О бесстыдницы, о недотроги! (сонеты, рондели, баллады) - Вадим Степанцов

Вадим Степанцов

О бесстыдницы, о недотроги! (сонеты, рондели, баллады)

Искушенный читатель!

Много ли ты знаешь сегодня поэтов, могущих сказать о себе:

«Я волшебен!»

Увы! В основном нынешние стихотворцы возглашают: «Я несчастен!»

Или: «Я гадок! Мир гадок. Мне все по барабану».

Или же уныло проповедуют обветшалые истины.

Они – короста человечества.

Я презираю таких поэтов.

Я волшебен, и жизнь упоительна!

Я достиг в поэзии совершенства, а в жизни – гармонии.

Мои стихи расскажут тебе об этом и, может быть, чему-нибудь научат.

Увертюра

Я потомок королей, римских пап и полководцев,ведьмы, фрейлины, гетеры числятся в моих прабабках.Я рожден не ныть и гадить – я пришел, чтоб видеть солнце,пить вино, стрелять и драться, и бабье таскать в охапках.

Есть хорошие поэты, например, Андрей Дементьев,или же Бахыт Кенжеев, пылесосов продавец,только жизнь их так банальна, так уныла и бесцветна,что да ну ее бы на фиг, а я – рыцарь, я – самец.

Серенады дамам петь, бить наотмашь их цветами,возводить дворцы и дамбы, фильмы в тропиках снимать —вот отличные занятья, вот он весь я перед вами,жнец и клирик, принц и воин, в черта, в бога, в душу мать!

Юность легким дымом прочь растворилась, улетела,только юных дней забавы все обильней и острее!Пусть свежайшие красотки ублажают это тело,кости старого Кощея майским солнцем всюду грея.

Из цикла «Десять красавиц»

…Словом, какую ни взять из женщин, хвалимых в столице,

Все привлекают меня, всех я добиться хочу!

Элен

Мой ангел, все в прошлом: прогулки, закаты.Прошу вас, немедленно встаньте с колен!..Вы сами, вы сами во всем виноваты.Элен, успокойтесь, не плачьте, Элен!

Увы, ваших нынешних слез Ниагаране смоет следов ваших гнусных измен!Пускай в этом смысле и я не подарок,но я рядом с вами младенец, Элен.

Довольно! Долой ненавистные чары,долой ваших глаз опостылевший плен!Пусть новый глупец под рыданье гитарыдает вам присягу на верность, Элен.

Прощайте, сады моих грез, где когда-торезвились амуры и стайки камен.О, как я страдаю от этой утраты!Сады сожжены. Успокойтесь, Элен.

Не надо выпячивать нижнюю губку,не надо играть отвратительных сцен,не рвите, пожалуйста, беличью шубку,которую я подарил вам, Элен!

Не трогайте склянку с настойкой цикуты,не смейте кинжалом кромсать гобелен!О, как вы прекрасны в такие минуты!Элен, я люблю вас, не плачьте, Элен.

Юлии

Нектар любви вкушаю яв объятьях злого гения,который льет в мой кубок яд,яд Вашего презрения.

Когда-нибудь без страха к Вамприблизиться смогу ли я,внимая трепетным словамиз Ваших губок, Юлия?

Ах, Боже мой! Второго дни(Вы помните? Вы помните?)остались с Вами мы одниу Вас в каминной комнате.

Я изогнулся, как лоза,над ручкой Вашей матовой.«Какой счастливец, – я сказал, —Ваш перстенек гранатовый!»

На мой невиннейший пассажВы гневаться изволили,а я хотел лишь пальчик Вашпоцеловать, не более!

Хотел поведать, что люблюдвиженья Ваши гибкие,что с жадным трепетом ловлювсе взоры и улыбки я,

что доставляют мне онетьму мигов упоительных,что жизнь не в жизнь, быть может, мнебез Ваших слов язвительных;

пусть Ваши речи жгут меня,как солнце над Апулией,ничто мне не заменит дняс божественною Юлией!

Не мучьте же меня, мой друг,отриньте беса гадкогои дайте мне из Ваших руквкусить нектара сладкого.

Диана, Диана!

В саду твоем сливы багряного цвета,как будто Христа воспаленные раны.Диана, Диана! Кончается лето.Кончается лето, Диана, Диана!

Ах! Скоро служанок проворные рукинезримого Господа снимут со сливы,восточные ветры, как турки-сельджуки,с деревьев листву обдерут торопливо

и будут их тискать от света до света,и петь, завывая, стихи из Корана.Диана, Диана! Кончается лето.Кончается лето, Диана, Диана!

С апреля я пел в твою честь «аллилуйя»,но чем ты платила за слезы поэта?За целое лето – лишь полпоцелуя,лишь полпоцелуя за целое лето!

Готова лишь первая строчка романа,придуман лишь первый аккорд для дуэта.Кончается лето, Диана, Диана!Диана, Диана! Кончается лето!

Когда-нибудь злость моя все же подточитжелезо зажавшего сердце капкана,но сердце свободы не очень-то хочет,оно предпочло бы вольеру, Диана.

Полгода в глуши! Не обидно ли это?В Люцерн уже поздно, в Париж еще рано.Диана, Диана! Кончается лето.Я скоро уеду, ты слышишь, Диана?!

Вчера, ускользнув от прямого ответа,ты мне заявила, что ты нездорова,а я на стенах своего кабинетавсю ночь выводил неприличное слово.

Богиня! За что мудреца и эстетав безмозглого ты превратила барана?Диана, опомнись! Кончается лето!Кончается лето, опомнись, Диана!

Ксения

Лунным сияньем трава напомажена,Всюду цикад неумолчное пение.В сердце поэта – кровавая скважина.Ксения, что ты наделала, Ксения!

Помнишь, как наши смыкались объятия,как сотрясали нас бури весенние?Слушай, как в горле клокочут проклятия!Их изрыгаю я в адрес твой, Ксения!

Верил я слепо, безумно и истово:ты моя жизнь, ты мое воскресение!Чувства мои благородные, чистыеты растоптала безжалостно, Ксения.

Помнишь: влетел я на крыльях в гостиную —и каково же мое потрясение!Рыжий подонок в манишке нестиранойжадно ласкал твои прелести, Ксения!

Сбросив с балкона животное рыжее,дом твой покинул я в то же мгновение.Что ты наделала, девка бесстыжая!Сердце на клочья разодрано, Ксения!

…След окровавленный по полю тянется,ночь поглотила печального гения.Пусть мое тело воронам достанется.Будь же ты проклята, Ксения, Ксения!

В утренних росах навеки застыну я,смерть уврачует мне раны сердечные…О ненавистная, о моя дивная!Лютая кара, любовь моя вечная…

Полина и апельсин (триолет)

Зачем я не родился апельсином!Мне так охота вас поцеловатьи сок вам свой по капле отдавать…Зачем я не родился апельсином!

Полина, мой котеночек, Полина!Румяный плод упал к вам на кровать…Зачем я не родился апельсином!Мне так охота вас поцеловать.

Татьяна, или Русские за границей – Дан л’Этранже

Ты залила пуншем весь клавишный ряд фортепьяно.Мне выходки эти не нравятся, честное слово.Ты черт в пеньюаре, ты дьявол в шлафроке, Татьяна,готовый на всякую каверзу снова и снова.

Друзей я хотел позабавить мазуркой Шопена,но мигом прилипли к загаженным клавишам пальцы,а ты в это время, склонившись к коленям Криспена,засунула крысу в распахнутый гульфик страдальца.

Когда же от хмеля вконец одуревшие гостиустали над нами с беднягой Криспеном смеяться,фельдмаршалу в лоб ты оленьей заехала костьюи с жирной фельдмаршальшей стала взасос целоваться.

Сорвав с нее фижмы, корсет и различные ленты,ты грубо и властно на скатерть ее повалила,и вдруг обнажились мужские ее инструменты,и старый аббат прошептал: «С нами крестная сила!»

Фельдмаршальше мнимой вест-индский барон Оливаресувесистой дланью вкатил не одну оплеуху,фельдмаршала гости мои в эту ночь обыскались,однако с тех пор от него нет ни слуху ни духу.

С тех пор ты, Татьяна, немало бесчинств сотворила,и с ужасом я вспоминаю все наши попойки,и шепот святого отца: «С нами крестная сила!» —терзает мне душу, как крысы батон на помойке.

Лебединый мадригал

Ольга, Ольга, друг мой милый,отчего на сердце сплин?Почему мотив унылыйиздает твой клавесин?

Неужели наша юностьотплясала, отсмеялась,плащ накинула, обуласьи в галопе прочь умчалась?

Ах, теперь в других гостиныхнежный смех ее звенит,средь лесов бутылок винныхпляшет огнь ее ланит.

Но бутылки те не наши —наши выпиты давненько.Мой сынок уже папаша,да и ты не молоденька.

Отчего же мне охотак сердцу вновь тебя прижатьи с упорством готтентотакринолин с тебя срывать?

Милый друг, зачем тогда тыпреступить черту боялась?Ах, зачем в моих палатахты до утра не осталась?!

Жар души давно растрачен,затянулись очи льдом,мой живот похож на мячик,ты шевелишься с трудом…

Наш альков теперь – могила,там споем, что недопето…Ольга, Ольга, друг мой милый,что же это, что же это?

Nadine