Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

Девочка снова глянула на него своим удивительным взором, от которого становилось хорошо на душе, хотелось быть добрым и великодушным.

— Как зовут тебя, княжна? — спросил Иоанн, погладив её трогательную ручонку.

— Феодосия, — тихо, но чётко ответила она.

— А откуда ты к нам прибыла, такая хорошенькая?

— Из Рязани. — И, уже расхрабрившись, добавила: — А я не одна, я с няней, с кормилицей, с братиком и с другими...

Феодосию поселили на втором этаже матушкиных хором вместе с его сестрой Анной. Так и росли девочки вместе — дружили, делились секретами, учились у одних учителей грамоте, математике, рукоделию, смеясь, читали Домострой, плакали над Житиями святых. Княжна взрослела на глазах у Иоанна, ставшего со временем государем, и каждый раз робела при его появлении. А он при виде её постоянно испытывал необъяснимую радость. Поначалу, немного привыкнув к нему, она позволяла брать себя на руки, гладить по голове и тоже вся светилась счастьем при его прикосновениях. Ни он, ни она поначалу не подозревали в своих отношениях чего-либо запретного. Он — потому что видел в ней лишь милую сестру, она — потому что была ребёнком и, любя его всей душой, считала это отношение к нему естественным, ведь любить его приказала сама Мария Ярославна.

Впервые он понял, что всё не так просто, когда ей шёл уже пятнадцатый год. Ему было двадцать пять, и два из них после смерти отца, Василия Тёмного, он был единственным и почти всевластным правителем в обширном Московском княжестве. Последние годы слепой отец совсем не вмешивался в государственные дела, и Иоанн Васильевич многие серьёзные решения привык принимать самостоятельно. Ближние бояре дивились его зрелому уму, взвешенности его выводов и поступков. У него рос шестилетний сын, тоже Иоанн, для отличия от отца прозванный Иваном Молодым. И была жена Маша. Но он страдал от одиночества. Избыток сил и молодой энергии гнал его порой к жене и вынуждал исполнять супружеский долг, но это происходило всё реже и реже. И тогда стремился он истратить неизбывную свою силу то на соколиной охоте, то в военных походах, в поездках с сыном на молебны, в Коломну — южный форпост Москвы, где ковалось оружие, делался порох и готовились полки в походы, а потому нужны были хорошие дома, кухни, склады, мастерские. Он с головой окунулся в государственные дела, сам принимал важные решения, судил, следил за сбором налогов, за переселением людей на новые земли и многим другим. Он уже ощущал себя полновластным государем, почти всесильным человеком, когда...

...Когда как-то при встрече с Феодосией в длинном дворцовом переходе, он по давней привычке взрослого опекуна над ребёнком взял её за руки и, встретившись взглядом, ощутил, как будто молнией пронзило всё его тело и кровь вскипела, да так, что потемнело в глазах. Он не мог сказать, что почувствовала в этот момент Феодосия, но она отняла свои руки и, смутившись, опустила ясные глаза. Конечно, юная девушка уже осознавала, что чувство её к великому князю есть не что иное, как любовь. Ведь в то же самое время её наперсница, княжна Анна, была влюблена в брата Феодосии великого князя Рязанского и изливала ей день и ночь свои тайные чувства. Они оказались ответными — Василий тоже увлёкся московской княжной, они открылись друг другу и решали, что делать дальше. Но у них всё складывалось просто и ясно, они могли мечтать о будущем. То же, что ощущала Феодосия к женатому государю, было мучительной тайной, которую она не могла открыть даже свой подруге. И вот — эта встреча...

Они стояли друг подле друга, не в силах совладать с собой, не решаясь вымолвить словечка. Он, взрослый, сильный и всемогущий, ощутил себя беспомощным мальчишкой, пойманным за какой-то проступок старшими... Но она подняла свои ясные синие глаза, и он, увидев их, вновь, как прежде, ощутил радость. Иоанн снова взял её руку, она не отнимала, и он принялся целовать её ладошку, испытывая головокружительное блаженство и желание. Но она, собравшись с силами, прошептала: «Это же грех, Господи, грех-то какой», — и, отняв свою руку, развернулась и быстро пошла, почти побежала по переходу назад — во внутренний двор, к храму Спаса-на-Бору, к саду. Он двинулся было следом, но потом, передумав, вернулся к себе в кабинет и, сев в кресло, глубоко задумался, обхватив голову руками.

А потом... Потом он искал случайных и неслучайных встреч, она же, желая их всей душой, мечтая о каждом его прикосновении, о каждом взгляде, вспоминая каждую деталь их общения, живя этой памятью, — всё-таки избегала его, пряталась, предчувствуя в их отношениях возможность чего-то запретного, постыдного и прекрасного одновременно. Она понимала, чего боится и в то же время хочет сильнее всего на свете. Она хотела каждую минуту быть рядом с государем, мечтала о его ласках и поцелуях, о его глазах, от взгляда которых её пронизывало блаженство. Но её постоянно терзала и останавливала мысль о последствиях её греховного влечения.

Между всеми этими сладостными страданиями жизнь продолжалась, и вскоре княжна Анна открылась матери в своём чувстве к рязанскому Василию. Та поговорила с Иоанном Васильевичем, и молодых вскоре обручили. Этот брак был весьма кстати, он позволил великому князю Московскому исполнить свой долг, вернуть Василию Рязанскому его отчину, не теряя над ней контроля. А для жениха с невестой настал период бесконечного счастья. Теперь они могли открыто появляться рядом, ездили вместе с матушкой на молебен в Троице-Сергиев монастырь. Вскоре великий князь Московский отозвал из Рязани своего наместника, и новый шестнадцатилетний властитель отправился в свою отчину на великое княжение. А спустя пару месяцев в Москве, а затем и в Рязани отпраздновали его свадьбу с юной московской княжной. Василий увёз Анну к себе в Рязань, и Феодосия осталась одна в своей светёлке. Вернуться к себе в Рязань вместе с братом и золовкой она не захотела, сославшись на любовь к Марии Ярославне, заменившей ей мать, и на привыкание к Москве.

Тем временем, выдав замуж дочь, Мария Ярославна начала беспокоиться и о судьбе воспитанницы. Намекнула сыну-государю, что, мол, пора ей жениха присмотреть. Иоанн воспринял её инициативу неожиданно холодно, а сама рязанская княжна быстро и без колебаний ответила, что замуж пока не хочет и не собирается. После этого Мария Ярославна свои хлопоты отложила. Тем более что девушка была ещё совсем молода и расставаться с ней вдовая великая княгиня не торопилась.