Крики в ночи - Родни Стоун

— Да-да. Понимаю, — ответил он по-английски. — Пожалуйста, присядьте.

Я остыл, повторил ему все медленно по-английски.

— Если они исчезли, мы организуем поиск, — вежливо заметил он.

— Ради Бога, мне нужно организовать поиск сейчас же. Каждое мгновение может оказаться решающим.

— Подождите, пожалуйста, и выпейте пока кофе.

Что я мог сделать, черт побери? Не мог же я разрушить стандартную процедуру французской жандармерии и заводить здесь свои порядки. Не мог я заставить его вытащить отряд детективов из своих постелей в Альби или Понтобане или еще где-нибудь. Не мог я и пожаловаться в полицейский комиссариат. Мне хотелось схватить и встряхнуть его, ударять головой о стену, пока его сонные темные глаза не начнут вылезать из орбит. Но все было бесполезно. Электронные часы на стене безразлично отсчитывали время. Он настаивал, чтобы я присел и подождал, пока он через час или около того не позвонит старшему инспектору. Он добавил, что из-за грозы старший инспектор ушел вчера с работы очень поздно.

Я уже находился в шоке. Мне хотелось вернуться к Эмме и посмотреть, изменилось ли что-нибудь. Меня обуял ужасный, необъяснимый страх, что и она куда-нибудь исчезла. Должно быть, жандармы заметили, что я в панике.

Крикнув им, что скоро вернусь, я сбежал по ступенькам и уже через двенадцать минут был у нашего дома. Эмма стояла в дверях, одетая в футболку и слаксы. Она бросилась мне навстречу.

— Слава Богу! С тобой все в порядке? — спросил я.

— Они не вернулись, — уронила она.

Я рассказал ей про полицию. Мы стояли, держась за руки и молясь; страшные картины проносились у нас перед глазами: наши дети, задушенные, застреленные, брошенные умирать. Немыслимо, невыносимо. Не может быть, чтобы это случилось с нашими детьми, которых мы носили на руках, возили на спине, с которыми играли в прятки в Суррейских лесах, смотрели, как они выступали в школьном концерте.

— Дорогая, поедем со мной, ты поможешь мне все объяснить этим тупым деревенским полицейским. Не будем запирать двери. Оставь записку для детей на случай, если они появятся.

Она как-то странно посмотрела на меня и заметила:

— На случай… Что ты имеешь в виду? Конечно же, они вернутся.

— Но не без помощи. Нам нужна помощь.

На этот раз она согласилась со мной.

Мы покинули дом, наш праздничный коттедж, который, казалось, уничтожил нас, и я повез ее назад в жандармерию, обгоняя машины, как сумасшедший. Мы боялись говорить, боялись того, что можем сказать.

Дома и улицы оживали. Мы же умирали. Я посмотрел на Эмму, чье лицо, казалось, утончилось, вдруг выступили скулы. Что теперь означала наша женитьба? Возможно, мы любили детей больше, чем друг друга. Мы не могли сосредоточиться, не могли доверять своим эмоциям.

Ждать. Только ждать и гадать.

— Принеси мне выпить, — попросила она.

Я взял коньяк и кофе в кафе на площади, и мы ждали там, когда жандармерия вызовет подмогу. Здешние жители заходили по пути на работу за сигаретами. Один из них играл на автомате в китайский бильярд. Мне хотелось удушить его.

Но в Эмме сейчас, после коньяка, появилось неестественное спокойствие, почти что смирение, налет чего-то нереального. Неожиданно для самого себя я понял, что молюсь.

Я выпил вторую порцию коньяка.

Мы взялись за руки, пытаясь успокоиться. Они сказали нам: приходите в восемь. Дежурный уверил, что уже отдан приказ оцепить район и начать прочесывать дороги. Старший инспектор Де Брев прибудет лично, чтобы заняться расследованием.

Мы перебирали в руках булочки с джемом. Выпили еще по чашке кофе, но есть не могли. Эмму уже трясло от отчаяния, но я почувствовал себя сильнее, хладнокровнее. Держась за руки, мы направились по булыжной мостовой к жандармерии, где оставили машину. Здесь уже узнавали меня. Я был главным событием дня.

И опять нам пришлось ждать, сидя в одном из кабинетов на раскладных стульчиках, которые скользили по линолеуму. Матовая дверь, канцелярская мебель, несколько шкафов для хранения досье, доска, на которой прикреплена крупномасштабная карта района. С правой стороны карты флажком помечен наш дом, посреди долины, посреди Аверона, посреди Франции.

Господи милосердный, помоги нам! Видения представали перед нами: Мартин и Сюзанна, какими мы запомнили их, когда они пришли домой в конце семестра, взволнованные предстоящим путешествием. У нас было время предаться воспоминаниям, пока озабоченные жандармы с сочувственным видом заходили и выходили с кипами бумаг.

Восемь часов настало и прошло.

— Извините, он задерживается.

— Почему вы сами не можете сделать что-нибудь, — вспылила Эмма.

— Мы делаем все, что возможно, мадам. Пожалуйста, вам нужно дождаться старшего инспектора. Он все контролирует. Если нужно, он сообщит в управление по расследованиям.

Инспектор, опять инспектор. Что такого чудесного в этом их инспекторе?

Было восемь двадцать семь, когда мы услышали, что подъехала машина. Через дверь просунула голову девушка, будто для того, чтобы убедиться, что мы все еще просиживаем здесь штаны. Мы прислушивались к шагам в коридоре, настороженному перешептыванию. Затем он вошел.

Кто-то открыл дверь и объявил:

— Старший инспектор Ле Брев.

Он быстро прошел внутрь легкой походкой, небольшого роста, с седой копной волос, сером итальянском костюме, модной рубашке в полоску с белым воротником и манжетами, с небольшими аккуратными усиками на круглом лице, от которого исходил слабый запах лосьона после бритья.

Инспектор Ле Брев был чернокожим.

Ну ладно. Итак, он оказался черным. Ну и что из этого? Он казался вполне уверенным в себе человеком и шел к нам с протянутой рукой, обращаясь на безукоризненном английском, незамедлительно предлагая помощь:

— Сэр, я глубоко взволнован. Вы понимаете? Это самое необычное происшествие в наших краях.

Мы кивали, надеясь найти у него поддержку. Он выразил нам свое сочувствие, деловое и ненавязчивое, после чего задал серию вопросов, снова заставляя нас пережить эту ужасную ночь, час за часом. Я понял, что перед нами наконец-то профессионал, который знает свое дело.

— Уверяю вас, что мы найдем их, — заверил он. — Я знаю этот район. Всю жизнь прожил здесь.

— Но… не может быть… что они просто ушли, — сказала Эмма.

— Мадам. Верьте. Это мой долг — найти их. Пожалуйста, пройдемте со мной.

Он кивнул нам по направлению к машине, ярко-голубому „ситроену“, и поехал с нами назад в сторону Шенона, к нашему дому. И опять у нас возникла слабая надежда, что каким-то образом дети вернулись, но дом по-прежнему стоял пустым посреди пышной зелени.

Эмма к этому времени была уже в полном отчаянии.

— Вы должны найти их. Вы должны, — умоляла она.

— Понимаю, мадам. Прекрасно все понимаю.

Ле Брев дотронулся до ее руки. Его карие глаза беспокойно скользили по полям. Я видел, как несколько мужчин в поле обвязывали веревкой мертвую корову, собираясь погрузить ее на грузовик и увезти.

Он показал на них, золотое кольцо на его руке сверкнуло в утреннем свете.

— Все под контролем, — произнес он по-английски.

Но ничто не могло убедить меня, что они делают все, что в их силах. Мне хотелось выяснить все, спросить, сколько человек выделено, перекрыты ли дороги и где намечено вести поиски. Я хотел, чтобы вся чертова армия полицейских помогала нам.

— Что под контролем? Что вы конкретно делаете на данный момент?

Он спокойно посмотрел на меня и пояснил:

— Оцеплен весь район. Мы будем искать на вершинах и в низинах и найдем их.

— Черт подери, дружище. Что это значит?

— В каждом доме, в каждом подвале. В каждой яме, — добавил он.

Эмма выглядела такой больной, что мне стало страшно за ее рассудок. Мы приехали на трех машинах, с конвоем из патрульных мотоциклистов. Шум от мотоциклов, казалось, звенел в голове Эммы. Ле Брев предложил вызвать врача, но она отказалась сдвинуться с места. Ее руки были крепко сжаты. Инспектор сказал, что должен уехать, чтобы отдать соответствующие приказы. Затем он вернется, чтобы узнать, как она себя чувствует, сейчас же он умоляет ее хотя бы прилечь.

Эмма нервно обратилась к нему, ее голос исказился от муки:

— Пожалуйста, скажите мне правду. Что случилось, по вашему мнению?

— Случилось? Что случилось? — Он посмотрел вдаль на поля. — Кто знает, мадам? Во Франции много чего происходит. Моя работа состоит в том, чтобы попытаться это выяснить. Попытаться — и выяснить.

Он приказал обыскать дом: нет ли каких-нибудь странных или подозрительных предметов? Затем обратился ко мне:

— Месье, пожалуйста, зайдите в дом. Вот сюда. Один.

Целый час он пытал меня. Люди в штатском ходили мимо нас, делая фотографии и что-то измеряя, пока я сидел с Ле Бревом на кухне. Наконец он вздохнул и пожал плечами.