Мушкетёр Её Высочества - Саша Суздаль

— Эх, зайдём в кабачок, хлебнём на прощанье горилки, — махнул рукой Данила Апостол и они, обнявшись, зашли внутрь и сели за стол, рассматривая друг друга перед расставанием.

Хитрый слуга подлетел с полотенцем и сразу принял заказ, а через минуту старый Апостол наливал из зелёного черкасского полуштофа водку в чарки.

— Береги себя, сынок, — сказал Данила Апостол, — блажь барская переменчива, авось минует тебя лихо.

Они выпили, наблюдая, как за несколько столов от них потянули на правило не расплатившегося иностранца в нелепом костюме и старый Апостол нелестно отозвался о нём: «Немчура!»

Когда немного подвыпивший Данило Апостол поднялся, пуская слезу и обнимая сына, к столу подбежал слуга кабатчика и Пётр Данилович бросил на стол новый серебряный полтинник. Глаза у слуги заблестели, и он хитро прижмурился:

— Мелочи не наберу, не примете перстенёк на сдачу?

Он сунул под нос простой металлический перстенёк даже не из серебра, но затейливый, и Пётр Апостол не стал спорить, а сгрёб безделушку и положил в карман. Поддерживая отца, он вывел его на улицу и передал сопровождавшим его казакам. В небе играло всеми цветами северное сияние, и старый Апостол не выдержал и перекрестился:

— Басурманское небо!

Семёновцы на выезде проверили паспорта, и кибитка, сопровождаемая возами с казаками, тронулась в путь. Когда она растворилась  вдали, Пётр Данилович сел в коляску и отправился в Санкт-Петербург.

После описание прощанья с отцом, страница кто-то выдрал, обрывая повествование, и Мурик напряжённо думал, что такого написали на странице, если запись стоила смерти Сотникова Валерия Павловича.

Мурик почувствовал, что он что-то пропустил, рассматривая документы, то, что невольно насторожило его память, но прошло мимо, и он снова раскрыл дело, вчитываясь в каждое слово.

Он тотчас убедился, что интуиция его не подвела, когда он остановился на фамилии бывшей жены потерпевшего – Муравьева-Апостол.

«Так вот в чём дело! — подумал Мурик. — Дневник достался жене потерпевшего в наследство». Осталось только узнать, что же искал убийца в доме Сотникова, и, вероятно, вырванная страница оказалась тем ключом, с помощью которого можно раскрыть это дело. Мурик нажал кнопку капа, открывая виртуальный экран, и, тыкая пальцем, переместился в электронную библиотеку истории, где он, не надеясь найти сам, обратился к консультанту.

Миловидная девушка, возникшая сбоку от окна, уточнила исторические даты, фамилию и имя Апостола. Потом исчезла, пообещав переслать файл. Мурик, чтобы не ждать, опять отправился на площадь Толстого, чтобы на базаре купить свежих яблок, которые, как он предполагал, освободили его от насморка, и он не тянулся каждую минуту в карман за носовым платком.

Возможно, выздоровлению способствовала смена климата, но, как бы там ни было, Мурик, снова купил корзинку яблок, ссыпав их в вязаную сеточку, которую всегда носил в кармане. Расположившись в том же сквере, как и вчера, Мурик хрумкал яблоки и ждал ответа.

— Не желаете сыграть в шахматы, — спросил спортивного вида мужчина, удерживая под мышкой деревянную шахматную доску. Мурик вспомнил, как в этом сквере до Потопа играли в шахматы и, чтобы не разочаровывать любителя шахмат, согласился, рассуждая, что одна проигранная партия не уронит его достоинство ниже плинтуса.

Когда он положил на доску своего сражённого короля, из капа, как по расписанию, раздалась незнакомая мелодия, и он быстро нажал кнопку.

— Нужный вам файл я отправила, — сообщила лучезарная девушка, и Мурик улыбнулся ей в ответ, но она его не видела, а улыбалась молодому мужчине, сидящему рядом. Несмотря на предложение сыграть ещё одну партию, Мурик разочаровал своего соперника, сославшись на дела.

 Когда тот отошёл в сторону, Мурик нажал кнопку на капе и принялся листать файл. Мурик вытащил из кармана дневник Петра Апостола и раскрыл на выдранной странице.

— Вот! — воскликнул он сам себе, тыкая пальцем в виртуальный экран. Он принялся читать, забыв обо всём вокруг.

«Вечером я, вместе с Александром Александровичем Меншиковым, были в гостях у цесаревен, где, кроме них, присутствовал герцог Карл Фридрих, Лесток и Мавра Шепелева, которая, как обычно, дурачилась, поддевая и младшего Меншикова, и меня. Заметив на моей руке перстенёк, она сняла его и надела себе на палец.

— Петенька, что у тебя за перстенёк такой? — заметила цесаревна Елизавета, взяв Мавру за руку и заинтересованно разглядывая кольцо.

— Пустяк колечко, за два гривенника в кабачке сунули, — отмахнулся я, краснея оттого, что носил такую безделушку.

— Петя, я тебе рубль дам, отдай его мне, — сказала цесаревна Елизавета, бесцеремонно стягивая перстенёк с пальца Шепелёвой.

— Елизавета Петровна, почту за честь подарить его вам, — сказал я, а Карл Фридрих, сидящий рядом с цесаревной Анной, презрительно хмыкнул, показывая свои пальцы, унизанные золотыми кольцами.

— Душечка, — сказала Елизавета, чмокнула меня в щеку и закружила с Маврой по комнате. Я видел, как младший Меншиков одобрительно мне подмигнул». 

Прочитав вырванную страницу, Мурик остался в недоумении: ничего, за что можно зацепиться, он в записи не нашёл. «Из-за пустякового перстенька не убивают», — подумал Мурик, ещё раз вчитываясь в текст.

Жан-Анри вырвался из объятий офицера, который сорвал с головы парик, и копна солнечных волос рассыпалась по плечам мундира.

— Елизавет! — воскликнул Жан-Анри, не поверив своим глазам, а его любимая осыпала его поцелуями.

— Ты меня не узнал! — воскликнула она и хитро добавила: — За это следует наказание.

Она принялась расстёгивать его мундир, а он, повторяя её движения, пытался расстегнуть пуговицы на её одежде, но руки дрожали и отказывались повиноваться. Голова тоже не соображала, не доверяя глазам, в которые  смотрели её большие голубые глаза.

Не дожидаясь, пока он освободится от одежды, она прильнула своими красивыми устами к его губам, покусывая их от наслаждения, а он, под её напором, защищался и отвечал на её поцелуй своим. Несколько минут они не могли ничего делать, кроме как раствориться друг в друге, но потом снова принялись за одежду, пытаясь от неё освободиться. Они оказались вне времени, и всё пространство вокруг сузилось до двух их тел, испытывающих неземное наслаждения, а все прочие вопросы ушли в небытие, не тревожа влюблённых совсем. Очнулись только тогда, когда услышали, как на яхте выбросили якорь.

— Одевайся, — захихикала Елизавет, выглядывая в круглый иллюминатор, — мы пришли в Петергоф.