Поехали (сборник) - Остап Вишня

При пологих угольных пластах, когда уголь вырубается ручным способом -- обушком, саночник вывозит из забоя уголь в штрек.

Согнутый всегда в три погибели, он тащит санки с десятью -двенадцатью пудами угля на расстояние до шестидесяти метров.

И хорошо, если только согнутый... А если пласты угля меньше, чем в метр толщиной?!

Тогда приходится на коленках, а то и на животе тащить тяжелые (сто тридцать -- двести килограммов) санки..

Честь и хвала ему!

Пусть скорее отойдет он в прошлое, и пусть останется о нем память как о герое, а о его труде -- как о каторжном труде, но почетном... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Новые времена звенят над советским, над социалистическим Донбассом.

Машина идет высвобождать человека от тяжкого, порой невыразимо тяжкого труда...

Отодвигается "обушок" -- его место занимает отбойный молоток...

-- Эй, отбойный молоток! Поберегись! Я иду! -- гудом гудит врубовая машина.

И затихает рокочущий молоток перед врубовыми...

Все они врезаются своими стальными зубами в черное золото, помогая бурными темпами строить социалистическое Отечество.

Освобождается забойщик...

Саночника от его шлейки освобождают скрепера, конвейеры...

Коногона и коней -- электровагончики...

А на помощь машине летят-спешат рабочие-изобретатели Карташовы, Филимоновы, Касауровы, Либхарты, Епифанцевы...

Общими усилиями машины и рабочего ума вырываются из подземного царства человеческие нервы, человеческие мускулы, и на отработанном рабочем теле высылает тяжелый пот!

А над всем этим, над всеми словами, над всеми вещами" над всеми явлениями -- ив шахтах и на-гора -- доминируют два самых интересных, самых нужных, самых могучих слова...

Слова эти: "тонна" и "процент".

И самым радостным будет для всех -- и на шахтах, и за пределами шахт, и в Донбассе, и на Украине, и в Союзе, и во всем мире для всего международного пролетариата, -- когда около этих слов будет стоять:

"Донбасс в третьем решающем году пятилетки дал 56 000 000 тонн, то есть 100 процентов!"

А для этого:

-- Ты добычу дай! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Автор уже слышит ядовитые голоса:

-- А почему вы не сказали, что такое "на-гора"? Такое специфическое для Донбасса выражение, а вы его обошли... Ага?

Автор отвечает:

-- Кто внимательно читал это вступление, тот, наверное, встречал несколько раз выражение "на-гора". Следовательно, автор его не забыл и вполне его признает... Но объяснять его автор не брался, потому что это выражение достаточно популяризовано.

Автор считает лишним популяризовать уже популяризованное...

Слышится возмущенный голос:

-- Донбасс и без дымовых труб... и без кудрявого из труб дыма, который застилает небосклон... Даже, кажется, есть такое стихотворение о Донбассе:

Димарями земля поросла,

Буйним зiллям [4] прийдешнього часу.

Автор, между прочим, не может согласиться с поэтом, что дымовые трубы -- "зiлля"...

Но это не значит, что автор их не признает... Трубы он признает, трубы он в Донбассе видит, видел и будет видеть, но воспевать дым не будет. Категорически об этом заявляет! Категорически!

Автор знает, что дым -- это нерациональное растранжиривание нашей промышленностью топлива!

Автор -- за рационализацию, за экономию топлива и расточительство воспевать не хочет.

Когда автор видит вдохновенного поэта, который уставился в кудри седого, даже черного из труб дыма, ему чуть ли не кричать хочется, чтобы оштрафовать того поэта рублей на полтораста за соучастие в нарушении обязательного постановления об экономии топлива!

Тогда бы он не любовался дымом, а писал бы стихи о том, как повысить добычу в Донбассе.

Вон как! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А что автора особенно возмущает -- это истерика донбасских домен.

-- Как?! О Донбассе и без нас?! Домна всегда была на первом месте! Мы протестуем! Какой такой роман о Донбассе без нас?! Это -нахальство! Мы будем жаловаться Рабису! Мы...

Автор отвечает домнам:

-- Слушайте, товарищи! Автор прекрасно знает, что вы играете первые роли во всех индустриальных романах, драмах, комедиях и трагедиях! Он чудесно знает ваш темперамент! Он сам видел, что, когда вы на сцене вместе с товарищем -- коксом и с драматической старухой -железной рудой, страсть из вас вырывается огненными лавами, но в этом романе автор вам роли не даст! Может, когда-нибудь в другой раз он вам даст роль весом в целый пуд, а теперь ни одной строки!

-- Это... свинство!

-- Слушайте, товарищ Домна! Кто автор?! Автор или вы?!

-- Мы в Главискусство! Мы...

-- Жалуйтесь хоть самому Николаю Алексеевичу Скрыпнику [5] ! В этом романе главную роль будете играть не вы, а откатчица Катя, и не ваш любовник кокс, а коногон Вася! Ты добычу дай! А жаловаться всякий умеет!

До свидания!

1931. ------

[1] "Пришел, увидел, победил" (лат.).

[2] Примечание для редакторов украинского языка. Я попрошу оставить добычу (ударение на "о"), хоть и знаю, что у редактора зачешутся руки исправить это слово на "добывание". Не нужно! Пусть будет добыча. -- О.В.

[3] _Обрiй_ -- горизонт.

[4] _3iлля_ -- зелень, трава.

[5] _Н.А.Скрыпник_ -- в те годы народный комиссар просвещения УССР. ______________________________________________________________________

"Перестрах"

-- Раздевают!

-- Кого раздевают и где раздевают?

-- В городе раздевают! Всех! Как только стемнеет на дворе -- и не рыпайтесь!

-- А кого же раздели?

-- Ну я не знаю, кого именно раздели, а что раздевают -- факт!

-- Ну, вот из вашего дома кого-нибудь раздели?

-- Нет, из нашего еще никого не раздели, а вообще в городе очень много случаев грабежа!

-- Ну, где именно? Кого именно?

-- Ну, не могу ж я вам точно сказать, где именно и кого именно, я вам не уголовный розыск!

И даже рассердилась наша собеседница...

-- Я сама вечером никуда не выхожу да и вам не советую... Придете домой, как Адам. Фигового листочка даже не найдете по дороге -зима... Рукою будете прикрываться...

... А веселый и чернявый артист одного из столичных театров, собеседник нашей небольшой компании, заливался звонким смехом.

-- Чего вам так весело? Оттого что раздевают?

-- Вот послушайте, что я вам расскажу...

-- Ну-ка, ну...

-- Было это, дорогие мои, тогда, когда еще не совсем утихла гражданская война, когда кое-где еще по лесам и в камышах гремели обрезы, агонизируя под натиском героических отрядов Красной Армии, когда обыватель еще был полным-полон "страха и перестраха" гражданский войны.

Было это в том городе [1], что тогда не носил еще названия Днепра, соединенного с именем всеукраинского старосты, а назывался тот город именем царицы, прославившейся не столько мудростью, сколько постельным темпераментом, который пугал даже откормленных и молодых императорских гвардейцев...

И вот внезапные страшные слухи:

-- Раздевают! Ни проехать, ни пройти!

Ну, вы сами, дорогие мои, понимаете, что такие слухи, да еще в городе, где обыватель еще помнил и пьяно-кровавый разгул махновцев, и водочно-палаческое "самодержавие, православие и народность" деникинско-врангелевских "маладцов", -- слухи эти, -- говорю вам, -загнали в норы трусливого обывателя.

И вот было это темной ночью...

Засиделась небольшая компания не то на именинах, не то на крестинах, точно не знаю, где она уж там засиделась. Только засиделась она до той поры, когда начинают драть свою глотку петухи...

-- Придется ночевать! -- говорит хозяин.

-- Придется! -- говорят гости. -- Кто же отважится пойти глухой ночью домой, да еще в такой час, когда ни пройти вам, ни проехать!

-- А я пойду, -- говорит доктор Василенко,

-- Что вы, что вы?! -- в один голос со страхом закричали и хозяева и гости.

-- А я пойду, -- говорит доктор Василенко.

Доктор Василенко -- симпатичный, веселый мужчина, прекрасный товарищ и отчаянный парняга...

-- Что вы, что вы! Да ограбят же и убьют!..

-- А я пойду! Убить они меня не убьют, а если ограбят, черт с ними. Пальтишко у меня такое, что вряд ли разбогатеют. Да еще едва ли так уж и грабят, как об этом болтают... Давайте проверим.

-- Что вы, что вы, что вы! Если себя не жалеете, пациентов своих пожалейте!..

-- Прощайте! Пойду!

И пошел, дорогие мои товарищи, доктор Василенко домой.

На улице было темновато. От центра не близко...

И хоть доктор Василенко был отчаянным парнягой, хоть и веселым он был мужчиной, товарищи мои, однако ночь была глухая, до центра не близко, а слухи о грабежах свое дело сделали, и было на душе у доктора Василенко все-таки немножечко, по правде вам сказать, муторно.

Вот идет себе да идет доктор Василенко. Идет вперед, а назад оглядывается и во все стороны озирается.

Вдруг из-за угла фигура какая-то выставляется.

"Ну, -- думает доктор Василенко, -- есть. Это передовик, а за углом шайка... Прощай, пальто, прощайте, и брючки!"

Поравнялся доктор с фигурой, пристально к ней присматривается и не очень к ней приближается...