Епархиальные реформы - Савва (Тутунов)

Обер-прокурор К. П. Победоносцев добился 13 марта 1905 года резолюции императора об изъятии вопроса о «желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви» из Совещания при Комитете министров и передаче его на рассмотрение Святейшего Синода[206]. На заседаниях 15,18 и 22 марта Синод подготовил доклад императору о созыве Собора, в котором среди предметов к обсуждению на предполагаемом Соборе указывалось на вопросы «о пересмотре законоположений о существующих органах епархиального управления и суда и преобразовании оных согласно с каноническими соборными началами» и, отдельно, «об епархиальных съездах духовенства»[207]. Несмотря на то, что Собор тогда созван не был, спустя несколько месяцев, 28 июня 1905 года, К. П. Победоносцев обратился к Синоду с предложением, в котором указывал «на необходимость ныне же, заблаговременно, приступить к подготовительным трудам», поскольку предполагаемая реформа «возбуждает множество самых разных вопросов, требующих предварительной обширной разработки»[208]. В предложении обер-прокурора достаточно подробно развивается каждый из вопросов, поставленных Синодом. В том, что касается епархиального управления, Победоносцев, указав, что «в настоящее время органом епархиального управления служит духовная консистория, представляющая административно-судебное учреждение», упоминал о работах, предпринятых в 1860‑х годах по выделению из нее суда. Обер-прокурор признавал ряд недостатков консисторий:

Как учреждения административные, консистории с их присутствиями из членов, постоянно отвлекаемых от епархиальных дел исполнением своих прямых священнослужительских обязанностей, и канцелярией из недостаточного числа скудно обеспеченных и большей частью мало подготовленных к службе чиновников, при соблюдении устаревших форм делопроизводства, обременены формальным письменным производством.

Упомянув о множестве возникших в епархиях учреждений, обер-прокурор замечал:

Все эти учреждения объединяются в лице епархиального епископа. Но, при разнообразии и обособленности сих учреждений, одному епископу без посредствующего органа, соображающего всю совокупность дел и интересов епархиальных учреждений, крайне затруднительно направлять их к правильному и согласному действию. Таким образом, возникает вопрос, требующий предварительной разработки, об организации такого действенного епархиального органа епископской власти, который объединил бы в своем ведении всю область епархиального управления[209]·.

Обзор темы об епархиальном управлении завершался упоминанием о том, что ни о каком дополнительном финансировании со стороны государства не может быть и речи. Затем в ряду вопросов, предложенных Синодом, Победоносцев касался епархиальных съездов:

Настоит действительная надобность в установлении, на основании опыта, определенных границ для их деятельности и указания им надлежащего места и значения в ряду епархиальных учреждений.

Упомянув о зарождении съездов на основании семинарского устава 1867 года и с похвалой отзываясь об их трудах по созданию различных учреждений для удовлетворения нужд не только в учебной части, но и миссионерской и благотворительной, обер-прокурор замечал:

Но, вместе с тем, нельзя не указать на то, что по многим епархиям съезды, вовлеченные в сферу обще-епархиальных нужд, присвоили себе право полномочных хозяев, дозволяющих себе не только устанавливать разные обязательные сборы и облагать ими церковные доходы, но даже распоряжаться эксплуатацией церковных оброчных статей.

Наконец, Победоносцев указывал на то, что епархиальные преосвященные пользовались съездами как средством общения со священнослужителями: с одной стороны, для архипастырского воздействия, а с другой, – для ознакомления с жизнью приходов, которая архиереям не всегда хорошо известна.

Важность такого живого и взаимного обмена епископа с пастырями вообще для церковного управления в епархиях несомненна. Ввиду этого возникает вопрос о том, не следует ли присвоить епархиальным съездам значение вспомогательного при епископе органа не только по вопросам о материальных, но и о религиозно-нравственных нуждах[210].

Примечательно в предложении обер-прокурора прежде всего то, что он признавал недостатки консистории, в частности, обремененность письменным производством, однако не ставил под сомнение сам консисторский строй и, наоборот, предполагал его усилить, объединив в одном органе (той же консистории? – а как иначе, если не предвидеть дополнительного финансирования?) все стороны епархиального управления. Более того, не на необходимость ли усиления чиновничьего элемента в консистории намекал К. П. Победоносцев, когда подчеркивал, что члены присутствия «отвлечены» своими священнослужительскими обязанностями? При этом если в синодальном предложении вопрос о епархиальном управлении связывался с «каноническими соборными началами» (хотя не уточнялось, что здесь имеется в виду), то в предложении обер-прокурора этот мотив уже не звучал.

Затем следует подчеркнуть, что вслед за запиской митрополита Антония в синодальном докладе, равно как и в предложении обер-прокурора, вопрос о епархиальных съездах выделялся особо. Здесь он, в отличие от записки митрополита Антония, подчеркнуто не связывался с проблематикой реформы епархиального управления. На это указывает само перечисление вопросов в синодальном докладе: после вопроса о епархиальном управлении перечисляются вопросы о приходе, о духовной школе, о приобретении Церковью собственности, и лишь затем – о съездах: тема съездов оказывается ближе к школьной и хозяйственной, чем к управленческой[211]. В предложении обер-прокурора расширение полномочий съездов распространяется на пастырские вопросы, что фактически определяет съезды как совещательный орган при архиерее. Мы увидим в следующей части, что такая постановка вопроса нашла определенное отображение как в архиерейских отзывах, ставших ответом на предложение обер-прокурора, так и в организации работ Предсоборного присутствия.

Почти одновременно с передачей вопроса о церковных преобразованиях в Синод, 17 марта 1905 года в еженедельнике Санкт-Петербургской духовной академии «Церковный вестник» была опубликована записка «32‑х священников» под названием «О необходимости перемен в русском церковном управлении»[212]. Этой запиской инициировались публицистические дискуссии о реформе: по статистике, приводимой С. Л. Фирсовым, с 17 марта (дата публикации записки) по 17 апреля, в прессе было опубликовано 417 статей на тему о церковной реформе, а до июня – еще 573[213]. Обстоятельства подачи записки «32‑х» подробно разбираются С. Л. Фирсовым[214] и священником Георгием Орехановым[215]. Исследователи указывают на взаимосвязь официальных записок и публикации «32‑х священников», которые еще в феврале имели встречу с Петербургским митрополитом. Фирсов на основании архивного материала указывает, что записка была передана в редакцию «Церковного вестника» 10 марта. Учитывая, что цензором издания был ученик и викарий митрополита – епископ Сергий (Страгородский), исследователь рассматривает этот факт как косвенное указание на то, что священники не сомневались в одобрении митрополита, который еще с февраля хорошо знал их точку зрения. По мнению Фирсова, «Петербургский митрополит, давая разрешение на печатание записки, хотел «прозондировать почву» и узнать общественное мнение по вопросу о церковной реформе»[216]. Отец Георгий, считая, что для утверждения о поддержке «группы 32‑х» церковным руководством необходимы более веские данные[217], указывает, однако, что записка «вышла в свет в тот момент, когда борьба за инициативу в вопросе о реформе Церкви достигла своего апогея»[218]. Что касается авторства этой записки, то, по мнению священника Г. Ореханова, главным ее составителем был Н. П. Аксаков[219]. Среди подписавших ее можно назвать санкт-петербургских протоиереев М. И. Горчакова[220] и М. П. Чельцова, священников А. П. Рождественского (в 1905 г. – редактор «Церковного вестника»), В. Я. Колачева, ГС. Петрова, К. М. Аггеева, И. Ф. Егорова, и, по-видимому, иеромонаха (позднее – архимандрита) Михаила (Семенова), вероятного составителя записки митрополита Антония[221].

Записка «32‑х» представляется нам попыткой ответить на утверждения, выраженные, в частности, в опубликованной позднее записке Победоносцева, но, очевидно, «витавшие в воздухе»: об отсутствии зависимости между вопросом об отделении Церкви от государства и вопросом об ее обновлении. Основная мысль «32‑х» следующая: для того, чтобы возвратить Церкви «всю силу плодотворного влияния на все стороны жизни человеческой»[222], должна быть восстановлена «свободная самоуправляющаяся Церковь»[223] (имеется в виду свобода от государства). При этом авторы записки выступали в русле церковной традиции, когда указывали, что «свободный строй жизнедеятельности церковной не может подлежать усмотрению человеческому», ибо он определен в апостольском строе и в канонах[224]. Кратко описывая свои представления об этом церковном строе, авторы записки ставили на первый план именно епархиальное управление, реформа которого отражается на приходах и повторяется в церковной организации на высшем уровне: в системе окружного и всецерковного правления. Основные черты епархиального управления, по мнению авторов, следующие: