Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невыносимо тосковал великий князь те два месяца, что не было её, но дела заставляли забывать душевные томления. Этот год выдался на удивление несчастливым. В середине мая, когда крестьяне уже высадили зерновые и овощи, вдруг ударили холода, выпал снег и лежал два дня. Только растаял, только нагрелась земля и начали было снова сеять — снег повторился...
В довершение сих крестьянских бед в августе снова ударил мороз, разбив все надежды на хоть какой-то урожай. А потом то ли от голодухи, то ли от какой завезённой заразы — железной язвы, а скорее и от того, и от другого вместе — начался мор, сначала в Новгороде, потом и до Московского княжества добрался. Люди падали прямо на дорогах, на улицах, умирали на ходу. Порой и хоронить было некому. Цены на хлеб подскочили до невиданных высот. Пришлось открывать резервные амбары, продавать запасы, закупать хлеб в тех южных областях, которые мор и неурожай обошли стороной. Хлеб везли с южной Рязани, из Смоленского княжества и даже из Литовской окраины, или, как сами они называли, украины — с южнорусских земель. Саму крепость, правда, этот мор лишь едва затронул, — из семейства государя, из приближённых бояр никто не пострадал. Может, оттого, что были приняты меры — карантины да проверки, использовали ставшее тогда модным окуривание помещений смолой и травой какой-то вонючей.
Ко всем этим напастям прибавилась и ещё одна: начали приходить вести о набегах и грабежах казанских татар то в Ельце, то в Муроме, то по другим городам и сёлам. Посылал он отбивать их служившего ему в Городце на Оке царевича Касима с сыном Даньяром и татарами, да воеводу Стригу-Оболенского. Но с малыми результатами — налётчики лихо скрывались с награбленным добром и захваченными русскими пленниками за казанскими стенами. Требовалась серьёзная подготовка для большого сражения. Пока что Иоанн копил для такого похода силы, деньги и злобу народную, которая должна для настоящего успеха созреть как следует.
Наконец Феодосия вернулась, и у них состоялось ещё одно свидание в той же беседке, но радости оно им не принесло, ибо княжна, отстранившись от него, сказала, что на исповеди она покаялась владыке Ростовскому Вассиану о своей любви к женатому человеку, и владыка, назвав это большим грехом, наложил на неё епитимью и думать запретил о такой греховной любви. «Но что же мне делать, что? — шептала она в его объятиях: — Я не могу быть с тобой, и я не могу жить без тебя...» «Не согрешишь — не покаешься», — отговорился он известной фразой, но это, конечно, не утешило её. «И потом — мы же не грешим, — попробовал он уговорить девушку. — Ведь нежность — это не грех...» Но Феодосия после того разговора начала избегать его. Напрасно он несколько вечеров прождал её в беседке, напугав однажды до смерти слугу, который отправился искать его.
Как-то в сердцах он пожаловался своему дьяку Алексею Полуектову, что опостылела ему жена, и уж лучше бы ему овдоветь, чем влачить столь жалкую жизнь. На что дьяк ему многозначительно заметил, что такому горю можно легко помочь. Не задумываясь глубоко над этими словами, Иоанн покивал в ответ да и забыл о разговоре. А вскоре ему сообщили, что Маша занемогла. Он для приличия навестил её и уехал по делам в Коломну. А через пару дней пришла весть: Маша скончалась. Владыка и матушка прислали к нему гонца, спрашивали, приедет ли он на похороны, ждать ли его?
Несколько мучительных часов провёл Иоанн в раздумье, прежде чем ответить им. Гонец сообщил о странной смерти жены: тело её распухло до небывалых размеров, одеяла еле хватало, чтобы прикрыть его. Сомнения одолевали великого князя — не приложил ли руку к кончине его супруги покорный и исполнительный Полуектов, и не виноват ли таким образом и сам он в этой беде? Да, он не любил Машу и в глубине души хотел освободиться от неё, но не такой ценой...
Ехать на похороны — значит изображать при всех горе, притворяться, выдавливать из себя слёзы. А их не было в душе. Да и повод остаться в стороне был веский.
Приехать срочно в Коломну, бросив больную супругу, его побудило не только желание бежать подальше от слёз и стонов, но и известие, с которым прибыли гонцы от казачьих сторожевых отрядов с Рязанской украины: они сообщили, что на Дон, на Русскую землю движется огромное воинство хана Ахмата с полным снаряжением: с обозами и юртами, запасными конями и прочими припасами. Давно грозились ордынцы наказать Русь за то, что она перестала платить им дань, за самоволие, да не могли с силами собраться — все меж собой грызлись. И вот...
Надо было срочно созывать дружины и организовывать отпор. Он уже сделал распоряжения, передовые полки были уже в полной готовности, как прибыла новая весть: ордынцы схлестнулись в пути со своим заклятым врагом — крымским ханом Ази-Гиреем, с его войском. Дальше надо было ждать — чья возьмёт. Могло обернуться по-всякому. Но, кажется, на этот раз Бог избавил Русскую землю от разорения.
Конечно, события теперь складывались таким образом, что он мог бы приехать проститься с покойницей-женой, на хороших лошадях от Коломны до Москвы — день пути. Да смалодушничал. Похоронили Марию Борисовну Тверскую без него — тёплым апрельским утром в церкви Вознесения, где лежали с давних пор все покойные великие княгини.
Когда Иоанн вернулся, ему доложили, что ходят слухи, будто жену его отравили, и подозревается в злодействе жена Полуектова Наталья, служившая великой княгине. Она-де посылала пояс Марии к какой-то ворожее. Он, конечно, провёл расследование. Та и не отпиралась,
