абордажа - Френсис Мэсон

Со смутным тяжелым предчувствием Морган замолчал, прислушиваясь к доносившемуся шуму голосов — внизу разгорался не на шутку бурный спор. Он не отрываясь смотрел на тонкие и бледные черты изящного лица мистера Стивенса — специального доверенного агента его величества в Бристоле.

Шум, похоже, пошел на убыль, когда по лестнице застучали торопливые шаги, замерли перед дверью комнаты, в которой происходило совещание, а потом в дверь раздалось три удара, а немного погодя еще два.

— Матерь Божья! — прошептал Рочестер, с его лица мигом исчезли все краски. — Что это значит?

Одним мгновенным движением руки мистер Стивенс смахнул документы обратно в портфель, потом он извлек оттуда и поставил на взвод короткоствольный карманный пистолет. Серебристый ствол оружия холодно сверкнул в неярком свете, который отражался также от лезвий ножей, кинжалов и другого оружия. Все заговорщики молча замерли на своих местах, глядя на майора, который обнажил длинную кавалерийскую саблю и подошел к двери.

Странным голосом, совершенно без интонаций, он спросил:

— В чем дело, Питер?

— Только что прибыло срочное послание от мистера Вайлдмена, — приглушенным шепотом ответил голос. — Требуется ваше немедленное присутствие, а также мистера Стивенса и… и гостей его дома.

Морган вскочил на ноги. Вайлдмен, как ему было известно, псевдоним генерала Джорджа Монка.

— Очень хорошо. Мы сейчас идем.

— Молю о прощении, джентльмены. Пожалуйста, уделите мне всего несколько минут, — взмолился Мизей, когда мистер Стивенс поспешил к вешалкам и снял серый с алой подкладкой плащ. — Прошу вас не уходить. Чтобы накормить армию, нужны деньги. Мой отчет, сэр…

— Дьявол тебя забери вместе с твоим отчетом, — оборвал его Рочестер, его тонкие ноздри задрожали. — Представишь его завтра.

— Но, милорд, это важнейшее дело.

Пергаментно тонкие черты лица мистера Стивенса дернулись.

— Без сомнения, мистер Мизей, но наше дело не терпит отлагательств.

— Я прошу вас уделить мне пятнадцать — нет, десять коротких минут, джентльмены, — в отчаянии настаивал Мизей. — Речь идет о тысячах фунтов, которые так нужны нашему делу.

— Вы слышали, что сказал его светлость, поэтому успокойтесь, — зарычал майор. — Мы уходим.

Морган тоже поднялся и собрался забрать свой лист из пачки в центре стола. Но Дэвид Стивенс покачал головой.

— Нет, оставьте. Мистер Йомене, вы выслушаете до конца отчет эсквайра Моргана, а потом возьмете на заметку то, что хочет сообщить мистер Мизей. Позже я пришлю вам инструкции на будущее.

— Ради Всевышнего! Идем, — настаивал Рочестер. — Я жду не дождусь услышать донесение от мистера Вайлдмена. Возможно, армия ближе к восстанию, чем мы думали. Отойдите!

— Но… но, милорд, — Мизей отскочил в сторону, чтобы дать дорогу, и замахал пухлыми руками, — если вы задержитесь на минуточку, это, конечно, не окажет влияния…

— Черт! Делайте, как вам приказано! — Голос майора прорезал воздух словно лезвие меча. Морган почти физически ощущал презрение, которое испытывал старый вояка к этому похожему на желе торговцу. Но отца Клариссы нельзя было так просто выбить из колеи — качество, которое, без сомнения, помогло ему заработать свое состояние.

— Тогда, благородные сэры, не можете ли вы оказать мне честь и позволить сопровождать…

— Холера тебя забери, самовлюбленная собака! -Вышитой перчаткой зеленой кожи лорд Рочестер резко ударил кожевенника и главного сборщика таможенной пошлины по губам; потом в сопровождении майора и Стивенса он протолкнулся к двери и исчез в коридоре.

Как только дверь захлопнулась, Мизей повернулся и, потирая шрам на щеке, разразился грязными ругательствами.

— Сейчас Рочестер может пыжиться как ему угодно, но завтра эта надутая жаба увидит…

— Да ты действительно грубиян. — Бучер бросил на Мизея такой разгневанный взгляд, что тот замолчал на полуслове, а потом отер тыльной стороной руки пот, струившийся по серому лицу.

— Не очень-то приятно, когда отвергают твои усилия, которые были связаны с многими опасностями, но делать нечего. — Мизей горько усмехнулся, потом прошелся по комнате, покрывавшая пол сухая солома зашуршала у него под ногами, он уже готов был плюхнуться своим громадным телом в кресло во главе стола, но Йомене, загорелый, белокурый и надменный, занял его раньше.

Мистер Йомене вздохнул, положил свой меч на колено и изобразил на веснушчатом лице внимание.

— Если бы вы служили в армии, мистер Мизей, вы бы понимали, что подчиненным лучше всего знать не больше, чем требуется для выполнения их прямых обязанностей. Давайте продолжим.

Морган почувствовал, что ему действительно нравится этот высокий, загорелый парень; казалось, что в седле и в бою он будет чувствовать себя как дома.

Йомене произнес:

— Мистер Мизей, я полагаю, вы лучше обращаетесь с пером, чем я. Может, вы будете записывать?

Звон колокола на часах Темпл-стрит напомнил о том, что уже без четверти девять, когда мистер Мизей, все еще недовольно бурча, взял оставленное мистером Стивенсом перо и лист, который протянул ему лейтенант Бучер, и внимательно изучил документ.

— Значит, вы уверены, сэр, что эти офицеры и солдаты из городского гарнизона перейдут на нашу сторону, когда мы дадим сигнал?

— Да, — кивнул Бучер — у него все еще был недовольный вид. — Я бы доверил им свою жизнь, что я, собственно, и собираюсь сделать.

Почему Гарри Моргану вдруг пришла в голову мысль сделать вид, что ему надо выйти в укромное заведение на задворках таверны «Роза», он так никогда и не смог объяснить, но мысль эта настолько овладела им, что он тихо поднялся со скамьи и направился к двери. Трое мужчин в некотором удивлении посмотрели ему вслед.

— Куда вы направляетесь? — резко спросил Йоменс. — Мы еще не закончили.

Взявшись за щеколду, Морган выдавил смущенную гримасу.

— В уборную.

Мизей нахмурился.

— Возвращайся быстрее. Мне все меньше нравится организация этого дела, я уже готов умыть руки!

Морган намеренно не спеша прошел сквозь хорошо охраняемый общий зал. Он быстро осмотрел переполненную и задымленную комнату с низкими потолками, набитую завсегдатаями этого заведения — купцами, несколькими наемными рабочими, корабельными офицерами и солдатами на отдыхе, все пили и довольно мирно бросали кости.

Ему пришлось пройти через жаркую и прокопченную кухню, чтобы выйти на прохладный двор, на котором находились конюшни. Там у погрызенной перекладины терпеливо стояли несколько оседланных лошадей с опущенными головами. Солома и навоз толстым слоем покрывали булыжники, ведущие к ряду омерзительно воняющих уборных, предназначенных для посетителей таверны «Роза».