Неземля - Мария Семеновна Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сошедшая с ума!
Летит ее душа
По звездам напролом...
Соседи дверь крушат
Мясницким топором...
Соседки за стеной
Ползут под образа —
Им пламень неземной
Сквозь щели ест глаза.
Ужасны их черты,
Распялены их рты...
Но неприступно ты
Взираешь с высоты,
Среди комет, планет,
И парой ветхих крыл
Тебе все машет вслед
Пророк Изекиил...
"...сносит крохотную станцию ..."
...сносит крохотную станцию торгующую жареными семечками что там не домик станционного смотрителя? — мигнешь и нет его да водокачка придорожная да за бугром глядишь уже Америка а дальше тьма и слово некому как веселились там на отдыхе как виноград горстями лопали в волне вниз головою прятались глядишь проехали Австралию такие персики шершавые ну совершенно абрикосовые жаль муравьи туда дежурили у касс и занимали очередь под розовой стеной облупленной кассирше торопиться некуда сначала на базар за синенькими потом в Большой потом на выставку нет-нет под жестяной магнолией и минералки но холодненькой еще не все пути завязаны куда б заночевать запамятовала нигде сортира не доищешься да я недалеко от берега нет Антарктида мне без надобности не плачь еще не все потеряно потом припомним горько выдохнувши что от медуз отбою не было и что вода была холодная
"Белый куст к земле пригибает сырую кисть..."
Белый куст к земле пригибает сырую кисть,
и лиловый сумрак обгрызает поля с боков,
и когда растворяется многоточие облаков —
нет таких городов, где бы можно было спастись.
Нет таких трудов, что держали бы над землей,
над второй зарей — лиловой и золотой,
а когда за обрывом станет виден конец пути,
нет такой тропинки, чтобы можно было сойти.
Можешь плакать, как хочешь, — никто тебя не упрекнет,
потому что воздух на закате похож на мед,
потому что сыростью пахнет в ночном саду,
говори что хочешь — я туда не пойду.
Там висит над бледной матиолой и табаком
неподвижный призрак с опущенным хоботком.
До того все пугает, до того за собой манит —
даже мрак распада притягивает, как магнит.
Эти мягкие тени, что движутся меж теней,
и в листве свеченье нерукотворных огней.
Говори что хочешь — я-то знаю, кто там сидит,
не отводит глаз, даже если и не глядит,
что там дышит ночью, что плещется на пруду,
что бесстыдно прикинулось яблонею в саду.
Ах, и в домах то же самое — чахлые огоньки,
словно на грядках, где празднуют матиола и табаки,
где, распластавши крылья, молча к стеклу приник
пестрой дневной психеи бледный мучной двойник.
ПРОТОКОЛЫ МУДРЕЦОВ
Говорил рабби Зеев, — Я радуюсь оттого,
Что не в силах я разглядеть и постичь Его,
Ибо кто бы вынес этот слепящий свет,
Эти бездны бездн,
Пламень Его и лед,
Ибо самый праведный цадик сойдет с ума,
Увидав серафимов пылающие дома!
— Оттого-то столько меж нами и Б-гом сфер, —
Так продолжил из Бердичева рабби Бер, —
Чтобы мы, отринув эту дольнюю тьму,
Постепенно, не сразу приближаться могли к Нему,
Возносились, отрешившись от плотских оков,
За покровом покров
Проницая границы миров...
— Что гадать впустую, — заметил абид Муса, —
Все давно записано на небесах...
Где для верных — свет, для неверных — мрак
И огонь Геенны; да будет так!
Мир таков, каким он Аллахом дан,
И на что нам Тора, ежели есть Коран!
— Тьфу ты! — сказал цадик Зуся. — Где твоя голова?
Или дома забыл, что такие сказал слова?
Или для вас невежество и не грех?
Тора, я извиняюсь, одна на всех,
Что ты, Муса, смущаешь людям умы,
Все пошли от Адама, что вы, что мы:
Измаил, сынок Авраама, ушел в бега,
Со своей мамашей — отсюда и вся пурга.
— Да уж, — вздохнул Муса, — он по всем мирам
Наплодил потомство, пращур наш Авраам...
И молвил абид ибн-Батта, — Знающему смешно
Слушать ваш спор, все религии суть — одно!
Суть лишь покровы меж смертными и Творцом,
Ибо никто не в силах обернуться к Нему лицом!
— Цадики, — молвил Зуся, — таки он прав.
У иноверцев нет, извиняюсь, прав...
Господин полицмейстер вам скажет, что на Руси
Все едино — вы суфий или хасид...
И сказал мухтиб Ибн-Хатбал, —
Говорил мне отец, что ему отец рассказал,
А ему сказал Абдаллах,
Что румяные розы вьются во всех мирах,
И поют соловьи в садах,
И восходит в небе луна,
И возлюбленная, совершенной красой полна,
Ждет меня в беседке и чашу держит вина,
И сама она как вино...
— Да, — сказал рабби Шломо, — поэта поэт
Даже без перевода поймет.
Вот буквально вчера, наблюдая сквозь мрак
Резеду и душистый табак,
Я мадам Козибродскую встретил в саду
И с тех пор пребываю в бреду.
Этих дивных сфирот ослепляющий пыл!
Эта грация серны младой!
Говорят, Козибродский на речку ходил
Обливаться холодной водой...
Опаляет, сжигает такая краса...
Козибродский зачах и
