Сто стихотворений - Михаил Дудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1973
«Пшеница убрана, и скошен…»
Пшеница убрана, и скошенВо славу праздника ячмень.И подступает с новой ношейВ колючей изморози день.
И в эту изморозь, как в стену,Уходят серые столбы.И можно сдунуть с кружки пенуИ заглянуть на дно судьбы.
1973
Тебе на завтра
Когда-нибудь и ты меня поймешьПеред своею совестью в ответе.И с опозданьем истина сквозь ложьПеред тобою встанет в ясном свете.
Но к моему тревожному огнюТы не спешишь в холодный час заката.И я тебя за это не виню:Я сам безбожно опоздал когда-то.
Твою судьбу угадывая, самТвоей судьбе печалью не перечу.И призываю новым парусамВ открытом море ураган навстречу.
И в старый след ложится новый след,И медленно смываются границы.И счастлив я, что вижу звездный светВ пустую ночь через твои ресницы.
1973
Три вздоха о Марселе
1. «Уговор и приказ — вхолостую…»
Уговор и приказ — вхолостую,Все напрасно, грози не грози.Разгребатели грязи бастуют,И Марсель утопает в грязи.
Запах тленья, назойлив и плотен,Растворяя в себе креозот,Из утробных глубин подворотенНа туманное утро ползет.
Ржа, рыжея, бежит по железуЖелобов на вчерашний уют.Превосходно свою марсельезуРазгребатели грязи поют.
Песне тоже непросто по росту,Встав над горем пропойц и кликуш,Вековую корысти коростуСоскребать с человеческих душ.
Поднимается песня в проказеРодником неземной чистоты.И глядят разгребатели грязиНа Марсель со своей высоты.
2. «Над Землей каруселя…»
Над Землей каруселя,Клубятся созвездий рои,Проститутки Марселя,Полночные звезды мои!
Вас сорвала с орбитПревращений земных карусель.Но Марсель не скорбит,А смеется и плачет Марсель.
Ночь, жестка и жестока,Упала на плиты ничком.Ожиданье порокаСтучит о порог каблучком.
Но любовь из постелиУходит, моли не моли.Проститутки Марселя,Печальные сестры мои!
Ревность — нож под ребро,И не требует глотка глотка.Умирает Рембо,И судьба продается с лотка.
В перезвоне стакановИдет торжество рождества,И слетает с платановПоследнею стаей листва.
Без любви, без укора,Всегда и во всем холодна,Словно глаз сутенера,Глядит в переулок луна.
Под надежную кровлюЛениво спешат сторожа.Наказанье любовьюСтрашнее петли и ножа.
3. «Не будет ни встреч, ни обманов…»
Не будет ни встреч, ни обмановУ старой судьбы на краю.Последние листья с платановЛетят через душу мою.
И нет ни тоски, ни боязни,Спокойствием полнится взгляд.Последний кончается праздник,Последние листья летят.
Летят через память о лете,Летят через тысячи лет,Сквозь легкий туман на рассветеПолетом погибших планет.
Веселье кончается скукой,И время меняет наряд.Над самой последней разлукойПоследние листья летят.
1974
«А нынче — голая зима…»
Б. Шмидту
А нынче — голая зима,Как рифма без стихотворенья.Хоть плачь или сходи с ума,Но снега нет и — нет забвенья.
Прошедшее обнаженоВ душе, как на рельефном снимке,И пересеяно пшеноВоспоминаний по крупинке.
Какую кашу заваритЖизнь беспощадная на завтра?Что из восторгов и обидСплетет поэт, ее соавтор?
Ведь могут ижица и ятьОпять с грядущим днем лукавить?Но ничего нельзя изъятьИ ничего нельзя исправить.
1975–1976
«Там, в нашем Августе, созрели…»
Там, в нашем Августе, созрелиХлеба в полях, и звонкий знойГустую зелень акварелиПросвечивает желтизной.
Там за науку страсти летоНаград не требует взамен.Там все продуто и прогретоИ каждый миг благословен.
Там на лугу пасутся кониИ шмель в татарнике жужжит.Там грудь твоя в моей ладони,Как вся вселенная, лежит.
1975–1976
«Как быстро кончилось вино…»
Как быстро кончилось виноИ новогоднее веселье;Через холодное окноГлядит туманное похмелье.
Но ведь блистали на балуВдвоем Поэзия и Проза.И прорастала на полуТобой оброненная роза.
И ворох старых новостейПод снегом стынет без призора.И век железных скоростейС тоской страстей не кончил спора.
Смолкает музыка в ночиПод завывание метели, —Но вместе с веком две свечиПока еще не догорели.
1975–1976
«Ах этот взгляд! Ах этот праздник…»
Ах этот взгляд! Ах этот праздникБлагословенного огня!Он иногда и нынче дразнит,Как в давней юности, меня.
Дразни, блистай, души посредник,В вечернем сумраке страстейИ ослепи меня в последнемВосторге гибели моей.
1975–1976
«Малинником диким зарос откос…»
Малинником диким зарос откосНад поворотом реки.Сладчайший ветер твоих волосКоснулся моей щеки.
Мир, который нас окружал,Малиной спелой пропах.Губ твоих малиновый жарРастаял в моих губах.
И через души прошли века,А может быть, только миг.Потом в океан унесла рекаТвой просветленный лик.
Неведомо мне, на какой волнеВремя оборвалось,Но все еще снится моей сединеВетер твоих волос.
1975–1976
«Волна, звеня колечками…»
Волна, звеня колечками,По камушкам поет.И девочка над речкоюПо берегу идет.
Идет-проходит павоюПо берегу рекиИ рвет рукою правоюРомашки лепестки.
Плывет в траве до пояса,Гадает про меня.И тают оба полюсаОт нашего огня.
По капле время точитсяИ просветляет нас.И мне до смерти хочетсяК той девочке сейчас.
Взглянуть бы в очи-проруби,Поймать бы синий взгляд…Да не летают голубиНа сорок лет назад.
1975–1976
«А тот блиндаж, где я сложил…»
А тот блиндаж, где я сложилСтих о друзьях моих,Как будто некий старожил,От старости затих.
Вокруг него сухой бурьян,Белее полотна,Стоит — ни цвета, ни семян,Лишь видимость одна.
Вдавился камнем в слой земнойБлиндаж, обросший мхом.И тех, кто здесь дружил со мной,Не разбудить стихом.
Я тоже стар, колюч и сух,Как выцветший бурьян,И только мой упрямый духВоспоминаньем пьян.
1975–1976
Вязовское
Порой тоска житейской прозыНас держит крепче якорей.…Грустит сирень. Пасутся козыНад прахом матери моей.
Могила стоптана. ОградаРастащена по кирпичу.Что мне на этом месте надо?Чего ищу? Чего хочу?
Я здесь! Но я уже не здешний.Здесь все забыло про меня,Пока я шел сквозь ад кромешныйДвух войн, блокады и огня.
Пока среди сестер и братийВ кровавом месиве дорогЯ душу матери растратилИ эту память не сберег.
Я выйду в рожь. В родное поле.В седое, как мои виски.И, рухнув, выплачу на волеВсю горечь страха и тоски.
И может быть, из сердца прянутСлова, как птицы из силка,И мне в глаза мои заглянутДва материнских василька.
1975–1976
