Жертва на замену (СИ) - Анастасия Дронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прикрыла глаза, когда в голове снова началась пульсация: сердце больше бешено не колотилось, даже мрачные мысли, что вязкой массой перетекали по извилинам, ни капли не будоражили кровь в панике. От этого перегруженный мозг, просто кричал о необходимой подзарядке в виде сна.
Ту часть, что цеплялась за сознание в немом крике «Выжить любой ценой!», я послала подальше. Позволяя черной пелене накрыть с головой, погружая в беспокойный сон, где я бежала, наперегонки со смертью.
Старуха с косой, мерзко хохотала над попытками убежать от нее. Кровожадная смерть играла со мной, как кошка с мышкой. Коридор с сотней закрытых наглухо дверей, казалось, никогда не кончится. А цокот костей о каменный пол никогда не прекратится. Неумолимо медленные шаги были быстрее моего рваного бега. Каждый раз, когда я останавливалась, чтобы перевести дух, костяные пальцы издевательски барабанили по моему плечу. А когда я оборачивалась, фигура в капюшоне растворялась в густой тьме. И появлялась в двух в шагах от меня, давая разглядеть себя в полной красе — с дырами вместо глаз, и с белеющим голым черепом вместо лица. Острая коса отбрасывала блики на темную поверхность стен, зловеще сияя в темноте. Страх гнал меня дальше. Пока не обессилила настолько, что мне стало все равно. Развернулась, прислонившись к стене. И стала ждать. Смотреть на приближение Смерти было невыносимо, и я зажмурилась. Цокот шагов перемежевался со стуком моего сердца.
Шаги затихли. Холодное сырое дыхание коснулось кожи лица, прежде чем просвистевшая в воздухе коса опустилась…
10
Проснулась в липком поту, с отбивающим чечетку сердцем, и принялась судорожно выискивать знакомые с детства предметы: вышивку на стене, в застекленной раме, знакомые обои с детским принтом, который я давно уже переросла, настольную лампу с корпусом из железа со стеклянными лепестками-вставками разного цвета. Мама купила ее на распродаже, когда была беременна мной, и она неизменно стоит на моем столе. Но ничего знакомого мне здесь не было. На потолке, частично скрытом карнизами, на которых располагались составляющие балдахин шторы, висела громадная позолоченная люстра, утыканная свечами. В наступившей темноте горело от силы десять штук.
Резко присела, скинув с себя покрывало. Прижала колени к груди, уткнулась в них лбом и принялась считать — я всегда так делала, когда мне снился осознанный кошмар — жуткий сон, в котором ты знаешь, что спишь и нужно только найти в себе силы вынырнуть на поверхность реальности.
Один… Два…
Зажмурилась сильнее, чувствуя, как осознание неумолимо просачивается под кожу.
Три…
— Вы… спите…? — неуверенные шаги и тусклая мысль — ровно, как и свет в комнате: «Это не сон».
В голове все крутилось окончание моего сна. И я, скованная еще не ушедшим голосом в голове, покорно выполняла повеления служанок.
— Тебе не нужно бояться меня… — тягучий мужской голос заставил вздрогнуть, но не от страха: от пробирающего до костей ожидания, когда коса смерти войдет острием в мягкую плоть. Растерянность и дрожь неясной причины волной окатили с головы до пят. Зудящее желание распахнуть глаза и увидеть лицо собеседника, сменившего сумасшедшую старуху, прошлось по коже. Распахнула глаза от осторожного касания.
Глаза цвета мягкой карамели с янтарными всполохами, плясавшими на прожилках радужки, полностью изгнали страх. Всего на секунду. Прежде, чем пронзающая боль затопила тело.
Очнулась от навязчивых обрывков сна, когда девушки вывели меня в коридор.
Вазоны, странные предметы непонятного назначения, статуэтки, кинжалы и мечи на подставках служили декорациями моей «Зеленой Мили». С каждым шагом черные мысли окутывали мозг, и убранство вокруг уже не забирало мое внимание. Я считала шаги.
Один… Два… Двенадцать… Пятьдесят шесть… Сто три…
Пелена страха, стучавшего в груди, мешала разглядеть интерьер, запомнить сменяющие друг друга повороты и лестницы, позволить купающемуся в отчаянии мозгу придумать план побега. Вместо этого я просто шла, позволяя служанкам вести меня. Я даже не пыталась вырываться. Просто не видела смысла… Самая упрямая часть меня тоненькими ноготками скребла по черепной коробке изнутри, пытаясь дать выход желанию жить и, шепча, подбадривала.
Я не смирилась. Я просто… берегу силы…
Для чего? У меня нет когтей или острых клыков. Как? Как я справлюсь с тем монстром, к которому меня ведут на заклание? Попытаюсь сопротивляться — продлю мучения… Примирюсь с чужой судьбой, которую на меня повесили — окончательно потеряю шанс на спасение. Если он вообще у меня есть…
Сырой запах защекотал ноздри, прохлада налипла тонким слоем, вызывая на одеревеневшей коже лавину мурашек. Растерянный взгляд скользнул по влажным стенам. Потемневшие от плесени и времени древки факелов с языками пламени на тупых концах — освещали лишь маленькие участки между полосками непроглядной тени. Мы спускались вглубь, я буквально чувствовала, как над головой смыкаются пласты мрамора несущего этажа замка. Барсучихи шли неуверенно — но не от того, что не хотели вести меня. Ни Мила, ни Сако не останавливались и не оглядывались, просто прощупывали почти каждый шаг. Видимо, тоже не особо ориентировались в потемках. Сако даже нервно теребила кристаллик, висевший на простом бечевом шнурке.
Коридор перестал вилять, и теперь уходил вглубь зловещей прямой линией. От плохого освящения возникало ощущение, будто пространство сужается, а стены давят, намереваясь раздавить мои кости еще до начала церемонии. Хотя, может и редкие факелы тут не причем. Мне даже показалась, что бережное касание служанок превратилось в железную хватку, даже смутный отголосок боли пронзил руку чуть выше локтя. Только не помню, чтобы меня с силой хватали за руку… Да и служанки взяли меня под руки, чтобы я не пропахала носом каменный пол. Они и сами-то плохо ориентировались в подвальных помещениях замка.
Наша троица остановилась возле массивной двери со ржавыми металлическими вставками по полотну. Сглотнула, пытаясь смягчить спазм, сковавший горло, но камень в гортани, не позволяющий ровно дышать, остался на месте.
— Мы пойдем… — мои спутницы скользнули назад, спешно растворяясь во мраке. Последние метров 200 не были освещены. Сама-то дверь — с трещиной посередине и с двумя железными петлями, доходящими до середины — растаяла бы в полумраке, если бы не слабый огонек, горевший в глазах кованой птицы прямо посередине.
И тут эта курица.
Раздражение совсем не к месту стянуло жилы, будто эта странная птица была виновата во всех моих бедах. Зато поток негативных эмоций встряхнул,
