Прыжок в послезавтра - Петр Воронин

Девушку сменили на экране двое мужчин. За их спиной была карта звездного неба.

– Видеограмма с корабля “Чайка-7”, которую мы только что показали, принята с запозданием, – заговорил один из них, и опять движения губ не всегда совпадали со звуком. – Сообщение передавалось через орбитальные ретрансляторы. Сейчас аналогичные известия поступили также от двух станции, расположенных в поясе астероидов. Там тоже заметили необычно яркие вспышки. Более того, было отмечено внезапное усиление нейтронного и гамма-излучения. Возможно, произошло сближение обычной материи с антиматерией и неизбежная при этом аннигиляция.

– Вот точки, где были замечены вспышки, – вступил в разговор второй мужчина, протянув руку к карте, где замерцали два зеленых огонька, расположенных почти вплотную друг к другу. – К сожалению, нам не удалось получить информацию со станции “Артур-9”, которая находилась в непосредственной близости от района вспышек. Очень значительны помехи, вызываемые активностью Солнца. Лазерная связь станции с Землей также невозможна, пока между нами Солнце. Нас, астрофизиков, чрезвычайно заинтересовало уникальное явление в поясе астероидов. Решено немедленно послать в район вспышек скоростную автоматическую лабораторию…

Селянин неотрывно смотрел и слушал, пока видеогазета не окончилась.

На дне океана возле Курильских островов что-то такое делают: не то собираются отводить из земных глубин скапливающуюся там и вызывающую землетрясения энергию, не то, наоборот, очаги взрывов хотят гасить в недрах планеты… Где-то в Антарктиде пробивают гигантскую скважину или тоннель к центру Земли… Африканский институт эвристики разработал облегченную модель искусственного мозга…

Валентин смутно припомнил это слово: “эвристика”.

Кажется, им обозначали науку о законах интуитивного творческого мышления. В его время лишь утверждалось само это понятие “эвристика”…

Внешний вид облегченной модели мозга тоже не внушал почтения: белая тумбочка с разноцветными глазками на передней стенке – вот и все, что он увидел.

Но услышав, что эта “тумбочка” способна самостоятельно совершенствовать конструкцию механизмов и технологию, что она же руководит рационализацией, отдавая необходимые команды роботам-исполнителям, Селянин проникся невольным уважением к белому аппарату.

Были в видеогазете и сообщения, взволновавшие Валентина как раз своей понятностью.

Из главной видеостудии планеты передали концерт певицы Нико Лицаро. Смуглая, с крупными губами, артистка озорно улыбалась. Поднятые, словно царящие руки чуть вздрагивали в такт мелодии, которую вел не то оркестр, не то многоголосый хор. Вероятно, все же оркестр инструментов, давними предками которых были электронные инструменты двадцатого века. В то время они вызывали у Валентина ощущение чего-то холодного и далекого, как космос. Теперь в них были теплота и гибкость, глубина, яркость и одновременно тончайшая игра светотеней Валентин и так, в цвете, воспринимал эти звуки.

Артистка еще не начинала песни. Но руки ее и тело были словно частью мелодии, дополняли, продолжали мелодию. Валентин вспомнил танцовщиц и певиц Индии. У Нико Лицаро было что-то от их искусства. А потом артистка запела. Оркестр сразу отодвинулся, поблек перед ее голосом.

Валентин, пожалуй, не смог бы сказать, что за голос у Нико Лицаро – не просто глубокий, но какой-то щедрый, хотя в песне была и насмешка и горькая жалость.

“Никогда бы не подумала, что ты, юноша, способен на такой славный подвиг: полюбить замужнюю женщину, – так или примерно так говорилось в песне. – О, я в восторге от твоей отваги. У меня кружится голова. Не от стыда, нет! От высоты, на которую ты вознес меня. Но знаешь, я все-таки не очень надеюсь на себя: ведь я слабая женщина. Давай позовем на помощь твоих и моих друзей. Вот если они одобрят нас с тобой… Или сделаем вот что: мы спросим моего мужа и моих детей. Это самое разумное – обратиться к ним… Куда же ты убегаешь, юноша, жаждущий любви? Оглянись: мой муж и мои дети спешат сюда. А следом торопятся твои ровесники. Почему же ты убегаешь?..”

Валентин подумал о своем времени. Было тогда немало объективных причин, которые усложняли и отравляли жизнь, взаимоотношения людей. Но были причины и субъективные, пожалуй, особенно обидные… Вот и эгоизм Ольги. Впрочем, эгоизм ли? Нет, она не была эгоисткой, его Ольга. Она увлеченно мечтала о подвигах, уважала сильных, тянулась к мужественным. И все-таки чего-то в ней недоставало. Быть может, умения вытерпеть до того момента, когда появляется второе дыхание. Да, именно этого. Ведь нравственные силы человека тоже могут обрести второе дыхание. Но путь к нему труден, неимоверно труден. Не все выдерживают его. Ольга сходила с дистанции в самом начале.

А Эля? Какая она? И все его новые знакомые, какие? Умеют ли они подмять, подавить страх, лень, корысть, душевную усталость?

В гостиной посветлело, но Валентин не заметил этого. К тому, что в комнатах свет угасал и усиливался без прямого вмешательства человека, он успел привыкнуть.

Лишь тихий шорох вернул его к реальности.

– Не помешаю? – спросил, подходя, Илья Петрович.

– Нет, что вы! – Селянин непроизвольно внимательно всматривался в его лицо, мысленно допытываясь: “А ты какой?”

И лишь теперь он обратил внимание на необычно светлый лес за окном. Час был поздний. Почему же светло? Фонари? Но ведь нет там фонарей! Белая ночь? Но ведь зима, и потом – какие белые ночи в средней полосе России? Неужели где-то пожар?

– Что вас удивило? – спросил Илья Петрович. Лицо его было спокойным, но, пожалуй, тем наружным спокойствием, которое призвано скрыть глубокую озабоченность, если не тревогу.

– Горит!..

– О чем вы? – не понял Илья Петрович. – Или свет?

– Да, свет… Вчера его не было.

– Ничего особенною: тучи разошлись, а теперь полнолуние. Можно, я посижу с вами? – Илья Петрович умолк.

– Вас что-то тревожит? – спросил Валентин.

– Мне вспомнилась дочь, – мягко объяснил Илья Петрович. – Я не видел ее уже три года. Она далеко… В поясе астероидов… Вот и взгрустнулось… Кстати, я почему-то лишь теперь сообразил, что в ваше время ночи были совсем иные. Не такие светлые, не белые. Для вас… – Илья Петрович точно споткнулся. – Можно попросить об одном… В общем, надо условиться. Мне было бы приятнее – и всем вокруг тоже – обращаться на “ты”, а не на “вы”. Так принято у нас. Мы все сыновья одной матери-Земли.

Его как равного принимали в свою среду люди нового времени! – вот что было для Валентина за словами Ильи Петровича.

– Значит, договорились, – сказал врач. – Да, о белой ночи… Теперь лунная поверхность покрыта специальной пленкой и отражает не семь, как прежде, а почти девяносто процентов падающего на нее солнечного света. Тебе ко многому придется привыкать.