Я шел с Ганнибалом - Ганс Бауман

Он стал стелить мне постель - как тогда, когда вытащил меня из развалин. После того как Карталон погасил светильник, я еще долго лежал с открытыми глазами, уставясь в темноту палатки. Я видел перед собой Ганнибала; его красный плащ уже не пугал меня.

11

В последовавшие за этим недели главным в нашей жизни стало оружие. Обычно я просыпался от лязга железа, топота коней, громких приказов, и всегда в эти ранние часы Карталон уже бодрствовал и каждый раз смеялся, когда я спросонья не понимал, что уже начинается день, хотя вокруг было темно.

- Разбей свой сон, как скорлупу ореха! - приговаривал он и так широко зевал, что его челюсти трещали. Кар-талона радовала новая жизнь, которую принес с собой Ганнибал. - Оружие наточено, - убеждал он меня. - Теперь мы отшлифуем людей, и тогда пусть начнется!

Карталон повел меня в поле между лагерем и рекой, где муштровали наемников.

- Постепенно они понимают, откуда дует ветер. Глянь, как они тебе нравятся? - спросил он и рукой, затянутой в кожаную перевязь, указал на облако пыли.

Там - в пыли - были люди, но видел я только рога и оскаленные черепа хищных зверей - устрашающие шлемы на головах полуголых воинов. Они с воем набрасывались друг на друга.

- Наши бешеные! - гордо объяснял Карталон. - Это кельты!* Они дерутся как львы! Смерти они не боятся, и она становится их союзником.

И хотя оружие наемников было обмотано тряпками, многих, когда рассеивалась пыль, уносили с поля на носилках. Я даже видел следы крови.

- Без крови дело не пойдет, - говорил Карталон со свирепым выражением на лице. - Кровь тоже относится к нашему ремеслу.

С вершины холма хорошо видно было все поле. Иногда оно принадлежало одним только всадникам*. С быстротой перелетных птиц носились по полю конные отряды, все время меняя направление. Они поднимали за собой тучи пыли, и, когда во главе шести тысяч всадников появлялся Магарбал, пыль вставала стеной. В тихую погоду стена пыли двигалась по полю словно призрак. Вдруг стена разрывалась с быстротой, от которой захватывало дыхание, всадники окружали воображаемого врага, осыпая его градом коротких, звенящих молний. Под двадцатью четырьмя тысячами копыт гудела земля.

Вначале эти сухие бури производили на меня жуткое впечатление, но вскоре я с нетерпением стал ждать того дня, когда на поле опять появятся всадники.

И слоны все более привыкали к тому, что призваны сюда для войны. В тяжелых доспехах выходили они из лагеря, действуя по приказу, и все время на их пути встречались препятствия, которые им нужно было преодолевать. Один раз слонов погнали в небольшой лесок, в котором скрывались наемники. Они стали дразнить слонов громкими выкриками. Я сидел на Суре впереди Карталона, пристегнутый к вместительному седлу. Вдруг Карталон перегнулся вперед и что-то закричал в ухо Суру. Это был "большой клич" - звериный вопль, приводивший слонов в бессознательное бешенство. Другие погонщики тоже раздразнили своих слонов, и они бросились на лесок, который тем временем уже опустел. Слоны стали топтать и вырывать с корнем деревья. Каждый слон вытоптал в лесу целую просеку. Большие деревья, падая, вырывали с корнями подлесок. Карталон и я прикрывались щитами, но с нами ничего не могло случиться, потому что деревья падали вперед - туда, куда двигался слон.

- Так будет и с римлянами! - восторженно орал Карталон.

Я тоже орал, потому что сидел на слоне, который валил перед собой деревья.

На широком поле, за лесом, серая лавина остановилась. Слоны успокоились. Мы оглянулись: маленькогб лесочка как не бывало!

- Так мы растопчем Рим, - сказал Карталон, и я поверил ему.

Карталон решил, что мое обучение на этом закончилось. Всем командам, к которым привык Сур, Карталон обучил меня за один прием, словно сам он хотел отстраниться от дальнейшего. Сур понимал двадцать две команды. Я легко выучил все слова этих команд, и вскоре Сур стал отлично меня слушаться. Труднее было с теми знаками, которые погонщик передает слону ударами своих ног или перемещением туловища. Я весил наполовину меньше Карталона, и мои ноги не были такими длинными, как у него. Но в конце концов Сур стал понимать и меня: когда я нагибался вперед, Сур опускался на колени, когда я откидывался назад - Сур вставал; он поворачивал в ту сторону, куда я перевешивался. Он поднимал хоботом камень, когда я называл камень по-финикийски. Когда я ронял палку, Сур доставал ее; если я несколько раз ронял ее, Сур на третий раз сначала почесывал себе палкой бок, потом вручал мне, и тогда я оставлял его в покое. Мы понимали друг друга почти без слов. Со временем мне стало казаться, что Сур с большим удовольствием носит на себе меня, нежели Карталона. С Карталоном он то и дело спорил, пытаясь сделать что-нибудь по-своему, чего Карталон, конечно, не разрешал. Надо сказать, что каждый слон, несмотря на одинаковую дрессировку, сохранял свои особые привычки, спорить с которыми не следовало.

Были слоны, которые злились, когда к ним подходили не с левой, а с правой стороны, а слон Тембо не разрешал своему погонщику залезать на себя, если тот не садился перед этим сначала на землю. Со всем этим необходимо было смиряться; погонщики хорошо знали повадки каждого слона, а наемники получили строгий приказ оставить серых великанов в покое.

Все говорило о том, что с учениями скоро будет покончено и начнется поход на Рим. Все больше войск участвовало в маневрах. И наступил день, когда Ганнибал сам вывел армию на учение.

Впервые Сур понес нас вместе - Ганнибала и меня.

Ганнибал сначала справился у Карталона, в состоянии ли я управлять слоном. А Карталону и самому не терпелось показать, чему я научился под его руководством.

Но управлять слоном мне почти не пришлось. После того как Сур поднял нас на вершину холма, откуда хорошо видно было все поле, управлять всем стал Ганнибал. По его приказу заработали метательные снаряды, по его мановению пришли в движение тяжеловооруженные воины; он дал знак, и в дело вступили клинья конных отрядов; потом он отозвал их и велел перестроиться в мощные клещи. Он приводил в движение все вокруг, сам не двигаясь с места. В разные концы посылал он с приказами всадников, и там, куда они скакали, его приказы ломали всякое сопротивление. Ганнибал ни разу не повысил голоса, не крикнул. Сур оставался спокоен, он не нервничал и не пугался, как это часто бывало, когда на его спине командиром был Карталон.

- Таким спокойным Сур еще никогда не был, - сказал Ганнибал, когда мы возвращались на слоне в лагерь.

Он сказал это так, словно поведение слона было моей заслугой, но я ведь ничего особенного не сделал. Своими солдатами Ганнибал тоже был доволен. Он благодарил их, проезжая мимо, а они громко отвечали ему, размахивая оружием.

- Мы хорошо подходим друг к другу, все трое, - сказал Ганнибал, когда мы слезли со слона. Он потерся лицом о хобот Сура и потрепал меня по плечу.

Карталон смотрел на нас с гордостью. В тот же вечер было решено, что через четыре дня мы выступаем. Шесть тысяч всадников, тридцать четыре тысячи наемников и сорок слонов должны были перейти через Альпы.

В оставшиеся четыре дня до начала похода всем дали немного отдохнуть. Кони день и ночь паслись на лугах, слоны по полдня купались в реке. Наемники пропадали в городе, возвращаясь порой только под утро. Да и в лагере бражничали все ночи напролет. На четвертый день в лагерные ворота въехали повозки, нагруженные кувшинами и мехами с вином: купцы Нового Карфагена прислали наемникам свой прощальный подарок.

Вино было отличным. Теперь никто из наемников и не думал покидать лагерь. Уже в обед началось всеобщее пьянство. К вечеру мало кто понимал, что делает. Орали песни, плясали. А играли с таким азартом, что некоторые проигрывали свое жалованье за целый год вперед. Были и такие, что теряли в игре свою долю грядущей добычи. Вино толкало наемников на сумасшедшие выходки: один силач попробовал поднять с земли слона и еле унес ноги от рассвирепевшей громадины; а один начальник приказал сотне своих солдат выйти из лагеря без оружия, а потом штурмовать его в четырех местах; в ограде лагеря образовались широкие бреши.

С наступлением темноты многие уже валялись без чувств в палатках и просто на земле, а в полночь все уже спали мертвым сном, даже часовые. Ганнибал, не хотевший никого лишать удовольствий, велел сменить часовых еще перед обедом.

В палатке Карталона, как и во всех других, пахло вином. Карталон пригласил в гости погонщиков Арбы и Тембо. Меня он тоже все время уговаривал пить:

- Пей, теперь ты мужчина! Пей, гроза римлян! Тебя носит на спине Сур, слон Ганнибала!

И я пил, пока уже не видел вокруг ничего, кроме розового тумана. Я даже не заметил, как ушли гости.

12

Кто-то тряс меня за плечо. В руке у человека был фонарь. Я разглядел его лицо и наконец понял, что это Итти-бал, погонщик слонихи Арбы, с которой Сура связывала трогательная дружба. Иттибал пробовал также разбудить и Карталона, но безрезультатно - Карталон выпил гораздо больше меня.