Поехали (сборник) - Остап Вишня

"Котиковая мадам" в течение какого-нибудь получаса заметно похудела и побледнела.

Больших мучителей с веселыми на лице улыбками, чем шепетовские таможенные служащие, я не видывал...

Просто какие-то изверги!..

Не берут их ни слезы, ни кокетство, ни убедительные доводы о том, например, что женская шелковая комбинация -- это прозодежда для молодого инженера, прокладывающего в Донбассе новую шахту.

Любимейшая у них фраза: "Не положено".

Убийственная фраза.

И все из-за этих проклятых двух букв _"не"_. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну, а как же все-таки проехать таможню?

Не скажу! Это очень большой секрет.

Я, например, проехал ее блестяще.

И даже служащих обвел вокруг пальца: незаметно провез резинового верблюда в натуральную величину.

-- Как?

-- Я его в подошву засунул.

Подошву у меня не отрывали -- я и провез.

А теперь не знаю, что с ним, дьяволом, делать: в комнату не лезет, дети боятся, жена ругается.

-- Ты бы лучше, -- говорит она, -- вместо верблюда котиковое манто в ботинки засунул.

Ну что ж: ошибся. Бывает!

1928 ______________________________________________________________________

"Нравствинная работа"

С Васькой Лбом мы давненько не виделись...

Когда-то мы с ним хоть и не были большими приятелями, но, встречаясь, всегда радовались друг другу..

Случайно как-то судьба свела нас с Васькой Лбом, интересы наши сошлись, и частенько мы с ним сидели за кружкой пива в "Баядерке" или в "Эврике"...

И в "Баядерке" и в "Эврике", да и в других таких местах Васька был своим человеком... И мне хотелось быть там своим...

У меня было на пиво, а Васька любил пиво (и водку тоже!), -сошлись мы, одним словом, с Васькой характерами...

Были мы с Васькой Лбом и в подвокзальных катакомбах (он и там был своим), ходили и по "малинам"...

Учил меня Васька интересной жизни, много пил, немало ел и в минуты особой любви ко мне хлопал по плечу и говорил нежно:

-- Фраер ты ищо! И хороший ты, видать, парень, свой парень, а фраер... Ничиво -- научимся! Ты тольки мине слушайся...

Мне Васька нравился... Может, потому, что он "бывший артист", а может, почему-то другому... Слушал я его охотно

-- Эх, ты, -- говорил мне Васька. -- Вон ты, кто ты такой? А я артист! Эх, если бы ты знал, какой я артист... Бывало, как выйду на сцену, как запою:

От-и-че-во же, до-ри-гая,

В ету ночь ты не-е со мно-о-ой!

Млели все!..

И Васька пел...

В такие минуты приходил служка, дергал Ваську за

рукав, говорил:

-- Петь издесь низзя!..

А Васька дотягивал ноту и запивал пивом:

-- Не буду! Чего пристал?

И задумывался... Тогда я лбом его любовался... Ах, какой у Васьки был лоб!! Какой лоб!!! Собственно, не лоб, потому что лба не было видно, а прическа на лбу... Удивительная прическа... Каким-то таким кандибобером она спускалась на лоб, волосок к волоску, потом загибалась, и бежала на висок, и терялась уже там на небольшой Васькиной голове... Но вот этот бег Васькиной прически, ее порядочек на лбу, ее "барашки" на конце волос -- все это было прекрасно и художественно закрывало маленький Васькин лоб... Подобные прически делаются только так: смачивают волосы, старательно те волосы на лоб зачесывают, а потом ладонью левой руки прижимают их ко лбу. Потом свободным движением гребешка (зубцы стоймя!) в правой руке обводят полукругом эти волосы к виску... Только тогда получается такая прическа... Иначе нет... И то не у всех она получится... А у Васьки она получалась всегда и была лучшая, какую мне когда-либо приходилось видеть... Вот какой был Васька!.. Вот какая была его прическа... Потому и нравился мне Васька... Три года его не видел... Начинал уже даже забывать... Но не сходятся, как говорят, только гора с горой.

Лежал это я как-то в городском парке на зеленой траве вверх спиной и внимательно смотрел, как между кустиками одна букашка другой головку отгрызает...

Смотрел я на это и думал думу горькую: "Почему одна букашка другой букашке голову откусывает? И почему именно голову?.." -- как вдруг кто-то сзади хлоп меня дубинкой. Глядь -- Васька!..

-- Да воскреснет?! Васька?!

-- Я!

-- Откуда? И почему тут? И почему в таком виде?

А Васька стоит передо мной, костюм на нем новый, темно-зеленый, на ногах "джими", а на левой руке перчатка замшевая...

И курит Васька "Яву". А прическа?! Еще лучше, чем была тогда!..

Пышная-пышная и не водою, видно, смочена, а не иначе как маслом...

-- Да откуда же ты взялся, Васька? И что ты теперь делаешь? Да ты, Васька, денди?

-- Спрашуешь? Живу, брат, как никогда не жил... И манеты пока вот, и работа, и нетрудная, и интересная... С любви живу...

-- Женился?

-- Смеешься, штобы я женился?! Не со своей любви, а с чужой...

-- Не понимаю!

-- Фраер ты, как я вижу, и до сих пор... Другие любят, а я живу...

-- Тебя любят?

-- И какой же ты непонятный... И не меня любят, а сами любят, а я живу...

-- Как это?

-- Ну, слушай! Тольки "ша"! Тебе одному расскажу... И штобы никакой конкуренции, потому я теперь строгой... В парке тут друг друга любять... Понимаешь?

-- Не очень понимаю...

-- Эх, ты! Вот ты сидишь у парке... И смотришь... Вот подходить трынвай... Идуть у парк парочки... Гулять вроде... Ты смотришь, какие такие в них намерения. Тут нужен нюх... Я уже нюх етой имею... Меня уже не обдуришь... Вот парочка в боковую аллею: и друг к другу очень близко... Я вроде без унимания за ними... И украдкой наблюдаю -- где сядуть... Вот приметил, где сели... Сразу не ходи... Минут так через десять -- пятнадцать на то самое место гуляешь. Гуляешь и натыкаешься... А они как раз целуются. Сразу до них...

-- А-а-а! Так вот какое безобразие?! И в обчественном месте?! Да как вам не стыдно?! Тут люди ходять, свежим воздухом, можно сказать, дышуть?! Вот какая, можно сказать, нравствинность?! Идем! Идем в контору!.. Прытокол надо составить! Пожалуйте!"

Ну, тут они, конечно, в смущении:

-- Но, товарищ, да что вы?! Да мы ничего?!

А я им:

-- Какой я вам товарищ, когда вы такие безнравствинные? Идем в контору!..

Здесь надо строгий характер выдержать...

Ну, тут они, разумеется, просят:

-- Да неудобно... Да...

-- А делать это удобно?! Идем! Идем...

-- Да гражданин...

Тут уже можно немного ослабить:

-- Можно, положим, и тут оштраховать... Квитанции со мною... Штраху десять рублей заплатите, квитанцию получите... И чтоб етого больше я не видел!

Чаще всего дают, потому что выбираешь подходящих... Берешь десятку и пишешь квитанцию... Квитанций я накупил... Пишешь: "Получено за безобразие у парке десять рублей!.."

-- Фамилие?

-- Да не надо фамилии...

-- Как не надо?.. Мине, говорю, для отчета надо...

На понт беру...

-- Да вы, -- просят, -- что-нибудь напишите там...

-- Ну, я вас жалею... Напишу какое-нибудь фамилие. Получайте, -говорю, -- квитанцию... И чтоб етого больше, -- говорю, -- не было! Идите!..

Они -- ходу... А я себе гуляю дальше...

Так за день, смотришь, до пяти червяков и наштрафуешь... Живется, как видишь, неплохо... И опять-таки и работа нравствинная...

Васька встал и пристально куда-то засмотрелся...

-- Ну, будь! Клюнуло, кажется... Беспокойная работа! Прощай!

И побежал Васька... А я смотрел ему вслед и думал: "Вот тебе и Васька! Моралист, сукин кот!"

1926 ______________________________________________________________________

Певец печали нашей

Этого "певца печали нашей" можно почти ежедневно увидеть и услышать в пригородных наших поездах.

Я его слушал совсем недавно (три дня тому назад) на перегоне между Змеевом и Харьковом по Донецкой железной дороге.

Очень жалостливые песни поет он перед пассажирами, чтобы затем, закончив петь, протянуть руку и еще более жалостливо произнести:

-- Обратите, граждане, внимание на мое бедственное положение.

Он поет очень длинную "поэму", которая называется "Отец и дочь".

О глубокой трагедии в той песне рассказывается на мотив "Кирпичиков":

Ни кирпичики, ни чугунчики

В Ленинграде теперь не поют,

А поют теперь песни новые

И на новый мотив передают, -

но "передают" ее не "на новый мотив", а на мотив старый, на мотив "самых что ни на есть революционных" "Кирпичиков".

Эта "песня новая" знакомит слушателей с тем, как

На кладбище Митрофания

Отец дочку зарезал свою.

"Отец, мать и дочь жили весело", но потом над малюткой насмеялась "злая судьба" -- померла у нее мать.

Отец "нашел себе жену новую", которая возненавидела семилетнюю "крошку" и "отцу вот задачу дала":

Всей душой люблю тебя, миленький,

Только жить мне с тобою невмочь.

Говорить тебе только совестно:

Жить с тобою мешает мне дочь...

Ты убей ее иль в приют отдай,

Только сделай ты все поскорей.

А не сделаешь, я уйду тогда

И одна буду жить веселей.

Отец не выдержал. Агитация новой жены сильно на него подействовала, и вот:

Мысль зверская пришла в голову,

И не стал свою дочку любить.

В детский дом отдать было совестно,

И решил зверь-отец дочь убить.

Обдумав все это, отец повел дочь на кладбище, на могилу своей первой жены, и: