Приключения Синих Космонавтиков. История одного запоя - Илья Уткин

Лехин голос стал еще суше, еще объемнее, я воспринимал его не ушами – уши я крепко прижимал к голове, мой слух отделился от меня и превратился в маленькую точку, крошечное устройство, которое сходу, заодно с функцией приема, преобразовывало звуковые волны прямо в цифру. Штука эта казалась такой легкой и хрупкой, что я всерьез испугался, что ее могут случайно прихлопнуть, как муху. «Действительно, блядь, кастанедовщина какая-то», – сказал Лехин голос. Сейчас я услышал его напрямую, прямо в голове. А кто же тогда продолжал говорить на кухне? Нет, голос не Лехин, похож, но не его. Типа-олигофрен, отдаст корову-трехлетку. Мне. Зачем?

«Это же кино!» – осенило меня. Леху играет артист! Я же еще раньше заметил – что-то произошло: это Семенов включил телевизор! Голоса похожи… ба, да это ж Гармаш!

– Четверть десятого, – сказал Гармаш. – Тебе полежать, надо полежать. Вот это план, даже меня торкнуло!

Меня разбирал смех…

Меня взяли под мышки, кто-то второй – сколько же их там – за ноги – и понесли куда-то, руками я по-прежнему крепко давил на свой череп – чтобы меня не убили децибелы… имбецилы…

Меня положили на что-то жесткое и горячее, граната за поясом пребольно уперлась в манипуру. Я схватил ее рукой и дернул, неприятно прищемив кожу. Нет, рука не моя, мои – на ушах…

Глаза по-прежнему зажмурены, я знал – все фигня, все трын-трава, божественный танец, только ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя их открывать!

– О! А у тебя фляжка побольше! – хохотнул Гармаш. – Во растащило-то тебя! Во растащило.… А где твои шнурки? А где мой телефон, моя «лопата»? Во накрыло… Ладно, лежи, я прямо сюда катафалк пригоню.

6

Мне показалось, что прошло несколько часов с тех пор, как Леха и тот, второй, Гармаш, отправились перегонять «Хаммер», чтобы загрузить куль с моим трупом и увезти в лес. Я был уверен, что слышал их голоса – они сердились и даже ссорились, потому что никак не могли найти большой мешок и лопаты. А я – лежу и лежу…

«Пора валить!» – вдруг вспыхнуло в моем воспаленном мозгу – и я вскочил, как ужаленный. То есть, я перевалился через край лежака и брякнулся на траву. Упершись руками, встал сначала на четвереньки, потом поднялся на ноги и, шатаясь, ринулся в самую гущу хаотично мелькающих пятен света, из которых был соткан мир на моей новой планете. Там были стволы деревьев, с которыми я столкнулся, сразу поцарапав нос и щеку. Были колючие елки, в которых я запутался, пытаясь отыскать спасительную калитку. Вот она! Отодвинув щеколду, я шагнул вперед и очутился на свободе! Сзади заурчал мотор – все-таки они заявились по мою душу!

Я перепрыгнул через канаву и скатился вниз с горки. Впереди маячил залив, передвигались какие-то фигуры. Ноги вязли в песке, сразу потерялся один ботинок. Второй слетел у самой воды, но дальше берег был тверже, и я побежал вдоль мелкого прибоя направо. Скоро мне пришло в голову, что я слишком беззащитен на открытом месте – практически, идеальная мишень. И я устремился в сторону от моря назад к соснам и кустам за пляжем. За кирпичной стеной Шамиля тянулся другой забор, тоже из кирпича, но пониже, без решетки наверху. Потом был разрыв и овраг с ручьем, и я, вспомнив все, чему меня учили в разведшколе, запрыгал прямо по воде, спотыкаясь о коряги и камни. Это было нелегко: ручей терялся среди отвалов песка и мусора, тропы нигде не было, только непролазные дебри кустарника, но чем дальше я пробирался по ямам и джунглям, тем громче ликовало мое сердце: я уходил от погони!

Не помню, сколько времени я провел в овраге, проламываясь куда-то наугад, однако, внезапно я очутился на ровном месте рядом с дорогой, по которой двигался плотный поток машин. Как-то я умудрился залезть в автобус и проехал немного бесплатно, пока меня не вытолкал водитель, поспешивший на помощь женщине-кондуктору.

Я стоял у какого-то ресторанчика, прохожая семейка – лысенький папа, мамаша со слегка нависшим над шортиками животом, двое или трое детей – обогнули меня боязливо, как прокаженного. Я шагал бесцельно куда попало, вновь вышел на пляж. На этом участке было много загорающих, у самой воды играли в волейбол. Я брел мимо людей, опустив голову, вид у меня, действительно, был диковатый – грязные брюки, разорванная рубашка, бинт сполз с макушки на шею, размотался до узла и развевался сзади, как обрывок веревки у неудачливого самоубийцы. Наконец, силы оставили меня. Я закатил глаза и рухнул на песок, как подстреленный. Состояние было – будто я вывалился из карусели, все плыло и не могло остановиться. Звуки тоже не успокаивали – мне все время казалось – я провалился во времени и попал в эпоху гигантских папортников и ящеров, или на гладиаторские бои, или на войну с немцами. Безопаснее было смотреть, и я смотрел – словно через стекло, на людей, живущих в том, другом, настоящем, солнечном мире, который я безвозвратно потерял, покинув Землю. У них были чистые, ухоженные лица, они обнимали детей – веселых непоседливых человечков, самое дорогое на свете! Я чувствовал горькую, плаксивую зависть: вот, они нашли друг друга, молодые, красивые – особенно, эта улыбчивая мама напротив… у них есть все: крепкая семья, детки, друзья… А у меня – все кончено, все разрушено, мне уже пятьдесят, и в моей жизни уже не случится ничего похожего на это здоровое семейное счастье… боже, какая у этой мамочки фигурка!.. Девочка лет четырех подошла ко мне совсем близко, родители вскочили одновременно, папа поднял дочь в воздух, выражение лица – враждебное, угрожающее даже. У мамочки – немного испуганное. Они собрали вещи и передислоцировались ближе к воде. Я наблюдал за ними с кривой усмешкой принявшего роковое решение шахида. Очень скоро вокруг меня образовался некий круг отчуждения – метров двадцать в диаметре. Остался только художник в широкополой шляпе, на сульчике, с мольбертом. Ну, пусть рисует, ладно, я не против… я опустил голову на песок промеж двух травяных кочек – и мгновенно провалился в пустоту.

7

Когда я проснулся и сел, ошалело озираясь по сторонам, словно потерпевший крушение астронавт, в первые минуты мне было совершенно непонятно, где я оказался, и что со мной произошло. Передо мной простиралось море, мутно-серое, густо усеянное барашками, на небо наплывала тяжелая темная туча, дул сильный ветер – он нес песок и больно сек им лицо, песок уже был во мне везде – в ушах, в носу, во рту. Я осмотрел себя – руки, ноги целы, пропали только ботинки. Странно, кому они могли понадобиться? Или я бежал уже в носках? Я смутно помнил, что был побег, погоня, но откуда, от кого? Носки были неимоверно грязны, с налипшим песком, из двух одинаковых дыр симметрично выглядывали два черных от пыли больших пальца.

Мимо, между мной и морем проехала группа велосипедистов. Девчонки заливисто хохотали. Вдали ударил гром. Художник в шляпе собирал мольберт и кисти в деревянный ящичек, то и дело хватался за шляпу, чтобы ее не сорвало ветром. Я с трудом поднялся на ноги – песок посыпался из меня, как из старого мешка.

– Извините…

Своего голоса я почти не услышал, только скрип песка на зубах.

Художник обернулся – это была девушка, совсем юная, с круглым лицом и слегка азиатскими глазами.

«Вы не видели мои ботинки?» – наверное, пытался спросить я, но вовремя сообразил, какую глупость могу сморозить.

– С вами все в порядке? – спросила девушка участливо, защелкивая свой ящик.

– Я спросить… Я где?

– Вы в Солнечном! – девушка мило улыбнулась и закинула ремень на плечо. – Если вам в город, имейте в виду – скоро автобус.

– Спасибо. Спасибо…

Я повернулся спиной к морю и стал забираться на дюну. По затылку ударила тяжелая капля.

– А где ваша обувь? – крикнула девушка. – Вы забыли надеть обувь!

Я махнул рукой – сил на диалог уже не оставалось.

Новые капли прожгли мне череп, еще и еще. Гром бабахнул совсем близко. Я споткнулся о сосновый корень, упал коленями на шишки, вспыхнула жуткая боль в пальце левой ноги. Я завыл – благо, шум от грозы и ливня покрывал все звуки. «Беги!» – стучало в голове. Вот-вот закроются шлюзы…

Не знаю, как мне удалось подняться – на ногу было почти невозможно наступить, да и без того мои ноги едва держали тело и все норовили перевести его в режим жесткой посадки на поверхность новой планеты. Истерзанный болью и ливнем, я добрался до автобусной остановки – там прятались земляне, несколько человек, а вслед за мной – я только начал выплевывать чертов песок – под козырек из стены дождя выпрыгнула девчушка-художница.

– Ой! – крикнула она. – Вы тут! Я думала у кафе переждать, но там такое! Вон, смотрите!

Сверху, шурша и подпрыгивая, барабаня по скату крыши щедро сыпался град. Я безучастно смотрел на мелькающие шарики льда: мне было холодно, больно, тоскливо…