Сталин, Гитлер и мы - Владимир Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще красноречивый факт: в 1933 году Сталин и Ватикан первыми признали новую немецкую власть во главе с Гитлером.
В тяжких условиях, на которые была обречена Германия после поражения в первой мировой войне, немецкие фашисты с их реваншистскими лозунгами набрали известную силу и уже в 1923 году устроили путч, который провалился (словно большевики в 1905 году). Гитлер и другие заговорщики попали в тюрьму, ему дали пять лет, но отсидел он меньше девяти месяцев, причем в таких условиях, что сумел написать там свою книгу «Моя борьба», свободна принимал в тюрьме посетителей, кормился из ресторана и т. п. Можно сказать, что, как и Сталину, ему, бунтовщику, обижаться на власти было грешно.
Стоит обратить внимание на более чем либеральное отношение властей к фашистским заговорщикам. Окажись тогда суд построже, может быть, удалось бы избежать распространения коричневой чумы. Вот так же и у нас в стране, больше всех пострадавшей от сталинизма и немецкого фашизма, власти явно недооценивают угрозу этих двух страшных призраков, все еще не канувших в вечность, не видят в них большой опасности. Но ведь точно так же думали о фашизме и немецкие власти в 20-е годы. И что из этого вышло?
Еще одна из множества общих характерных черт у Сталина и Гитлера: последний тоже в начале своей политической карьеры ничем не блистал. Его ближайший коллега вспоминает: «Речь Гитлера риторически слаба, интеллектуально равна нулю, наиболее сильным ее моментом является способность оратора передавать эмоциональное возбуждение. Возможно, Гитлер верит в то, что говорит; во всяком случае успех ему приносит тон эмоциональной убежденности. То есть примитивная ступень ораторского искусства».
Тем не менее с самого начала политической карьеры у Гитлера ярко проявилась идея избранности. Он сам признавался: «Порой мне казалось, что я, как Иисус Христос, пришел в храм моего Отца и увидел в нем менял». Его соратник по партии вспоминает: «У Гитлера все сильнее стали проявляться наполеоновские и мессианские замашки. Он заявлял, что чувствует себя призванным спасти Германию, и пусть не сейчас, но позже ему обязательно выпадет эта роль. Он проводил целый ряд параллелей между собой и Наполеоном».
Бесноватая риторика Гитлера вполне сочеталась с общим стилем набиравших силу фашистов. Начальник его охраны вспоминал: «Мне часто приходилось при выполнении своих обязанностей наблюдать за поведением Гитлера в мюнхенских пивных. Шутники тогда говорили, что если бы не было мюнхенского пива, то не было бы и национал-социализма. Как известно, будущий фюрер начинал свою деятельность в мюнхенских пивных, где сперва выступал как агитатор-одиночка, а затем как глава созданной им партии. Идеи реванша, воинственные призывы к походам на Запад и на Восток, погромные выкрики, заклинания имели особый успех в возбужденной атмосфере пивных». Далее тот же источник сообщает, что дело часто доходило до драк, в которых Гитлер и его сторонники избивали своих противников, причем часто и пивными кружками.
Близкий к Гитлеру в начале 30-х годов Г. Ра- ушнинг вспоминает о таких же скандальных погромно-пропагандистских акциях: «То, что я видел своими глазами, то, что мне рассказывали знакомые, было проявлением несдержанности на грани полного распада личности. Вопли, буйство, топа- ние ногами, вспышки гнева напоминали выходки невоспитанного, избалованного ребенка; но, несмотря на всю эту гротескность и кошмарность, сумасшествием это не было… Очевидно, тогда начинался период, когда Гитлер с помощью точно рассчитанных вспышек гнева хотел посеять панику в своем окружении и лишить его воли к сопротивлению. Люди начинали бояться его непредсказуемости».’
Того же добивался и Сталин, который только тем и занимался, что, говоря словами Раушнинга, «сеял панику в своем окружении и лишал его воли к сопротивлению». Правда, добивался он этого другими методами: под маской ледяного спокойствия в сочетании с грубостью, оскорблениями и угрозами.
Секретом успеха Гитлера было то, что уже к началу 30-х годов в Германии оформился зловещий союз: национал-социализм, милитаризм и монополизм. Тот же Раушнинг писал: «Решающим для карьеры Гитлера уже на первом этапе было то, что он установил самые тесные связи с баварскими толстосумами». На послевоенном Нюрнбергском процессе бывший нацистский министр экономики Функ свидетельствовал: «В разговорах с промышленниками фюрер подчеркивал все снова и снова, что он является врагом государственной экономики и так называемого планового хозяйства и что он считает абсолютно необходимым свободное предпринимательство и свободное соревнование, чтобы достичь наилучших результатов». На это «пушечный король» Крупп отреагировал так: «Экономика нуждается в спокойном поступательном развитии. В результате борьбы между многими немецкими партиями и силами беспорядка не существовало возможности для производственной деятельности. Мы — члены семьи Крупп — не идеалисты, а реалисты, у нас создалось впечатление, что Гитлер обеспечит нам необходимое здоровое развитие. И он действительно сделал это».
Как и у Сталина, у Гитлера главным средством в борьбе за власть и ее упрочение стала партия. По своей структуре, организации работы, методам и целям обе партии, нацистская и коммунистическая, были похожи, как близнецы. Их руководство находилось на положении небожителей, безраздельно царивших над рядовыми партийцами. Любопытно, что Гитлер при создании своей партии оценивал ее перспективную численность в 10 процентов от населения страны, примерно так же обстояло дело и в сталинской партии. Оба лидера считали, что щупальца партии должны проникать всюду, буквально во все сферы жизни общества. Партийные решения, спущенные сверху, были законом. Как с этим обстояло у нас, широко известно. То же самое наблюдалось и в Германии. А. Шпеер пишет в своих мемуарах: «Рядовые члены партии были воспитаны так, что большая политика их не касалась, была слишком для них сложна. И они не были обязаны брать на себя ответственность. Вся система была направлена на то, чтобы у них не возникало угрызений совести. В результате все разговоры между этими однозначно мыслящими людьми были всегда стерильными. Им было не в чем убеждать друг друга».
Это свидетельство с той, немецкой стороны, а вот и с нашей — оно принадлежит личному переводчику Сталина В. Бережкову. В канун войны Бережков работал в Берлине в нашем посольстве, не раз встречался с Гитлером и его ближайшими сподвижниками, а во время Великой Отечественной войны был переводчиком Сталина, в том числе и во время его встреч с западными лидерами (в совершенстве знал не только немецкий, но и английский). Итак, Бережков пишет в своих воспоминаниях: «Мне, работавшему еще в довоенной нацистской Германии, трудно было не заметить, как и там и тут сходными методами возвеличивались Сталин и Гитлер. Те же массовые сборища, тот же пропагандистский угар, то же искусство — помпезное, с заданными параметрами положительного героя, фактически тот же самый «социалистический реализм»… И Гитлер, и Сталин без конца льстили своим народам. Гитлер величал немцев расой господ. Сталин громогласно объявлял советских людей первопроходцами, строителями коммунизма, прокладывавшими новые пути человечеству. А тихонечко, себе в усы, обзывал дураками. Общество было обречено и слышать и говорить только то, что разрешалось. Судьба инакомыслящих была одинаковой — они были упрятаны в лагеря или уничтожены. Так что существовала единственная альтернатива верноподданни- честву. Ну а те, кто попрактичней, поэластичней, вовремя перестроились. При Гитлере многие коммунисты стали нацистами. Вышли из одной партии и вошли в другую. Больше всего перестройщиков было в рабочей среде. Как говорится, в гуще народной».
Гитлер приветствовал перебежчиков из коммунистического лагеря, он говорил, что из либерала никогда не получится хорошего нациста, а из коммуниста легко получится. Впоследствии я сам убедился в этой истине, познав ее, можно сказать, от противного. В качестве корреспондента я в годы «холодной войны» не раз бывал как в Западной, так и Восточной Германии и смог убедиться, что в последней бывшие нацисты прилично устроились, не то что в Западной Германии. То есть подмеченный фюрером процесс там пошел наоборот (но по той же логике!): нацисты перестраивались в коммунистов. Стоило только взглянуть на сохранившуюся в ГДР нацистскую военную форму! Как известно, в Западной Германии нацизм был осужден еще на Нюрнбергском процессе, там за пропаганду фашизма дают тюремный срок, там в ходе денаци- зации осудили десятки тысяч фашистов. А в России, как сообщают средства массовой информации, на исходе XX века выходило более ста фашистских газетенок! И нет, как и не было, закона против пропаганды фашизма!
Нет, недаром Гитлер не раз заявлял, что национал-социализм есть то, чем мог бы стать марксизм с небольшими поправками. Фюрер признавался, что многому научился у Ленина и Троцкого, в том числе тому, как обманывать и вести за собой массы. «Я многому научился у марксистов, — говорил Гитлер, — ия признаю это без колебаний. Я учился их методам».