Нас учили рисковать - Альберт Байкалов

– Но ведь ты еще совсем ребенок! – едва не зарыдав, выдавила из себя Зарема. – Тем более Ханпаша…

– Я мужчина! – крикнул Лемма уже совсем по-детски. – А если ты будешь молчать, то Ханпаша ничего не узнает.

Она стояла, понурив голову. Теперь ее хочет изнасиловать почти ребенок. Лучше бы она умерла!

Между тем он нерешительно подошел к ней, взял за руку и повел в дом. Оказавшись в комнате, отпустил, остался стоять в дверях и стал страшно сопеть. Его руки тряслись.

Зарема подошла к кровати, встала лицом к окну и начала медленно расстегивать пуговички. Раздевшись догола, легла на спину и закрыла глаза. Приближение юноши она почувствовала по прерывистому дыханию. Он неумело поцеловал ее в шею. Потом долго и неуклюже тыкался в низ живота.

– Ты когда-нибудь делал это? – не выдержала и спросила она, когда, так и не войдя нее, он кончил.

– Да, – охрипшим от волнения голосом сказал он, продолжая лежать на ней. – Так просто бывает со многими мужчинами. Я знаю…

Неожиданно она зажмурилась от боли. Он быстро и ловко вошел в нее…

Вечером приехал Ханпаша. Он со своими друзьями прошел в столовую. К этому времени вернулись из соседнего селения родители Леммы и приготовили ужин. Зарема сидела в темной комнате и тряслась от страха, представляя сейчас состояние юноши. Он наверняка прячет взгляд, отвечает на вопросы взрослых невпопад. Если это так, то Ханпаша обо всем догадается и убьет ее. Как таковая, смерть ее уже не пугала. Страшило то, что придется пережить в ожидании ее. Она, как и любая другая женщина, боялась боли. А над ней наверняка будут долго издеваться. «А что, если после всего Ханпаша расправится с Леммой?» – с ужасом подумала она и вздрогнула от вспыхнувшего в комнате света.

– Что с тобой? – брезгливо морщась, спросила старуха и поставила на стол миску с едой и чай. – Ты допрыгнула до потолка, когда я вошла.

– Задумалась и не ожидала, – прошептала, теребя платье, Зарема. – Поэтому испугалась.

– Тебе надо смыть свой позор кровью, – неожиданно проговорила старуха и вышла.

Зарема медленно, не чувствуя вкуса, съела кусочек баранины, сыра, выпила чаю.

Вошел Ханпаша.

– Покушала?

Она кивнула.

– Ешь, тебе много сил надо, – назидательно сказал он. – Я устаю днем, поэтому ночью ты должна помогать мне хорошо отдыхать.

Неожиданно к горлу Заремы подступил тошнотворный ком. Она вскочила и бросилась прочь из комнаты. Едва молодая женщина оказалась во дворе, как ее вырвало. Тело покрыла испарина. Она приложила к животу ладонь.

– Неужели?.. – На глаза навернулись слезы.

Послышался шум, и на крыльцо вышли сразу несколько человек.

– Беременная она, – проскрипела старуха.

– Ты уверена? – раздался голос Ханпаши.

– Конечно, – с придыханием заговорила старуха. – Надо аборт делать.

– Как? – одними губами спросила Зарема.

– Грех такому ребенку давать возможность на свет появляться, – словно расслышав ее вопрос, продолжала старуха. – Не мне тебе советовать, но последнее слово за эмиром. Спроси его. Если скажет сделать аборт, я поговорю с кем надо, и тебя избавят от ребенка.

Уже в полночь Зарема лежала на покрытом холодной клеенкой столе, с ужасом наблюдая, как уже немолодая, с уставшим лицом женщина гремит инструментом. Фельдшерско-акушерского пункта в окрестных селениях не было. Фатима делала аборты у себя на дому, в специально оборудованной пристройке. Да и редкость это для кавказской республики. В основном через ее импровизированную операционную прошли уезжавшие из Чечни после первой кампании снайперши из Прибалтики и русские женщины, собиравшиеся навсегда покинуть республику и не желавшие везти в Россию память об очередном насильнике. Но чаще всего здесь зашивали и возвращали в строй обычных моджахедов. Фатима была мастером на все руки. Помогала ей во всем уже престарелая медсестра, которая жила по соседству.

Зарему стал бить озноб. В это время медсестра подошла к изголовью, взяла сухими и сильными ладонями голову Заремы и вынудила смотреть в потолок. Бедной девушке казалось, что она сейчас умрет от страха. А между тем ей ловко разжали челюсти и вставили в рот палку из твердой резины. В это время Фатима сделала в руку укол. Сразу все поплыло…

Устроившись в кабинете начальника разведки комендатуры, Антон занимался бумагами. Нужно было написать подробный отчет об операции, составить акт списания боеприпасов. Сам подготовил материалы расследования по факту полученной Банкетом травмы, куда приобщил и объяснительную майора. Раньше его злило бумаготворчество, но постепенно привык, хотя в глубине души мечтал о введении в группе должности начальника штаба или что-то в этом роде. Под утро он задремал за столом. Когда уже рассвело, Антон, с трудом передвигая ноги, вернулся в казарму. Спецназовцы к этому времени встали. Половина умывалась, другая заправляла кровати. Едва Антон успел сбросить с себя разгрузочный жилет, как вошел Шаман и показал взглядом на двери:

– Гайрбек пришел.

– А кто его приглашал? – вспылил Антон, но тут же взял себя в руки. – Пусть пройдет.

Тяжело было узнать в вошедшем человеке подвергшегося накануне истязаниям оперативника. Лицо старшего лейтенанта походило на подушку, сшитую из разноцветных лоскутов, на котором с трудом угадывались глаза, нос и рот.

– Зачем пришел? – строго спросил Антон. – Решил убедиться, правду тебе вчера сказали или нет?

– Другая причина есть, – придерживая рукой левый бок, куда двинул накануне прикладом Шаман, ответил оперативник.

– Так зачем вообще сюда в таком виде приперся? – вспылил Дрон. – У тебя же вместо лица синяя задница…

– Всем говорил, что русские били, иду к коменданту, жаловаться.

– Умно, – Филиппов тряхнул головой. – Сейчас здесь соберется половина селения и начнет все крушить.

– Не соберется, – уверенно заявил Гайрбек. – Сказал, вы из леса пришли, вместе с моджахедами.

– Жена поверила, что бежал?

Чеченец улыбнулся разбитыми губами:

– Как чеченка может не поверить мужу?

– Присядь, – Антон показал взглядом на кровать напротив.

– Вы, правда, меня в Москву возьмете? – спросил Гайрбек.

– Мы скажем тебе то, что необходимо, когда придет время, – ответил Антон, разглядывая следы побоев.

– Не обижайся, командир, – Гайрбек вздохнул и поморщился. – Пришел я к тебе вот по какому вопросу. Вчера, я слышал, был бой, в котором погиб Хусейн Вадалов.

– Быстро у вас информация расходится, – снимая ботинок, с усмешкой проговорил Антон. – А ты его откуда знаешь?

– Эту собаку многие чеченцы знают, – уклончиво ответил Гайрбек.

– Нет, брат, – Антон отказался от мысли распутывать мокрый шнурок и поставил ногу на пол. – У нас или не говорят вообще, или выкладывают все до конца.

– Понял тебя, – Гайрбек покосился на сидевшего за столом Банкета, который выполнял функции охранника и дежурного одновременно.

– Говори, не косись по сторонам, – подбодрил собеседника Антон.

– Этот Хусейн в начале осени сбежал со своей двоюродной сестрой в горы, – ошарашил Гайрбек. – Они как муж и жена хотели жить. У нас это большой грех.

– Это не только у вас грех, – хмыкнул лежавший на спине Дрон. – В любой вере. Даже у дикарей за это на кол сажают. Инцест называется. У таких пар, как правило, дети уродами рождаются.

– Так Аллах наказывает за грехи, – закивал Гайрбек.

– Ну, про бога нам тут не надо, он у нас здесь у каждого свой, – ломая голову над тем, чего хочет Гайрбек, сказал Антон.

– Я в милиции работаю недавно, но опыт у меня есть, – не без гордости продолжал чеченец. – Кажется мне, не было там никакой любви. Просто Хусейн очень хитрый был. Он решил опозорить Зарему, чтобы ее потом семья не приняла. После этого нетрудно женщину заставить смыть свой позор кровью.

– Так вот ты к чему клонишь! – Антон вновь взялся расшнуровывать ботинок. – И где, ты думаешь, сейчас его сестричка?

– Это одному Аллаху известно, – грустно проговорил Гайрбек. – Но то, что на моей родине появилась еще одна женщина, которая скоро станет шахидкой, знаю теперь точно. Тем более Хусейн умер.

Антон развернулся и толкнул в плечо спящего на соседней кровати Михаила Гусева.

– Я все слышал, – прохрипел, не открывая глаз, контрразведчик.

– Так чего лежишь? – удивился Антон.

– А мне что, искать теперь ее? – удивился он.

– Вали в селение, где она жила, собери информацию. Главное – фотографии.

– Черт, – Гусев резко сел и потер руками лицо. – Совсем башка не варит. Извини, Антоха. Только мне машина нужна…

– Комендант даст тебе бронетранспортер. Кроме людей, которых он для сопровождения выделит, прихватишь с собой Гущина. Переводчиком возьми Джина. Он быстро найдет с земляками общий язык. Не знаю, как там у вас, а для нас интересно все, даже чем эта дамочка болела в детстве.

Гусев встал и направился к выходу.