Сердце ночи - Михаил Лопатто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
<1927>
Ночь
Моих стихов за трелью плещет трель.В окне раскрытом — ночь и звезд лампадки.Я Вам пишу, вдыхая воздух сладкий,Холмов нагретых днем и гарь и прельПод птичий свист и ржавых жаб сопель.
Мое рондо и резвая газельВам скажут на упрек в больном упадке,Что рвется радость, словно солнце в щельМоих стихов.
Весь мир здесь рядом в смуте лихорадки.В кофейнях — свет, игрок уж сел на мель,Стыдясь, любовники спешат в постель.Ночь входит в комнату, душисты грядки.Рокочет, ропщет и журчит свирельМоих стихов.
<1920>
ВДВОЕМ
Радио
Для нас в эфирных волнах голос пелО нежности воздушной и условной.Притихла ночь в условности любовной.В окне по листьям теплый дождь шумел.
Ты не смеялась больше, вдруг застывИ кутаясь в накидку сиротливо.Мы сблизились беспечно, торопливоО таинстве сближения забыв.
То песня или дождь смутили нас?Сознание, что дальше — невозможно,Что в жизни нашей все смешно и ложно?Иль, может, мы любили в первый раз?
Дождь лил, все лил на листья и цветы,И мы в окне стояли молча рядом.И вся преобразясь, счастливым взглядомНа обновленный мир смотрела ты.
<1946>
«Чем дорог я тебе? Ни дутой славы…»
Чем дорог я тебе? Ни дутой славы,Ни денег не принес тебе я в дар.Когда все жаждет лишь густой отравы,Не я введу тебя, глуша, в угар.Пусть варвары сотрут мои октавыКак заклинания враждебных чар.Во мне все стройно, сладостно и ясно,И жизнь проходит мимо так напрасно!
Мир втянут в зыбь воронкою сомнений,Рефлекс и зуд стоят в углу всех схем.И никому средь новых поколенийНе будет дорог блеск моих поэм,Но через годы оживет мой генийВ иных устах и станет внятен всем.Тогда и ты, о только призрак, имя,Заговоришь словами вновь живыми.
<1925>
«Вокруг — стена волшебного тумана…»
Вокруг — стена волшебного тумана.Я выключил мотор, затормозил.Плестись так наощупь нет больше сил.Закурим, постоим, еще так рано.
Исчезли горы в ватной оболочке.Вода стекает меж камней, журча.Плечу тепло от твоего плеча.Весною пахнут синие цветочки.
И тонкий звон серебряной кампаны,И дух полей, и воркованье струй…И ты и я — мы пленники тумана.Как сладок был наш долгий поцелуй!
<1933>
«Густых, воздушных, золотистых…»
Густых, воздушных, золотистых,Как пленной нежности ручей,Сухих и томно шелковистыхИ пахнущих весной кудрей,Как теплых волн, меня касаньеВтянуло сладостно на дно.В орбиту лунного сияньяДыханье розы вплетено,И вин шипучих горькой пеной,Не утоляя, полумглаВесельем, кротостью, изменойМеня смутила и зажгла.Дрожали пальцы, развивая,Как золотые кольца змей,Как нимб бессолнечного рая,Фиалок россыпь и кудрей.
<1920>
«В несовершенстве вялых линий…»
В несовершенстве вялых линий,Как пар и тень, ползет озноб,И в гаснущей, в поникшей синиГнездится цепких мук микроб.
И все, что было в нас наносным,Что не хотело просверкать,Томленьем тягостным и коснымИз пор земли взошло опять.
Казалось, вот сорвется слово,Побег проросший жуть весны…Созвучьем имени святогоУста немые сожжены.
Мы чуда целый день прождалиИ вдруг осиротели мы.В молочно-мутной, зябкой далиЗастыли лунные холмы.
В долине сыпь огней желтеет,Но сумрак ватный синь и тих.И сердце хочет и не смеетСказать, что чудо — в нас самих.
<1920>
«Две тени мы души одной…»
Две тени мы души одной,Томим друг друга и тревожим.Как сумрак твой и хмель и знойНа четкий день мой не похожи!Мне сладок пестрый порта гул,Блеск солнца, шорох толп на пьяцце,И в жизни сдержанный разгулЛюблю я мирно погружаться.Люблю друзей, мой кабачок,Прогулки в гондоле на Лидо.Мне раздвоений чужд клубок,Где нежность спутана с обидой.Порою лишь твой мутный срывВлечет меня и, очарован,Над краем острых скал застыв,Я взглядом к пропасти прикован.Я жду, что хлынет вот в меняВесь хаос, вызванный тобою.Но в свете брезжущего дняТы вновь становишься дневною.И сухо я прощусь с тобой,Твоим терзаем тайно жалом,Чтоб долго в гондоле сыройСкитаться по кривым каналам.
<1922>
«Мечта моя в загробном мире…»
Мечта моя в загробном миреНе топей тинистых забвенья,Не гимнов, тающих в эфире —Ждет робко только просветленья.
Жить, каждый миг благославляя,Здесь не дано, но за чертоюВсе в памяти пусть воскресая,Пройдет воздушною толпою.
Пусть солнце, как и здесь, засветит,Живя живое и колдуя,И все, что не успел заметитьТут на земле, там полюблю я.
И ты, прождавшая годаНежнейших слов, больших признаний,С каким восторгом в ясной раниВсе, все скажу тебе тогда!
Ты мне поверишь, и заслоныТогда падут перед Одним,И беззаконные законыЛюбви ничем не затемним.
<1933>
Пейзаж
— Что твой взор различает вдали?— Сквозь туман, вижу я, кораблиПокидают покой и уют,В незнакомые страны зовут.— Обольстительны ложные сны,Нету сладостней нашей страны.Что ты видишь в тумане еще?— Я твое только вижу плечо.Заслоняет оно кораблиИ колонны развалин вдали.— Дни бегут, не мечтай, но живи.Что прекраснее нашей любви?Всем уплывшим в обманный туманНе вернуться из прибыльных стран.
<1954>
ЧИЧЕРОНЕ
Николаю Бахтину («Теперь я больше не поэт…»)
Теперь я больше не поэт,Забыл печать, молчу в салоне,Живу на скромной Пьер Капони.Я не совсем бродяга, нет,Я, с позволенья, чичероне.
Кормлюсь за мертвых счет веков,Живыми не пренебрегая.Все знаю — церковь где какая,И в мир — музей ввести готовЗа лиры Тиция и Кая.
Я ремеслу такому рад,Срывая розы на могиле:Сади знал толк в дорожной пыли,Как бабка, повивал СократИ чичероне был Виргилий.
<1942>
Унтергрунд в Берлине
Вагон вдруг лопнул, из дверей потек,Киша прыщами, гной лежалых чучел.Меж судорог утроб и наглых ногБрюхач сигарой глаз линючий пучил.
Одеколонных лун лимонный тон,Смесь блеклой пакли, кролика и шелка.Работая локтями в унисон,Не различишь, кто шведка, кто креолка.
Представить в жирной жиже можно ль Вас,Кто жаром райской просиял мне птицы?О если б поезд вздумал с пьяных глазЛететь вовсю, вдруг наскочить, разбиться!
<1923>
